— Хочу, — смотрю на него не отрываясь и не могу поверить в то, что произносит мой рот.

— Иди, — он подталкивает меня к ванной и передаёт струящийся пеньюар. — Надень потом это.

Послушно забираю вещь и на ватных ногах плетусь в примыкающую к спальне комнату. Едва переступаю порог, как слышу за спиной поворот ключа.

Зверушка поменяла локацию, но не перестала быть жертвой.

* * *

Долго отмокаю в старинной чугунной ванне на витых ножках и лихорадочно думаю, как быть дальше. Что меня ждёт? Что ждёт моего сына?

Если Каю нужен от меня секс, почему он до сих пор даже не пытался меня к нему принудить? Несмотря на то, что он моложе, он гораздо выше, мощнее и сильнее меня. Он крепкий, полностью сформировавшийся мужчина, ему ничего не стоит взять меня силой.

Почему он этого не делает?

Может, потому что ему нужно не это? Тогда что? Явно не деньги. Если он следил за мной, что несомненно, то знает, что потребовать с меня нечего.

Что же тогда?

Вынимаю из-под облака пены руку и рассматриваю сморщенные от влаги кончики пальцев, тонкий белёсый след от кольца… Когда-то на его месте красовался огромный бриллиант, а потом я сделала свой выбор и не жалею.

Не жалею же?..

Нет. Не жалею. Но если бы Игорь до сих пор был в моей жизни, посмел бы Кай сделать то, что сделал? В том, что он знает мою подноготную больше, чем мне бы того хотелось, сомневаться не приходится. На трюмо среди разномастной элитной косметики я увидела флакон любимых духов, в ванной лежит моё любимое мыло ручной работы и гель для душа с ароматом ванили. Это не совпадение — он знает меня, мои вкусы и привычки. Он точно знал, что за меня некому постоять, когда крал моего сына, когда вёз меня сюда с завязанными глазами. С Игорем всё было бы совсем по-другому…

А было бы?..

За дверью тихо, но я точно знаю, что он никуда не ушёл. Он ждёт меня, чтобы играть дальше в свою сумасшедшую шараду, правилами которой не хочет делиться.

Как вынудить его рассказать мне о том, что же он хочет? В первую очередь не орать и не вести себя словно бешеная кошка. Это точно ничего не даст. Но как не орать, когда внутри всё клокочет от бессилия? Если бы не Миша, мне было бы проще, но зная, что мой сын у него, мои руки скованы. Скованы во всех смыслах.

Трогаю раненое запястье — кровь вымылась, кожа на местах порезов неприятно порозовела и припухла.

Это ненормально. Это же явная клиника. Люди не собаки, их не сажают на цепь! Пусть даже приправляя всё это ласковыми улыбками и будто бы искренним участием. Дерьмо под сладким соусом заботы.

Вода совсем уже остыла, и мне пришлось выбираться из ванны. Ступив на выложенный мозаичной плиткой пол, осматриваюсь по сторонам и вижу на старинных латунных крючках мягкие белоснежные полотенца и чудесный банный халат. Перевожу взгляд на плетёную корзину для белья: поверх моих сброшенных тряпок лежит роскошный пеньюар.

Надень потом это.

Хер тебе, понял?!

Стягиваю полотенце и, вытерев насухо тело, влезаю в свои ношенные вещи. Мятые, не первой свежести, но зато это мои вещи. И ты не заставишь меня слушаться тебя даже в этом.

На усталом лице ни грамма косметики, мокрые волосы выглядят неряшливо. Да и плевать. Может, увидит, какая я уродина и, наконец, отпустит.

На цыпочках подхожу к двери и прислушиваюсь: по ту сторону стоит оглушающая тишина.

Может, он всё-таки ушёл?

Ну уж нет. Настоящий охотник никогда не бросает помеченную своими когтями жертву. Он может ею долго играть, но в конце концов догонит её и добьёт.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Кладу ладонь на дверную ручку и зачем-то давлю вниз, прекрасно зная, что дверь не откроется — я отчётливо слышала поворот ключа, но она на удивление легко поддаётся.

Аккуратно, стараясь не скрипеть, приоткрываю дверь шире и выглядываю в образовавшуюся прореху. В поле зрения Кая нет! Его нет! Он ушёл? Оставив меня непристёгнутой?

Да ладно?! Я не верю своему счастью! С развязанными руками я смогу обыскать как следует комнату, может, найти отсюда какой-то выход, да хотя бы могу посмотреть, что там за окном! Но моё иллюзорное счастье длится недолго — распахнув широко дверь, вырвавшейся из силков птицей делаю шаг за порог и вижу на кровати длинные скрещенные ноги. Кай лежит на спине, заложив руки за голову, и кажется, будто он крепко спит. Черты лица расслаблены, и сейчас, в розовых лучах утреннего солнца, он выглядит таким… беззащитным.

Сладкий умиротворённый мальчик Кай. Молодой красавец, наверняка любимец девочек, с десятками тысяч подписчиков в популярной социальной сети… Какого чёрта ты такой ненормальный, красивый мальчик Кай? Какого чёрта?! Что за мысли таятся в твоей ненормальной голове?

Ловлю себя на абсурдной мысли, что любуюсь им. Это неправильно, это похоже на безумие, но отвести от него взгляд так же сложно, как признаться себе, что через толщу страха, бессилия и злости он притягивает меня к себе. И это пугает намного больше стальных браслетов.

Часть 11

— Ты любишь Шопена? — не открывая глаз, тихо спрашивает он. Я вздрагиваю, пытаясь утихомирить взбесившееся сердце, и только сейчас замечаю ползущие из его кармана тонкие проводки наушников. — Это не модно, но я уважаю классику, — продолжает он в пустоту. — Сколько чистоты в этих звуках, сколько искренности и боли. Гениальный музыкант. Гениальная музыка.

— Все гении сумасшедшие, — давлю намеренно равнодушным тоном.

— Верно. Мы такие.

— Вы такие? То есть ты причисляешь себя к великим гениям? — беру с трюмо расчёску и тут же прикидываю мысленно, какой урон она может принести здоровью почти двухметрового мальчика-переростка.

Вывод неутешителен.

— А почему бы и нет? — он открывает глаза и поворачивает голову в мою сторону, и я не могу понять, шутит он или серьёзен. — То есть безумством мы можем быть похожи, а талантами нет?

— И какой же у тебя талант? — веду зубцами по мокрым спутанным волосам, выискивая периферийным зрением подсвечник.

— У меня талант располагать к себе людей, особенно женщин (пф, ну конечно!). А ещё я умный, — ловит мой взгляд, полный ироничного скептицизма. — Нет, серьёзно. Я получил аттестат о законченном среднем образовании в тринадцать лет — учился по ускоренной программе для одарённых детей, и уже в следующем году получу степень бакалавра. Ещё я в совершенстве владею семью языками и у меня феноменальная память, — аккуратно наматывает проводки наушников вокруг плеера. — В восемнадцать я разработал зашифрованную программу против взлома компьютерной системы, её сейчас использует Пентагон. Но, думаю, это тебе малоинтересно.

И всё это так серьёзно. Без бравады и улыбок.

Признаться — я впечатлена. Если он не шутит, то в свои двадцать он достиг гораздо больше, чем я в тридцать один! Но я скорее завяжусь в три узла, чем покажу ему свой восторг.

— Значит, в твоей школе были отличные преподаватели, которые смогли вложить в твою голову азы.

— Я не учился в школе, я учился дома. А преподаватели у меня и правда были самые лучшие. Но дело не в них, дело в этом, — он стучит указательным пальцем по виску и садится на край кровати. — Почему ты не надела то, что я тебе дал?

— Потому что не обязана выполнять твои распоряжения. Хочешь кого-то дрессировать — купи щенка, — шумно бросаю расчёску на комод и смотрю на Кая сквозь отражение в зеркале с неприкрытым вызовом. — Мне удобно в моих вещах. Умник.

— Как хочешь, — безразлично дёргает плечом. — Хотя зря: это очень дорогой шелк из Италии. Привёз специально для тебя. Тебе бы понравился.

— Думаешь, что меня можно купить за брендовое барахло? — глаза сужаются в щёлочки.

Он устало, совсем по-взрослому проводит ладонью по лицу, и красивые губы трогает невесёлая улыбка:

— Я знаю, что тебя можно купить, Наташа.

Забра́ло сорвано, он сам напросился…

Медленно оборачиваюсь и вкладываю в слова всю свою ненависть:

— Сукин сын! Зажравшийся щенок, погрязший во вседозволенности! Какого хрена тебе от меня надо? Какого хрена тебе надо от моего сына? — хватаю с трюмо флакон духов и швыряю в Кая, разумеется, он уворачивается, и склянка с глухим стуком ударяется о стену. Следом цепляю всё, что попадается под руку: помада, крем, компактная пудра ценой в целое состояние — всё это по очереди летит в него и всё не достигает цели.

Он смеётся, ловко уклоняясь от летящих снарядов, а меня снова накрывает такой волной ярости, что я готова задушить его собственными руками. Дайте только добраться до его шеи. Я убью его. Клянусь жизнью, только бы добраться…

Не думая о последствиях, бросаюсь на него и пытаюсь вцепиться ногтями в лицо, но он быстро подскакивает с кровати и перехватывает мои руки. Легко, словно это две колышащиеся на ветру тростинки.

Тогда в ход идут ноги: со всей своей разъярённой силы подбрасываю колено вверх, целясь в пах, но ему удаётся блокировать и этот удар за какие-то доли секунды.

Я ору, извиваюсь, толкаюсь, пытаюсь укусить его за плечо, а он только крепко держит меня и словно ждёт, когда я выбьюсь из сил… И я выбиваюсь позорно быстро, просто в какой-то момент сдуваюсь, словно пробитый дротиком воздушный шар. Силы покидают меня одномоментно — раз! — и выкачали весь воздух. Я пустая. Остались только слёзы, которые бегут по щекам, не подвергаясь какому-либо контролю.

Роняю голову на его грудь и судорожно всхлипываю, а он гладит меня по голове, словно выжидая, когда тиски истерики отпустят меня окончательно.

Без каблуков я становлюсь рядом с ним ещё ниже, ещё более беззащитной и жалкой, зато он словно исполин — большой, крепкий и сильный. И сила его даже не в мышцах — она в голове. Он не соврал — он действительно умён не по годам. И хитёр. Он умеет контролировать свои эмоции, а я нет! Я намного старше, но не могу руководить своими пустыми мозгами, когда как он отлично игнорирует мои взбрыки и провокации.