Наталья Ручей - Твое желание. Фрол

Он приподнимает пальцем мое лицо, усмехается, целует в губы, но не найдя должного отклика, откидывается на спинку дивана.

— Что скажешь своему джинну? — интересуется он, скользя по моим губам большим пальцем. — Может быть, выразишь ему свою благодарность?

— Спасибо, — я усиленно давлю зевок, укладываю голову обратно ему на грудь и, тяжело выдыхаю: — Благодаря тебе я теперь точно знаю, что кровать придумали слабаки.

И, кажется, все-таки засыпаю, прослушав хрипловатый смех в качестве колыбельной.

Прямо так, сидя сверху мужчины и обнимая его. А, раньше помнится, я все никак не могла понять и ужасно переживала по этому поводу — как коалы спят на деревьях и при этом не падают?

Легко. И дело не столько в когтях — проверила на себе. Нужно просто найти правильное, свое «дерево», которое не попытается тебя сбросить, а если что — переложит туда, где удобней. Еще и прикроет — или листиками, или клетчатым пледом, что, конечно, гораздо приятней.

***

Открыв глаза, не сразу понимаю, где я. Потом замечаю свет настольной лампы, документы и сидящего за столом Фрола. Уже в одежде. Сосредоточенное лицо, поджатые губы, что-то подчеркивает ручкой.

Не хочется его отвлекать, но, видимо, я как-то себя выдаю, потому что он поднимает голову и смотрит на меня.

— Выспалась? — усмехается.

— Наработался? — улыбаюсь в ответ.

— Пожалуй, на сегодня достаточно, — он складывает документы в папку, поднимается и прячет их в сейф, который я не сразу заметила. — Ну что, едем домой?

Откинув плед, нехотя поднимаюсь с дивана, разминаю плечи, расправляю джинсы, которые, конечно, не мнутся — в общем, тяну время, а потом все же озвучиваю то, что все равно кто-то из нас должен затронуть.

— Может, мне лучше к себе?

— Чем лучше? — он дает на раздумья минуту и задает новый вопрос. — И кому?

У меня много ответов, начиная с халата и отсутствия запасных вещей, заканчивая тем, что мы ведь не обговаривали вариант совместного проживания. Значит, у нас у каждого своя территория, своя жизнь, зона личного комфорта и так далее. Конечно, можно попросить заехать за моими вещами, но тогда это получится почти переезд. Частичный — так точно. Многие мужчины до жути боятся появления в своем доме женских тапочек, потому что с этого все и начинается, а я бы точно свои захватила в первую очередь.

— Ладно, поехали к тебе, — не хочу доводить его до инфаркта и заставлять наматывать по городу дополнительные круги в позднее время, — но завтра мне точно нужно домой.

На этот раз он принимает мои слова без оговорок. Возможно, понимает, что я не хочу появляться на работе в той же одежде, в которой была в пятницу. А, возможно, три дня — это все, на что он рассчитывал. Еще одна ночь — и с нас хватит.

От этой мысли становится тягостно, но все же она ближе к нашей реальности, чем «и жили они долго и счастливо».

Из клуба мы уезжаем в половине четвертого ночи — или скорее, утра. Не знаю, откуда у Фрола силы, но из нас двоих уставшей выгляжу я. Посматриваю на свое отражение в зеркальце, вздыхаю, но исправить ничего не могу.

Дома, кстати, Фрол тоже спать не спешит и предлагает выпить по бокалу вина. Чтобы еще разок не уснуть, я иду в душ. И на этот раз нахожу в тяжелом халате положительные моменты — пока я добредаю из ванной до гостиной, уже все готово: красное вино поблескивает в бокалах, а на тарелках нарезки и фрукты, открыта коробка конфет.

Несмотря на подготовку Марьей Ивановной, я на такие подвиги не готова, и выбираю только вино.

Не помню, говорили ли мы о чем-то. Если и да, надеюсь, это не было важным, потому что, несмотря на мои старания, уж слишком клонило в сон. Я, честно говоря, и смутно помню, как оказалась в кровати.

Ночью просыпаюсь от того, что мне немного прохладно. Тяну одеяло, которое каким-то образом оказалось в ногах, а потом вспоминаю, что у меня есть еще более быстрый способ согреться.

Фрол спит на самом краю огромной кровати, как будто боится, что мне мало места. Тихонечко, чтобы не разбудить его, прижимаюсь к его теплому боку, накидываю одеяло поверх нас обоих, и удовлетворенно вздыхаю.

Мне кажется, так нам двоим гораздо удобней.

Хотя спустя пару мгновений Фрол тяжело вздыхает, поворачивается ко мне лицом и сонный, не открывая глаз, накидывает все одеяло на меня. Кажется, еще и что-то возмущенно бормочет.

Ну ладно, если ему так жарко…

Поправляю одеяло, чтобы было комфортней — два слоя и для меня тоже лишнее, подбираюсь опять под теплый бок Фрола и обнимаю его. Он опять что-то бормочет. Наверное, снится что-то волнительное.

И только я закрываю глаза, как слышу, что он тянет одеяло и укутывает меня в него, словно в кокон. А когда я снова выбираюсь из этого теплого укрытия и снова выбираю всего один слой одеяла и его в качестве дополнительной грелки, Фрол вздыхает, утыкается лбом мне в плечо и тяжело дышит, как будто после долгого бега.

— Фрол, — шепчу я, поглаживая его по плечу, спине.

Лучше уж пусть он проснется, чем такой сон. И лоб у него холодный, и дыхание все никак не выравнивается.

— Фрол… — пытаюсь разбудить его и снова глажу по напряженной спине.

Не просыпается, снова что-то бормочет. Обнимаю его сильнее — пусть кошмары уйдут.

Он беспокойно ворочается, вздыхает, а потом убирает мою руку от себя и с сожалением выдыхает:

— Нельзя…

— Что — нельзя? — не понимаю я, сомневаясь, что вообще расслышала правильно.

— Нельзя тебе, Тань… — шепчет он на этот раз довольно разборчиво.

После чего тяжело вздыхает, не открывая глаз, осторожно переворачивается на другой бок, стараясь случайно меня не задеть, и, кажется, наконец, окунается в спокойный сон, без каких-либо сновидений.

А вот я уже уснуть не могу.

Заманчиво было бы думать, что Фрол так устал от домогательств нашего менеджера Тани, что даже во сне просит оставить его в покое. Вот только самообман — бесполезное дело, и я слишком хорошо помню, что именно и с какой нежностью он говорил во сне другой женщине.

Он беспокоился, чтобы она не замерзла. И именно когда я его обнимала, он с сожалением сказал, что нельзя…

«Тебе нельзя»… — вот дословно.

Ей нельзя, не ему.

Нежность, забота и эти слова — все указывало на то, что он представляет рядом с собой другую женщину, которая или тяжело переносит беременность, или вообще на последнем сроке.

Ей нельзя.

Ему можно.

Возможно ли, что именно поэтому рядом с ним я? Просто временно заменяю ту, которую надо беречь.

Первый порыв — растолкать Фрола, спросить у него прямо и тут же уехать, но прислушиваюсь и понимаю, что дыхание ровное, он действительно крепко спит. А с учетом, как поздно мы легли, и каким беспокойным был его сон…

Не решаюсь будить.

Несмотря ни на что, очень хочется прикоснуться к нему, обнять, притвориться, что ничего не было, просто мне тоже что-то приснилось… И чтобы избежать этого искушения, я тихонечко поднимаюсь, закрываю дверь в комнату, принимаю прохладный душ, который не освежает, одеваюсь в свою одежду и перебираюсь на кухню.

То, что теперь халат не тянется шлейфом по полу, не приносит ожидаемой легкости. Кофе, который варю, не приносит привычного удовольствия — горчит. Даже с двумя ложками сахара, которые добавляю, чтобы убить эту горечь. Пытаюсь перебить вкус конфетами, но такое ощущение, что жую просто расплавленную фруктозу. Даже название на коробке проверяю — нет, хорошие, я такие люблю.

Выключаю свет, подсаживаюсь к окну, и бездумно наблюдаю за тем, как в воскресенье нехотя просыпается город. Всего в двух окнах загорается свет, и тут же нерешительно гаснет. Даже рассвет сначала выпускает красную полосу, а потом растягивается сизыми, светлеющими пятнами в небе.

И чем светлее становится за окном, тем я отчетливей понимаю, что нет, не верю. Не может мужчина, который так заботится о своей женщине, даже если ей временно и нельзя, открыто заводить и бросать одну любовницу и тут же заменять ее новой. Даже с учетом того, что мы договаривались о необременительных отношениях, что в этой квартире он не живет и что у него где-то за городом имеется дом, я просто не верю, и все.

Если он так оберегает женщину, что даже прикоснуться боится, чтобы не навредить, как он объяснит ей то, что его нет рядом с ней целых три дня?

Если только она не в больнице…

Предполагаю и тут же отбрасываю этот вариант, как нелепый. Если она так ему дорога, он бы все равно был рядом с ней, хотя бы раз, пусть только раз, но проведал. А он был со мной — на свидании, дома, в клубе и на работе. Неотрывно со мной. И не хотел, чтобы я уезжала.

Вроде бы все мысленно раскладывается по полочкам, все логично и правильно, если только…

Если только эта женщина не находится на лечении, например, за границей, куда при состоятельности Фрола отправить ее проблемы не составляет.

И пока она далеко…

Не хочу верить, пытаюсь изгнать эти мысли, но они как отрава медленно расползаются — к самому сердцу. Сжимают его тисками — не вырываться, душат, гонят на улицу. И я поджимаю пальцы ног, чтобы не сорваться в трусливый забег — без слов, объяснений и ненужных, жалких прощаний.

Потому что я не хочу вот так.

Я очень хочу верить мужчине, который спит сейчас в комнате. Хочу верить в то, что оговоренные условия наших с ним отношений — это единственная разделительная черта между нами.

А еще мне очень хочется стать к нему чуточку ближе, увидеть его глаза, когда он проснется, ощутить его прикосновения, когда где сон и явь разобрать еще сложно и понять, почувствовать — кого он все-таки обнимает на самом деле.

Меня.