А вдруг всё-таки нет? Вдруг?! Проверять, рискуя жизнью Миши? Без вариантов.

Он снова положил меня на лопатки. Он охотник. Я жертва. У него мой ребёнок. Он прав.

— Пошли. Я скажу всё, что ты хочешь, — цежу сквозь зубы и решительно иду на выход. Сейчас я увижу, что же за пределами моей клетки…

— Подожди, — он ловит меня за руку и поворачивает к себе. Взгляд снова стал другим: раздражения больше нет, есть какая-то нерешительность и даже… испуг?

Психопат напуган? Но чем?

— Возможно, сейчас ты узнаешь… догадаешься, кто я. Но все вопросы потом, хорошо? После того, как они уйдут. Я всё тебе расскажу, и ты поймёшь меня. Должна понять. Но всё это потом, после.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Он быстро облизывает красивые губы и тяжело дышит через нос. Он взволнован. Он уязвим. Глаза лихорадочно мечутся по моему лицу.

Что же там такое, за этой дверью?

— Хорошо, — медленно киваю, пугаясь его нового. Меня не радуют эти метаморфозы. Ох как не радуют. — Я поняла. После того, как они уйдут, ты мне всё расскажешь.

— Жаль, что всё произойдёт именно так. Всё должно было быть абсолютно иначе, по-другому, — он шумно вздыхает и проводит пятернёй по волосам. — А, к чёрту. Пошли.

Он крепко берёт меня за руку, и мы одновременно выходим из комнаты, а там…

Часть 20

…а там совершенно ничего особенного. Обычный старый дом, хотя и не такой старый, как моя комната. Устаревший, но не откровенная древность. Нет лепнины, нет парчовых занавесок, нет этого острого духа прошлого. Только резные дубовые перила и поскрипывающий под ногами паркет напоминают, что построен этот коттедж точно не менее семидесяти-восьмидесяти лет назад.

В доме однозначно делали ремонт, судя по выцветшим обоям в давно не модные узоры — около двадцати лет назад. Но почему тогда спальня, в которой меня закрыл этот псих, осталась нетронутой?

Не хватило времени?! Средств?

Желания?..

Рассмотреть убранство дома детальнее мне не даёт Кай: он сжимает мою ладонь и тянет за собой к широкой лестнице, ведущей на первый этаж. Краем глаза выхватываю его лицо — он смотрит на меня. Смотрит пристально, нетерпеливо, словно ожидая от меня какой-то реакции.

— Что?! — исчерпывающий вопрос. Хотелось ещё добавить "вылупился", но не стала накалять и так нервозную обстановку.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Ты придурок.

— А ещё? — он останавливается и пытается прочесть по моему лицу что-то известное ему одному.

Господи, он явно ненормальный.

— Есть ли смысл спрашивать, когда ты меня отпустишь?

Он несколько секунд всматривается мне в глаза, смотрит так пристально, что я ощущаю себя подключенной невидимыми проводками к детектору лжи.

Словно получив ответ на незаданный вопрос — прочитав его в моём взгляде — он заметно расслабляется. Видно, как его напряжённые до этого плечи слегка осели, словно только что он скинул рюкзак с многотонным грузом.

Да что, мать твою, происходит? Может, я должна была увидеть здесь что-то такое​​​​​​, что дало бы мне подсказку, кто он? Может, какие-то фотографии на стенах или ещё что-то, что приоткрыло бы завесу тайны? Но я ничего не увидела, абсолютно ничего! Дом как дом, совершенно мне незнакомый.

Вновь возобновив шаг, мы вместе торопливо, полубегом, засеменили вниз по лестнице, в большой светлый холл.

— Говорить буду я, но если потребуется, помнишь, что должна сказать?

— Мы молодожены, это была просто ролевая игра. Мой сопляк-муж долбаный извращенец.

— Последнее — лишнее, — он криво улыбается и косит взглядом в вырез моего халата, из которого бессовестно вылезла грудь. — Поправь.

Послушно выполняю его приказ (да, господин!) и, не замечая ничего вокруг, словно через тоннель шор смотрю на тяжёлую входную дверь из тёмного, почти чёрного дерева. Через рифленое стекло маленького окошка вижу две тени. Эти люди могут меня спасти! Стоит мне только наплевать на его бредовые указания и рассказать, что меня держат здесь насильно. Но у него Миша. Я не могу так рисковать. Да, пока ничего не указывает на то, что Кай способен его обидеть — у него какие-то счёты со мной, а не моим сыном, но откуда я могу быть уверена, что он не передумает?

Кай кладёт на дверную ручку ладонь и, прежде чем открыть, придавливает меня тяжёлым взглядом. Он говорит совсем тихо, но почему же всё сказанное таким тоном всегда кажется особенно громким?..

— Надеюсь, ты будешь вести себя благоразумно?

— Разберусь без соплей. Ай! Мне больно!

Моё предплечье стиснуто его рукой так крепко, что пришлось непроизвольно вскрикнуть.

— Мне больно! — повторяю уже тише, ощущая, что он послабляет хватку.

— Прости… прости, пожалуйста, я не хотел. Прости, — растерянно повторяет он и рывком убирает руку.

Он выглядит не просто растерянным — виноватым, но мне плевать на его раскаяние. Неуравновешенный психопат, от которого не знаешь, чего ожидать. Вчера ночью он ласкал меня этими руками, а сегодня причинил боль. А я не хочу боли. Я её не заслужила! Ничем не заслужила! Я всего лишь сказала то, что думаю, и если ему это не понравилось, это исключительно его проблемы.

Раздаётся робкий стук в дверь, и Кай, мгновенно нарисовав на лице обаятельную улыбку, одной рукой приобнимает меня за талию, а другой давит на дверную ручку.

— Улыбайся, — шепчет он, и в лицо мне ударяют яркие солнечные лучи. Такие яркие, что даже пришлось зажмуриться.

Я сижу взаперти всего лишь двое суток, а кажется, что целую вечность. Целую вечность я не видела солнца, пушистых, словно сахарная вата облаков, не вдыхала чистого свежего воздуха.

Боже, как же здесь легко дышится…

— Здравствуйте, — слышу смущённое напротив и перевожу взгляд с зелёного бесконечного горизонта на довольно молодую супружескую пару.

Женщина и мужчина: она — около тридцати, маленькая и хрупкая, без грамма косметики, с заколотыми наверх каштановыми волосами; он — примерно её ровесник, долговязый и огненно-рыжий. В уголках янтарных глаз тонкая сеточка морщин.

— Простите, что так долго, моя жена — Нинель, она спала. А когда она спит, её пушкой не разбудить. Да, милая? — Кай нежно поглаживает моё бедро и улыбается так открыто, так располагающе, от него так и веет сбивающей с ног мужской харизмой.

Кай умеет улыбаться. В его арсенале десятки улыбок — и каждая уникальна. Сейчас он вложил в улыбку всё своё неоспоримое обаяние, от которого тают женщины. От которого растаяла когда-то и я, миллиарды световых лет назад у эскалатора в торговом центре, от которого растаяла эта серая мышка напротив. Её зардевшиеся скулы и взволнованное покусывание нижней губы выдают её с потрохами. Она смущённо смотрит на высокого, невероятно красивого парня, и в трепете её ресниц я вижу скрытое вожделение. А потом она переводит глаза на меня, и я читаю в них плохо прикрытую женскую зависть.

Всё это — за десятые доли милисекунд.

Как ты это делаешь, щенок?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


На мужчину влияние улыбки психопата не распространилось, поэтому он ожил первым:

— Простите, что мы вас потревожили, но наш сын — Иона, катаясь на велосипеде, случайно набрёл на ваш дом и… ээ, — замялся, не зная, как затронуть щекотливую тему. Взглянул на жену, словно пытаясь найти в её лице подмогу, но та застыла, беззастенчиво рассматривая Кая.

И какого хрена ты так вылупилась?

— В общем, не подумайте, что он воришка и хотел что-то стащить, мы воспитываем его в большой строгости, но, просто он сказал, что услышал какие-то крики и решил посмотреть, что там происходит, — и словно оправдываясь: — обычное детское любопытство, не более!

— Да-да, мы всё прекрасно понимаем, — пришёл ему на подмогу Кай и вскинул в приветственном жесте руку: — Привет, парень.

Только сейчас я замечаю чуть дальше, у ряда давно не стриженных кустарников, рыжее солнышко. Мальчик смотрит на меня волчонком, исподлобья, а заметив, что я смотрю на него тоже, быстро отворачивается.

Прости, малыш, что тебе пришлось всё это увидеть.

— Возможно, это не наше дело, но поймите и вы нас: мы не могли уехать, не узнав, что… — мужчина снова запинается, но Кай приходит на выручку и здесь:

— Что женщина в целости и сохранности, и ей ничего не угрожает.

— Да! Именно, — с облегчением вздыхает рыжий и кидает на мои ноги быстрый взгляд, после чего заливается краской и тупит глаза на носки своих пыльных кроссовок: — Просто сами понимаете, это наш долг, мало ли… Иона сказал, что слышал женские крики…

— Ну, конечно, мы всё прекрасно понимаем, — рука с бедра незаметно перемещается на задницу. Кай оглаживает мою ягодицу медленно, с наслаждением, продолжая при этом улыбаться так, словно читает проповедь на воскресной службе: — Вы всё правильно сделали. Мы живём с таком жестоком мире — прямо среди белого дня крадут детей, женщин. Люди просто исчезают, и никто их никогда не находит.

Маленький сучёныш.

К​​ричи! Проси помощи! Нас трое — он один. Неужели мы не сможем связать его до приезда полиции? Рыжий какой-никакой, но мужчина. Плюс его жена…

Смотрю на женщину, что стоит ни жива ни мертва; на блеющего, то и дело краснеющего рыжего, с тощими, покрытыми ржавыми волосками руками, и понимаю, что всё бесполезно, только ребёнка напугаем. Будто ему недавнего потрясения не хватило.

— Признаться, мы были удивлены, что в этой глуши кто-то живёт… — продолжает рыжий и снова стреляет взглядом по моим оголённым бёдрам.