А щенок умеет шутить. Просто обхохочешься.

Снова кошусь на еду, и в голове что-то щёлкает. Боже мой, вот оно — озарение!!!

Отодвигаю от себя поднос и демонстративно вытягиваюсь на кровати.

— Я не голодна.

— Бурчание твоего живота слышно даже в саду.

— Я не хочу есть, что непонятного? — рычу в ответ и сбиваю ногой поднос. Великолепное кулинарное творение со звоном падает на пол, ковёр ручной работы впитывает разлившийся сливочный соус.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Кай равнодушно смотрит на устроенный мной беспредел, и губы растягивает улыбка.

— Истеричка.

— Сам такой!

Засунув руки глубоко в карманы джинсов, он неторопливо подходит ближе и, склонив голову на бок, говорит тихо и невероятно спокойно:

— Если ты думаешь, что твои детские выходки меня разозлят — ты ошибаешься. Если ты думаешь, что выведешь меня этим из себя — ты ошибаешься. Если ты до сих пор считаешь, что я желаю тебе и твоему сыну зла — ты очень сильно ошибаешься. И я не буду принуждать тебя делать что-то против твоей воли, даже не мечтай.

— Я не хочу сидеть прикованной к кровати, но я же сижу!

— Это вынужденная мера.

— Я доберусь до тебя, слышишь? Клянусь, — шиплю, глядя в его аквамариновые глаза, и он понятливо кивает:

— Да-да, я помню: член в задницу и всё такое. Надеюсь, когда ты будешь меня истязать, моё имя будет вылетать из твоего рта так же страстно, как и когда ты душила меня в своём сне.

Он всё слышал и теперь издевается! Знает, сучёныш, какое влияние оказывает на женщин его смазливая рожа.

— Может, ещё что-то? Душ? Туалет?

— Да, одна просьба: можешь, пожалуйста, сдохнуть?

Он запрокидывает голову назад и заразительно хохочет. Чистый звенящий смех. Кусаю губы, чтобы не улыбаться самой. Хорош, сукин сын.

Отсмеявшись, он молча разворачивается и направляется к двери:

— Я уеду ненадолго. Появились важные дела.

Смотрю на его удаляющуюся спину, и в душу вгрызается паника. Он уходит? Оставляя меня здесь прикованной? Совсем одну?!

А если по пути его собьет машина, и я сгнию здесь, брошенная всеми? А Миша, что будет с ним?! Нет, нет, не надо никуда уезжать! Только не сейчас!

Снова сажусь, тревожно провожая его взглядом.

— Ты скоро вернёшься?

Он сжимает дверную ручку и оборачивается.

— Боишься? — в голосе нет триумфа или радости, скорее, неприкрытая грусть.

Согласно киваю. Покладистая узница Наташа. Умница. Молодец.

Он резко отходит от двери и идёт в мою сторону, а подойдя непростительно близко, встаёт на колени и берёт моё лицо в свои руки.

— Не бойся. Я не брошу тебя. Никогда не брошу.

Горячее дыхание обжигает губы, а потемневшие глаза смотрят куда-то дальше, чем просто в мои расширенные зрачки. Взгляд словно настырный росток пробивается сквозь мои мысли, душу, прорастает сквозь невысказанные даже самой себе потаённые желания. Он так близко, как во сне…

— Я приеду совсем скоро, — говорит шёпотом, еле слышно. Словно призраки, населяющие дом, не должны знать о его планах. Только я.

А потом он рывком поднимается и, не оглядываясь, уходит. Слышен скрежет засова, шорох торопливых шагов.

Тяжело дышу, втягивая его рассеивающийся аромат, и через мгновение моё лицо озаряет хищная улыбка. Ну ты и идиот!

Не заботясь о запястье, быстро наклоняюсь и достаю из-под распотрошённой рыбы начищенный до блеска столовый нож. Затем выковыриваю из остатков еды вилку.

Я жду тебя, Кай. Возвращайся скорее.

Мы ждём тебя.

Часть 14

* * *

На улице уже совсем глубокая ночь. Сквозь прореху между плотными портьерами комнату освещает голубоватый свет луны.

Я не боюсь темноты, меня не пугает шуршание за окном и причудливый танец теней на стене напротив. Я боюсь одного — что он не вернётся за мной. Его присутствие вселяет безотчётный страх, но его отсутствие вовсе сковывает горло ледяными щупальцами.


Я уязвима как никогда. Слишком сильно моя жизнь зависит сейчас от него. Если он не солгал и поблизости нет ни одного жилого дома, значит, кричать будет бесполезно — меня никто не услышит. Я просто умру здесь от голода и жажды.

Первое и второе стало нестерпимо сильным, настолько, что я не выдержала и, опустившись на пол, собрала остатки рыбы и быстро затолкала их в рот. Даже холодная она показалась мне невероятно вкусной. Либо Кай бог кулинарии, либо я была настолько голодна, что даже корка хлеба с плесенью показалась бы мне лучшим из лакомств. С питьём всё обстояло гораздо хуже: чашка чая, прежде украшавшая поднос, валялась расколотая надвое на полу. Да, расколотая мной же, и еды я лишила себя сама, но всё равно!

Он что, издевается надо мной? Это не смешно! Я хочу пить, я сделала лишь несколько глотков утром прямо из-под крана и на этом всё. И мне давно уже пора посетить туалет. А ещё увидеть сына и лечь спать в своей постели, но нужно быть реалисткой — пока это фантазии из разряда несбыточных. Я ему для чего-то нужна, и пока он этого от меня не добьётся, он меня не отпустит.

Запускаю руку под покрывало и в миллионный раз трогаю сталь ножа. Обычный тупой столовый нож с зазубренным лезвием, таким даже хлеб толком не нарезать, не то, что убить. Вот вилка с тремя острыми зубцами вселяет куда больше уверенности. Если вставить такую в шею — мало не покажется.

И так же в миллионный раз задаю себе вопрос: а смогу ли я это сделать? Решусь ли?

Покалечить человека не так-то просто, особенно, если этот человек улыбается словно ангел и приходит к тебе в эротических снах. Когда он привлекает тебя, несмотря ни на что, и отрицать это бессмысленно. Может, это и есть тот самый пресловутый Стокгольмский синдром?

Что со мной не так? То, о чём я периодически думаю — ненормально. И мои мысли относительно него тоже совсем не в порядке вещей. Я это понимаю и от этого ещё тягостнее.

У него мой сын, это осознание никогда меня не покидает, но я точно знаю, что Кай не сделает Мише ничего плохого. Я просто это знаю и всё! Что бы ни происходило между нами — ребёнок не пострадает.

Может, психически нестабильный щенок не такой уж и психопат? Подумаешь, посадил на цепь женщину и увёз куда-то её ребёнка… Все мы со своими маленькими странностями.

Улыбаюсь своим полусонно-бредовым мыслям. Чего только не приходит в голову, когда ты лежишь одна, без возможности зайти в сеть, позвонить кому-то, встретиться с подругой. Тебе только и остаётся, что размышлять, вспоминать, додумывать, анализировать. И пока что мой анализ не привёл меня ни к чему. Я долго пыталась строить логические цепочки, кто же такой Кай и что ему от меня нужно, но всё тщетно. Я понятия не имею, кто он, ни единой догадки, да и по сути плевать, моя главная цель — вырваться отсюда. Найти способ. И мои хромированные друзья мне в этом помогут. Я не могу упустить этот шанс! Вряд ли он когда-нибудь совершит ещё раз подобную оплошность, собственноручно презентовав мне неплохое, в общем-то, оружие.

Оружие, которое, если потребуется, я обязательно пущу в ход. Я сделаю это! Может, я не самая лучшая на свете мать, но я готова убить за своего сына.

Вдруг слуховые рецепторы вычленили среди ставших уже привычными стонов старого дома новый посторонний звук. Это шаги. Кто-то поднимается по скрипучим ступеням и идёт сюда!

Во рту моментально появился привкус железа, сердце забилось так гулко, что, кажется, не услышать его просто невозможно.

Судорожно нащупываю рукой вилку и перестаю дышать. Шаги стихли, в доме повисла могильная тишина. Тихо так, что я слышу, с каким трудом заледеневшая кровь бежит по венам, как разбегаются в страхе отупевшие мысли, превращая голову в засыпанную всяким хламом пустыню Сахара.

Почему он не заходит? Почему медлит?

И тут сердце совершает кульбит: глухо падает куда-то к желудку и толчком отскакивает, застревая где-то в горле.

А вдруг это не Кай? Вдруг это кто-то другой? Тот, кто может спасти меня!

Первая реакция — закричать, позвать на помощь, обозначить своё присутствие, и сразу же меня озаряет, что это может быть и недоброжелатель. Это может быть кто-то, кто гораздо страшнее мальчишки-психопата. Например, какой-нибудь сбежавший из колонии зек, забравшийся в кажущийся заброшенным дом. И сейчас он рыщет по комнатам в поисках наживы…

Прикрываю рот рукой и беззвучно молюсь, чтобы это был Кай. Лучше он, пожалуйста, пусть это будет он! По крайней мере, если бы он хотел меня изнасиловать или убить, он бы уже это сделал.

Гремит засов, скрипит открывающаяся дверь. Смыкаю веки, будто сплю, и слышу невесомые, словно парящие по воздуху шаги.

Поступь хищника.

Это он. Кай. Я чувствую его запах. Господи, я помню, как он пахнет…

Пружинит матрас — он сел на край кровати. Я ощущаю бедром тепло его тела и боюсь даже пошевелиться. И он сидит не шевелясь, и я уже начинаю сомневаться, что страшнее — безумный красавец с непонятными намерениями или изголодавшийся по женскому телу сбежавший арестант. С тем хоть было бы понятно, что именно ему от меня нужно, мысли Кая же для меня словно космос, неизведанная науке планета. Чёрная дыра.

— Я знаю, что ты не спишь, — его хриплый шепот кажется оглушающим за столько долгих часов абсолютной тишины.

— Я и не делаю вид, что сплю, — отвечаю так же хрипло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— У тебя глаза закрыты.

— Я просто не хочу тебя видеть.

Он улыбается. Я не вижу этого, так как мои веки плотно сомкнуты, но отчётливо ощущаю его улыбку.