Лейла замирает. Ловлю последнюю волну ее оргазма, выхожу из нее. Громкие стоны Ирмы звучат где-то вдалеке, по ту сторону. Такое чувство, что все окружающее нас пространство стало вдруг несуществующим, неважным. Есть только она. В моих руках.


- Отпусти, – ее рычание - словно поток ледяной воды. Обернувшись, яростно испепеляет взглядом.


– Я ненавижу тебя. Отпусти, иначе, клянусь, я убью себя, - ее подбородок дрожит, в то время как по щекам катятся слезы. В глазах еще остались последние отблески пережитого только что оргазма, и вкупе с внезапно вспыхнувшей злостью они превращаются в дикий коктейль, разжигающий во мне новое пламя гнева. Больше всего в жизни ненавижу фальшь и лицедейство.


Оттолкнув меня, она поднимается. Наручники снова впиваются в кожу, но ни мне, ни ей до этого нет никакого дела. Лицо Лейлы искажено в гримасе гнева. Ноздри раздуты, а грудь высоко поднимается от рваного дыхания.


- Отпусти. Я видеть тебя не могу. Тошнит, - цедит сквозь зубы, стирая рукавом слезы. Бл*дь, как же она бесит меня такая… Фальшивая до мозга костей.


- Не надоело притворяться долбанной целкой? Че ты строишь из себя? - смеюсь ей в лицо. Не знаю, что за игру она затеяла, только мне совершенно неинтересно. Пора заканчивать с этим бредом. Тр*хнуть ее, и дело с концом.


- Пошел к черту, ублюдок, - выплевывает девчонка, сотрясаясь всем телом.


- Я-то пойду, но вот сначала развлечемся с тобой хорошенько, - поднимаюсь за ней. Лейла замирает. В ее глазах появляется страх, но я не верю. Больше не проведет меня. Медленно тянусь к карману. Делаю все не спеша, специально растягивая удовольствие. Вытянув ключ, расстегиваю наручники. У меня нет никакого желания брать ее насильно. Она сделает все сама. Просто нужно заставить ее перестать играть.


Стоит наручнику раскрыться, она тут же одергивает руку, прижимая к груди.


- Пойдем, - приблизившись, пытаюсь обнять ее за шею, но она отталкивает меня, отскочив.


- Нет, не трогай, - ломаным голосом, сотрясаясь всем телом от рыданий. - Ты думаешь, такой ох*енный? Бабы все перед тобой раком встают, стоит тебе поманить?! Не мечтай! Ты не только не в моем вкусе! Меня тошнит от тебя! Ты – избалованный деньгами кусок дерьма! – каждое ее - слово ядом по венам. Стоит передо мной маленькая, ниже на две головы. В глазах – океан ярости, руки сжаты в кулаки. Такое чувство, что броситься готова на меня в любой момент и растерзать на кусочки. Я привык к колкостям и гадостям, для меня это пустые звуки. Отчим научил, а детский дом закрепил умение ограждаться от всего. Хотя, признаюсь, в последнее время мало кто осмеливается говорить мне что-либо плохое. Мне всегда было плевать на пустой треп людей. Но то, с какой ненавистью она выплевывала эти слова, что-то делало со мной. Будто внутрь, в грудь вставляла раскаленное лезвие ножа и проворачивала медленно, заставляя задыхаться от сковавшего спазма.


- Я знаю таких, как ты, - продолжает кричать. – Моральный урод, считающий, что тебе все позволено! Никчемное существо! Да кем бы ты был, если бы не богатенький папаша, целующий тебя в попку? Ты был бы никем! Пустым местом, таким же, как и я. Так вот, знай, - приблизившись, тычет пальцем мне в грудь. - Я лучше сдохну, чем лягу под тебя!


Я буквально ощущаю вибрацию гнева, заполоняющего мое нутро. Он будто вирус распространяется по крови, внедряясь в стенки сердца. Я ненавижу ее. Готов придушить. Вытр*хать из нее эту спесь, это умение довести меня до края буквально в пару слов. Да кто, бл*дь, она такая, чтобы учить меня жизни! Она думает, знает меня?! Ни х*ра! Даже сотой доли правды не знает!


Понимаю, что если сейчас не переломлю себя, не отпущу, прикончу ее. Запру в одной из ВИП-комнат и затр*хаю эту стерву до смерти. И я уже было хочу это сделать. Потянуться, чтобы схватить ее, и потащить за собой. Но что-то не дает мне сделать этого. Какое-то неуязвимое, неосязаемое чувство.

- Да пошла ты к черту, - слетает само собой. Не хочу ее видеть. Отвернувшись, срываюсь в самую гущу толпы.


Перед глазам - пелена кровавая, в штанах жуткий стояк, а в венах пульсация. Пьяной походкой направляюсь к бару. В голове только одна мысль: вытравить ее, выжечь, выбить из себя. Заливаю в себя алкоголь, стараясь начисто стереть долбанную суку из памяти. Цепляю двух телок с танпола, по дороге к ВИП-комнате беру еще одну. Падаю на мягкий матрац кровати. Не тратя времени, расстегиваю ремень, выпуская наружу каменный член.


- Соси, - хватаю брюнетку, ласкающую мою грудь, за волосы, нагибаю так, чтобы она с легкостью вобрала меня в рот. Откидываюсь на подушки, и в следующий момент вторая сучка накрывает поцелуем мои губы.


‌​​Глава 11

Перед глазами стояла пелена, руки до сих пор тряслись от нервного состояния, несмотря на то, что после моего побега из того жуткого заведения прошло уже больше пяти часов. Полночи безвольной массой провалялась на полу душевой. Лежала под струями горячей воды, желая смыть с себя все вместе с памятью. Только от этой грязи ни одним мылом не очиститься.


Когда моя кожа стала красной от жара, а к горлу подкатила тошнота, преодолевая головокружение, я выбралась из ванной. Закутавшись в полотенце, вышла в комнату. Рухнула на мягком ковре у кровати, положив голову на мягкий матрац. Дочка мирно сопела, отвернувшись к стенке. Звук ее спокойного дыхания действовал на меня успокаивающе. Он приводил меня в чувства, проясняя разум. Я лежала и, слушая его, понимала, что есть у меня то, ради чего я обязана бороться и не имею права опускать руки. Дочка. Мой маленький ангелочек – единственная, о ком я должна думать и переживать. Все остальное в моей жизни проходящее, не имеющее никакого значения.


- К черту! – рывком поднялась на ноги, включив ночник, приоткрыла дверцу шкафа. Вытянув кое-как из его недр чемодан, бросила его посреди комнаты. Сгребая с полок нашу с Соней одежду, принялась запихивать ее в саквояж.


- К черту эту работу! К черту деньги и съёмное жилье. Уж лучше жить в одной комнате с бабушкой, чем позволять подобное, - сотрясаясь от беззвучных рыданий, я чувствовала, как меня разрывает изнутри от боли и разочарования, от злости на вселенскую несправедливость.


Рахманов. Эта фамилия словно кислотой пропитана. Даже мысленно произносить ее больно, каждая буква жжет нутро. Нет такого слова, чтобы выразить степень моей ненависти к этому человеку. Ублюдок избалованный. Он не только на тело мое покусился, он душу мою вывернул наизнанку.


Утром, разбудив малышку, собрала ее и, забрав чемодан, вышла из номера. Объяснившись с Сониной воспитательницей, поспешила вместе с дочкой к Эле. Я хотела поговорить с администратором до начала рабочего дня, пока не пришел Рахманов. Встречаться с этим негодяем у меня не было никакого желания.


Оставив чемодан в коридоре, подбадривающе улыбнулась Соне, то и дело бросающей на меня испуганные взгляды. Дочка стояла рядом, прижимая изо всех сил к груди свою любимую мягкую игрушку – кролика с разорванным ухом. Сколько раз я пришивала его обратно, но то без конца отрывается. Будто рок какой-то. Как ни борись, но раз суждено ему ходить с одним ухом, так и будет. А потом проскочила мысль, что этот кусок плюша похож на меня саму. Видимо, суждено мне на своем пути сталкиваться с подобными Рахманову и отцу Сони. Постаравшись успокоиться, выдохнула. Постучала в дверь, приоткрыла ее. Эля восседала за столом с приложенным к уху телефоном. Окинув меня беглым взглядом, сделала знак, чтобы я присела на стул для посетителей.


Послушно пройдя вглубь помещения, я уселась на стул, разместив Сонечку у себя на коленях. Спустя пару минут Эля завершила разговор.


- Эля, я ухожу. Могу ли я забрать трудовую? – сразу перешла к делу, как только женщина переключила на меня внимание.


- Еще раз, - нахмурившись, впилась в меня строгим взглядом.


Прочистив горло, посмотрела на нее, вложив во взгляд уверенность.


- Я увольняюсь. Хочу забрать документы. Номер мы освободили, в садике девочек предупредили.


Несколько секунд Эля не сводит с меня глаз. А потом понимает смысл моих слов.


- Стоп. Милая моя, - выставив вперед ладонь. - Так дела не делаются. Что-то там решила, взбрыкнула и увольняешься. Предупреждать ты обязана за две недели. Так что никакого увольнения, - после высказанных слов, словно растеряв ко мне маломальский интерес, женщина возвращает взгляд к бумагам, лежащим на ее столе. В любой другой ситуации я бы постеснялась спорить или стоять на своем. Я написала бы заявление и ждала положенные четырнадцать дней. Но сейчас у меня внутри все клокотало от злости, и я не стала бы работать здесь ни одного дня, даже если бы эта женщина пригрозила мне судом.


- Я не стану работать здесь еще две недели, Эля, - мой голос твердый, уверенный. Шокированная столь резкой переменой в моем поведении, администратор поднимает на меня изумленный взгляд.


- Спасибо вам огромное за помощь с жильем и садиком, но не получилось у меня, - на последней фразе проступает предательская дрожь в голосе. Отвожу взгляд, выдыхая и собираясь с силами.


Эля молчит. И лишь только когда я снова поворачиваюсь к ней, начинает говорить. И судя по ее тону, она настроена решительно.


- Я не отпуска тебя. Возвращайся в гостиницу, распаковывай вещи, - хмуро сведя брови, отчитывает меня. - Ты думаешь, я с тобой в игры играю? Я столько сил потратила на то, чтобы ты здесь была, я даже слышать ничего не хочу!


- Эля, я не шучу. Я не останусь здесь, - стою на своем, не обращая внимания на повышенный тон администратора.