Агата Лель - Твоя поневоле

Грёбаный извращенец!

Может, он действительно ловит кайф, ощущая себя властным господином? Быть может, он прямо сейчас смотрит на моё беспомощное положение и дрочит? А что — установил где-то скрытую камеру и наслаждается своей безумной игрой.

И вдруг всё-таки нет никакого сакрального смысла моего тут нахождения, и я действительно здесь случайно? Например, я похожа на его бывшую-суку, и он решил выместить злость на той, которая так похожа? Или, допустим, на его мать, которая его избивала, или бросила, или занималась непотребством при маленьком сыне. Судя по тому, что он однозначно поехавший — это совсем не исключено. Чужая душа — потёмки, а душа Кая и вовсе густые непролазные дебри.

Ясно одно — я устала. Я хочу домой. Я хочу обнять своего ребёнка! Мне до смерти надоела эта унизительная роль собаки на привязи.

— Кай! Кай!!! — кричу в пустоту странной доисторической комнаты, и голос мой впитывает лепнина на потолке, ковёр ручной работы, тяжёлые портьеры, которые он любезно раздвинул, позволив мне любоваться густой зеленью за окном и пробивающимися сквозь её кружево робкими лучами солнца.

— Кай, ты оглох?! Я хочу в туалет! Сними уже эти сраные наручники! — кричу уже громче, и ответом мне снова становится лишь звенящая тишина.

Время часов восемь утра — не больше. Он там преспокойно дрыхнет, когда я сижу на цепи, словно провинившаяся бешеная шавка. А я себя сейчас такой и чувствую — я в бешенстве! Он заставил меня вчера ощутить себя круглой идиоткой, а я очень не люблю, когда меня держат за дуру.

Он видел, как я хочу его, и он хотел меня не меньше, но намеренно лишил обоих этого удовольствия. Из какой хреноматрицы сделан этот психопат?! Его выдержка не просто железная, она железобетонная!

Да, если бы всё произошло, сегодня я бы об этом страшно жалела, но, видит Бог, если он был вчера чуть настойчивее, я бы не удержалась и точно пересекла грань. Мы бы однозначно переспали. Но вместо оргазма он решил унизить меня, заставил припомнить брошенную когда-то в порыве фразу. Он упивался своим положением доминанта. А эта ситуация с ключом…

Самоуверенный породистый щенок! Кем он себя только возомнил?!

— Кай!!! Кай! Ты что, реально оглох?! — ору уже что есть силы, грохоча браслетом наручников о спинку кровати. — Выпусти меня! Я хочу видеть своего сына! Я хочу с ним поговорить, прямо сейчас! Ты меня слышишь?!

Равнодушная могильная тишина.

Ещё один извращённый метод моей дрессировки? Сделать вид, что я пустое место. Ноль. Призрак. Ничто.

В голове сквозь злость и пылающую кроваво-алым ярость мелькает мысль: а может, его просто нет дома, поэтому он не слышит? Уехал куда-то, а я как дура надрываю горло?

Затыкаюсь и прислушиваюсь к звукам на улице. Затем сажусь и, вытянув шею, пытаюсь рассмотреть в окно, что же это за местность и такая ли она пустая, как он о том говорит?

И вообще, с чего это вдруг я так с ходу ему поверила? Может, это обычный дачный посёлок и по-соседству милая пара седовласых пенсионеров окучивают грядки, и стоит мне лишь позвать на помощь, как она тут же подоспеет?

Почему я не использовала самый логичный метод своего спасения, как элементарный крик о помощи?

— Лю-юди-и! Помоги-ите-е!! Лю-юди-и! Я здесь! Помогите мне! Кто-нибудь! Меня приковали наручниками к кровати и куда-то спрятали моего сына! Помогите! Помоги-ите-е! Спасите меня, чёрт возьми! Господи, ну хоть кто-нибудь!!! — долблю наручниками о кровать и ору во всю силу лёгких. Срывая голос и ощущая себя по-настоящему безумной.

Я не знаю, сколько я бьюсь так в бесполезной агонии, но чувствую, что даже если меня никто не услышит, я хочу излить то, что накопилось внутри. Прокричать, исторгнуть, выплюнуть из себя этот сжигающий нутро яд.

— Сволочи. Долбанные мрази. Ну почему вы все такие глухие? — уже без эмоций шепчу осипшим голосом, утирая свободной рукой льющиеся ручьём слёзы бессилия. — Доволен, малолетняя скотина? — кручу головой, выискивая глазами невидимую камеру. — Ты доволен, да?

И похрену, что никакой камеры нет, зная о его способности читать мысли на расстоянии, он должен сейчас как минимум подавиться моей желчью.

— Давай. Приходи. Приходи к мамочке. Уж сегодня я точно без какого-либо сожаления оторву твой хер к чертям собачьим. Да, меня проклянут твои сопливые фанатки, писающие кипятком от твоей смазливой рожи, но, клянусь, я оставлю на ней свою уникальную метку.

Смахиваю ладонью всё ещё льющиеся слёзы и краем глаза замечаю в окне едва уловимое движение.

Что за..?

Галлюцинации?..

Перевожу ошарашенный взгляд на прореху между тяжёлыми занавесками и вижу сквозь пыльное стекло огненно-рыжую макушку какого-то мальчишки…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

В немом изумлении мальчик смотрит на меня, я на него, и только я выхожу из анабиоза и пытаюсь что-то сказать, как конопатое лицо исчезает, скрываясь за карнизом.

— Мальчик! Мальчик!!! Постой! Эй! Вернись! Вернись же!

Поднявшись на колени, кричу, надеясь снова увидеть в окне маленькое солнышко. Лучик моего спасения. Я зову его очень долго, но его больше нет. Он ушёл. Он испугался и ушёл.

Только сейчас до меня доходит, что именно увидел ребёнок: рыдающая полуголая тётка, прикованная наручником к кровати. А если он ещё слышал, что я тут кричала…

Господи! Бедный малыш. Ему же лет десять, не больше.

Внутри меня просыпается мать, и я ощущаю огромный груз ответственности за неокрепшую детскую психику.

Да, разумеется, это вышло не специально, я и подумать не могла, что где-то поблизости есть дети. Да я даже не могла помыслить, что где-то здесь вообще есть хоть какие-то люди! Я так долго кричала, так долго звала на помощь — и ни единого намёка на то, что была услышанной. И тут такое…

Кто он? Откуда? Слышал ли он мои крики? И что именно он слышал? Расскажет ли он об этом своим родителям? Он слишком маленький, он не может быть здесь совсем один.

А вдруг он в свойственной всем детям манере решит промолчать? Например, от страха, что его будут ругать за то, что он заглядывает в чужие окна?

Нет, он должен кому-то рассказать. Он — моё призрачное спасение!

А если… если он беспризорник? Или ребёнок алкоголиков, которым нет дела, где и как проводит время их чадо? Может, мальчишка ошивался здесь в надежде обчистить казалось бы пустующий дом, и увиденное его совсем не шокировало, потому что он в своей маленькой жизни видел вещи и похлеще.

К тому же я как-никак, но всё-таки одета, а наручник сквозь пыльное стекло он вообще мог не увидеть.

Кто же он такой?!..

Размышляя об этом, я просидела так ещё несколько часов (или минут?), а потом услышала торопливый топот ног и поворот ключа.

Кай буквально вбегает в комнату — взмыленный и явно рассерженный. Синие глаза пылают гневом, таким я его ещё не видела.

Не говоря ни слова, он рывком раскрывает верхний ящик комода, достаёт оттуда шёлковый халат, совсем слегка уступающий в скромности сорочке, и бросает мне его на колени.

— Одевайся! Быстро!

— Как? — тяну руку с браслетом, и он, выругавшись под нос, лезет в задний карман джинсов, извлекая оттуда крошечный ключ. Не слишком ласково схватив моё предплечье, освобождает от наручников и сам торопливо продевает мои руки в прорези халата.

— Ты хоть иногда думаешь своей головой? Хотя бы иногда? Стоило мне уехать на какие-то пару часов закупить продуктов, как ты тут же воспользовалась моментом и наворотила дел.

— Да что случилось?! — на моей талии руками Кая туго затягивается шёлковый пояс. Признаться — мне до чёртиков страшно видеть его вот таким.

— Ты что, звала на помощь? — смотрит пристально мне в глаза, и в его зрачках плещется неприкрытое недовольство. — Звала, зная, что здесь никого поблизости нет?

— Выходит, что есть! — шиплю, набираясь решимости. — Ты обманул меня!

— Нет, Натали, здесь никого нет! За хренналион километров нет ни одного жилого дома! — словно на непослушном ребёнке поправляет на мне халат: одёргивает полы, целомудренно прикрывает грудь.

— Но этот мальчишка же откуда-то здесь взялся!

— Этот мальчишка оказался здесь совершенно случайно! Его родители — путешественники, они проезжали мимо по трассе, у них лопнуло колесо, и пока рукодельный папаша ставил запаску, мальчишка выпросил велосипед и поехал кататься по тропинке. Прямиком к нашему дому. Потом он услышал какие-то крики, бросил велосипед, перелез через забор и забрался по пожарной лестнице на второй этаж. И увидел тебя! Он ничего не понял, но наручники всё-таки заметил.

— Снова врёшь? — щурюсь, пытаясь прочесть в его глазах блеф.

— Нет. Я не вру. Я вообще никогда не вру! Но мне не нужны эти проблемы, понимаешь? И тебе они тоже не нужны, — он стискивает руками мои плечи и тоном, от которого у меня по спине поползли мурашки, шепчет: — Его родители сейчас здесь, на улице, за дверью. Сейчас ты спустишься и со смущённой улыбкой скажешь им, что мы молодожёны, практикующие БДСМ.

— Чего-о? Ты совсем рехнулся? — дёргаю плечом, пытаясь вырваться из его мёртвой хватки, но он лишь сильнее стискивает пальцы:

— Ты сейчас пойдёшь и скажешь это, Натали, — медленно, чуть ли не по слогам.

— Нет! Как только я перешагну порог этой комнаты, я сразу же побегу звать на помощь! — смотрю на него не менее жёстко. В крови плещется ядом адреналин, я чувствую свою власть. Наконец-то мы поменялись местами.

Он отпускает мои руки и нарочито безразлично дёргает плечом:

— Делай как знаешь, но не забывай, что у меня твой сын. Всего один звонок…

Вот сейчас он точно блефует! Я знаю это, чувствую, вижу по его глазам. Просто бьёт сразу туда, где точно больно.