Улыбчивая, веселая, и как будто живая, хотя и на фотографии.

Приближаюсь к ней и замечаю не только это — на массивной полке несколько фотографий в рамочках, а рядом с ними — цветы. Те самые розы, которые плакали на подоконнике.

Макар стоит у меня за спиной, не делая больше попыток меня увести. И я рассматриваю то, что было скрыто за этой дверью, то, чего я не видела, не замечала, хотя была рядом.

На одной фотографии девушка в одиночестве, и фотограф словно любуется ею — столько света, тепла, и трогательный момент, когда она вдыхает аромат розовых роз. Букет настолько огромен, а она такая хрупкая, практически невесомая, что удивительно, как она его держит.

На второй фотографии уже двое. Та же девушка и мужчина — светловолосый, смеющийся, обнимает ее, и даже через снимок можно почувствовать вкус этих отношений. Здесь не нужно долго гадать над названием. Они любят друг друга. И словно в знак их любви на шее и каждого по кулону — инь и ян. Пока еще амулеты раздельно, наверное, потому, что сердца бьются вместе.

Я долго смотрю на мужчину. Не потому, что пытаюсь его угадать. Я знаю, что это Фрол — да, другой, прическа его сильно меняет. Но меня больше привлекает другое — взгляд.

Смотрел ли он так на меня хоть однажды?

Не помню.

Не знаю.

Наверное, нет.

Заставляю себя сделать шаг, потому что иду как по битым осколкам, и смотрю на третью фотографию, с которой дышит реальность. Та же девушка, но стрижка короткая, да и волосы уже не такие густые, и цвет… цвет другой. Перекрасились или…

Нет, понимаю, всмотревшись в ее осунувшееся лицо и глаза, полные грусти — не сама она убила свою красоту.

Да и мужчина с ней рядом другой.

Нет, это Фрол, и он тоже улыбается, но такую улыбку я видела. И здесь у него уже нет его светлых волос.

Еще раз смотрю на девушку, и, кажется, понимаю…

Квартира, в которой хозяин появляется редко, эта комната, страх и радость домработницы при знакомстве со мной, последние дни, когда Фрол погружался в себя, внезапное исчезновение, оговорка Макара про дату, алкоголь, эти снимки, на которых видны кардинальные изменения двух людей, цветы, похожие на те, что держала счастливая девушка, только стебли увиты черной траурной лентой…

Хочу обернуться, хочу броситься к Фролу, хочу вырвать его из этого состояния, из тумана прошлого, по которому он все еще бродит, но его хриплый, уверенный голос меня прогоняет:

— Иди…

И я ухожу.

Потому что не представляю, как бороться с тем, кого уже нет, но кого не хотят отпускать.

В отличие от меня.

Ее помнят, любят и всеми силами пытаются удержать, пусть даже так, отголосками памяти и нетронутой территорией, на которой она появлялась, где, наверняка, была счастлива.

Мне предлагают даже исчезнуть.

И чем дальше я ухожу от мужчины, чем больше шагов нас с ним разделяют, тем настойчивей бьется мысль — а, может, он прав? И мне действительно лучше исчезнуть.


***

На улице меня встречают порывы холодного ветра — распахивают мою дубленку, замедляют мои шаги, словно уговаривая вернуться обратно.

Хотела бы — не могу.

Упрямо застегиваю дубленку, прорываюсь вперед, к серой машине, которая меня увезет, прочь от этого дома, от всего, что там остается. Скольжение по маленькому островку льда — последняя попытка меня удержать. Не знаю, кто так старается с намеками — стихия или Вселенная, но Макар помогает мне сохранить равновесие, и я двигаюсь дальше.

Странно — казалось, что стоянка так близко, а идем к ней целую вечность. Или нет… Мне просто кажется, что иду. В какой-то момент приходит осознание, что я сделала всего пару шагов, а сейчас цепляюсь за куртку Макара, отчаянно дышу ему в грудь и словно не могу надышаться.

— Оля, — ветер доносит до меня слова парня, — поверь, завтра все будет, как прежде. У вас с ним не те отношения, чтобы…

— Это Таня? — перебиваю его.

Он кивает.

— Оля, — снова пытается до меня достучаться, — я же вижу, у вас с Фролом не те отношения, чтобы вот так все закончилось. Он относится к тебе не так, как… в общем, не так, как к другим. Здесь просто совпало. Я сам дурак — забыл, какой день, притащил тебя…

Поднимаю голову, всматриваюсь в глаза, в которых плещется лавиной раскаяние, и качаю отрицательно головой. Не потому, что хочу его успокоить. Просто ведь правда в другом.

— «Не так, как к другим» — говорю ему, — слишком мало, чтобы забыть о любви.

Он матерится, сжимает мои плечи и одновременно прижимает сильнее к себе, заметив, что я начинаю дрожать.

— У него к тебе серьезные чувства, — твердо чеканит он. — Это то, что я хотел тебе сказать. Тебе просто нужно немного подождать — он сейчас сам не свой.

— Да, серьезные — соглашаюсь, — он смог меня убедить, что это чуть больше, чем секс для здоровья.

Он хочет оспорить, снова что-то сказать, но я не могу больше слышать от него то, что хотела бы услышать от его старшего брата. Нет сил. Это просто невыносимо.

Отталкиваюсь от парня, чтобы снова идти вперед, даже если не дойду до машины — куда угодно, только бы подальше отсюда. Но, видимо, идти снова не получается, потому что Макар меня останавливает, чуть встряхивает, чтобы взглянула на него, и приказывает:

— Подожди меня здесь. Я подъеду.

Провожаю взглядом мужскую фигуру, а потом отрываю себя от него — нужно сосредоточиться, вернуться в реальность, нужно просто дышать глубоко, выспаться, вычеркнуть, все забыть. Хочется свернуться калачиком, укрыться теплым пледом и пить какао, которое ненавижу.

Не знаю, почему именно этот напиток кажется сейчас самым желанным. Возможно, я верю, что неприятное вытеснит все приятное, все, к чему так отчаянно тянется сердце.

Какие-то громкие голоса привлекают мое внимание, выталкивая из полусонного, или честнее сказать — из полубессознательного состояния. Машинально слежу за эффектной брюнеткой, которая выходит из красной иномарки, и раздраженно топает по белому снегу черным сапожком.

— Брысь! — цедит она, поджимая ненатурально пухлые губы. — Брысь, я тебе говорю!

И я замечаю, что у ее ног сидит серый котенок. Ну как котенок — месяца два или три. Немного испуганный, смотрит на нее изумленно, как будто не понимает, что происходит.

— Кирилл, — окликает брюнетка водителя, — я же просила тебя увезти эту мерзость подальше!

— Так я увозил, — пожимает плечами мужчина.

— В соседний двор?! — пуще прежнего раздражается женщина. — Почему он второй раз возвращается?!

— Тань… — вяло спорит водитель.

— Кирилл, если это тупое существо не желает жить, реши вопрос кардинально!

— Ок. Только поставлю машину.

Иномарка отъезжает к парковке, а женщина, не глядя на котенка, который бежит следом за ней, быстрым шагом направляется к дому. Поравнявшись со мной, одаривает меня колким взглядом, наверняка полагая, что тем, кто в такой одежде, даже у ее парадного нечего делать. И не оглядываясь, скрывается в здании, чуть не прищемив дверью котика.

Тот остается сидеть.

Жалко мяукает, пытаясь дозваться, жалобно скребет лапкой по массивной двери, но куда ему взломать кодовые замки и растопить ледяное сердце?

— Оля! — слышу окрик Макара.

Вижу боковым зрением, что машина уже рядом с парадным и, не раздумывая, не дожидаясь, пока вернется водитель брюнетки, подхватываю котенка. Он сопротивляется, рвется, все еще надеется, что это ошибка и хозяйка его просто потеряла и не может поверить, что он вдруг нашелся.

Но я прижимаю его к дубленке сильнее и вместе с ним сажусь в машину Макара.

Не могу сказать отчетливо, что мною движет. Я никогда не хотела у себя в доме животных, прекрасно понимая, что это ответственность, смена привычек. Возможно… да, признаюсь, мелькала такая мысль, что хотя бы одно существо, хотя бы одну жизнь я уведу у Татьяны.

Котенок не успокаивается — крутится у меня в руках, беспомощно поглядывает в окна машины, царапает мои пальцы, но так даже лучше. Легкая боль отрезвляет, не позволяет снова скользнуть на дно. И я прохаживаюсь по острой грани реальности, пытаясь свыкнуться с тем, что случилось.

Не так быстро, не сразу, и не тогда, когда перед глазами мелькают все лучшие моменты моих последних, уже законченных отношений — все понимаю, и все равно пытаюсь выжечь их как можно быстрее.

Мы долго едем в полном молчании. Макар бросает на кота всего один взгляд, не интересуясь, почему пассажиров вдруг стало двое. А потом, просто так, без какой-либо подготовки или вступления начинает рассказывать…

— Таня… — он вздыхает и делает паузу, глядя прямо перед собой, на дорогу.

И я тоже смотрю на серо-белое полотно, чтобы не сорваться на крик, чтобы не выскочить из машины, чтобы не заткнуть уши, что будет выглядеть малодушно, по-детски, чтобы не врать, что не хочу знать, неинтересно, неважно…

Выдыхаю, глажу кота, который царапает еще жестче, оставляя глубокие красные полосы на ладонях, и слушаю.

К счастью, мы уже подъезжаем, или Макар щадит меня, потому что не рассказывает о том, как счастливо его брат был с другой. Или дело в том, что мужчины в принципе излагают сухо и без эмоций, но я благодарна, что он делится со мной выжимкой информации, а не трогательным романом мужчины, который мне все еще дорог.

Слушаю, вслушиваюсь в голос Макара и да, конечно, я понимаю…

Фрол и Татьяна встречались два года. Когда они познакомились, ей было всего девятнадцать — молодая девчонка, веселая, и так любила жизнь и всех окружающих, что заражала и их этой светлой любовью.

Эта квартира покупалась для того, чтобы они жили там вместе. Элитная новостройка, тихий комплекс, детские площадки, все удобства для молодой пары с серьезными отношениями. Казалось бы, радуйся и живи!