Он ненормальный. Он психопат! Хотя сейчас именно я веду себя как помешанная, а он просто уворачивается от летящих в него предметов и, вытянув перед собой ладони, елейным тоном, словно хренов мозгоправ, просит меня не покалечиться, то и дело вставляя: "осторожно — угол, аккуратно — диван, не поранься о стекло".

Он меня не боится, и мои потуги кажутся ему вознёй безмозглой мыши в клетке с питонами. И я действительно чувствую себя этой долбаной мышью.

Схватив с книжного стеллажа очередной тяжёлый том, обессиленно роняю его под ноги. Руки дрожат, по вискам струится пот, во рту привкус солёных слёз. Очередная бесполезная истерика.

Он, хрустя осколками, переступает остатки разбитого сервиза и нежно окутывает меня коконом рук.

— Тщ-щ, ну чего ты. Тише, тише…

Роняю голову на его грудь и закрываю глаза; руки — как надломленные ветки бесполезно болтаются вдоль туловища.

Он покачивает меня, словно баюкая ребёнка, и мне действительно хочется уснуть. Прямо здесь, на его груди. Я истощена, мощнейший выброс адреналина вытянул из меня все жизненные соки. Я манекен, пустой сосуд. И рядом он: здравомыслящий, уравновешенный, не по годам взрослый мальчик. Слух ласкает его ласковый шепот, ладонь невесомо гладит мои волосы. Он не взбешён моей выходкой, он великодушно меня прощает, и я, сквозь дурман затихающей агрессии, восхищаюсь им, его умением быть мужчиной тогда, когда это необходимо.

Он так молод, откуда в нём столько мудрости? А может, он значительно старше и просто водит меня за нос?..

— Прости, что тебе пришлось пропустить завтрак, я задержался ненамеренно.

— Я не хочу есть, я хочу домой, — не открывая глаз, шепчу в его футболку, от которой едва уловимо пахнет уже знакомым цветочным кондиционером.

Знает ли его мама, где сейчас шляется её сын?

Его отец?..

Да, он взрослый парень и не обязан отчитываться за каждый свой шаг, но всё-таки…

Знают ли его родители, что их чадо безумно? И как за маской нарочитой нежности рассмотреть эту аномалию серых клеток? И маска ли это?..

Какой он — настоящий Кай? Кай — похититель женщин и детей, парень, таскающий в кармане наручники и холодное оружие, безумный манипулятор себе на уме. Или Кай — мальчик-вундеркинд с какой-то психологической травмой в прошлом, недолюбленный и недоласканный, случайно совершивший по непонятной пока причине глупость.

Один или другой? А может, два в одном? Самое страшное, если два в одном…

— Ты дома, Натали, — перебирая мои волосы, шепчет Кай. — Ты уже дома. Идём наверх. Пойдём.

Послушно протягиваю ему ладонь и бреду по ступенькам как овца на заклание. У меня был шанс удрать отсюда. Вот она — дверь, рукой подать. А теперь этого шанса у меня больше нет.

Часть 21

* * *

Накалываю на пластиковую вилку хорошо прожаренный стейк, макаю кусочек в кисло-сладкий соус и отправляю еду в рот. Вкусно. Наверное. Судя по виду — очень, но я не чувствую вкуса.

Кай сидит по-турецки напротив, как всегда на полу, удерживая в руках свою тарелку. Он с большим аппетитом поедает щедрую порцию мяса, периодически бросая на меня осторожные взгляды. Хотелось бы мне знать, о чём он думает, но прочесть его мысли невозможно. Он ничем не выдаёт свои истинные эмоции.

— Нравится? — бросает он и, кивнув на мою порцию, вгрызается в кусок чёрного хлеба.

— Пробовала и получше. Сегодня ты сплоховал.

— Это не я готовил, — отправляет в рот помидор черри. — Купил на вынос в придорожном ресторане.

— А что так? Мама мясо жарить не научила?

Он на секунду перестаёт жевать и, вперив в меня ледяной взгляд, будто молчаливо попрекает за сказанное. Затем так же молча опускает глаза и возвращается к приёму пищи, но я ощущаю, что что-то неуловимо изменилось.

Мать?

Разговоры о матери дают такую неоднозначную реакцию?

Маменькин сынок или же, наоборот, ненужный ребёнок?

Может, она бросила его? Может, он чувствует свою вину, потому что не оправдал каких-то её ожиданий?

Эдипов комплекс?

Родители — его ахиллесова пята, он меняется, когда речь заходит о них. Если правильно использовать эту пробоину в его кажущейся броне, то можно почерпнуть массу полезной информации, которая мне однозначно пригодится.

— У меня есть для тебя видео твоего сына, — не поднимая глаз, говорит Кай и, достав из переднего кармана джинсов телефон, небрежно бросает его мне. Перехватываю последнюю модель супер-крутого гаджета на лету и оживляю экран. С него на меня смотрит застывшая, чуть смазанная улыбка Миши. Дрожащим пальцем жму на треугольник Play.

— Мишенька, скажи маме привет, — доносится женский голос за кадром, и Миша, оторвавшись от огромной коробки с конструктором Лего, улыбается:

— Пиет, мама, — машет ладошкой и возвращается к своему занятию. Так, словно его совсем не волнует, что самого родного человека нет рядом, словно чёртовы пластмасски ему важнее!

Быстро моргаю, чтобы не зареветь.

Ему там очень хорошо — это видно. На светло-бежевом ковре рассыпано море игрушек, он чисто одет, весел и всем доволен. Ему не нужна мама, ему хорошо с чужой тётей в чужом доме!

И тут же укоряю себя за глупое проявление материнской ревности. Ему всего лишь два года, он многого не понимает. Его привезли туда, где вкусно кормят и куча интересных игрушек, его никто не обижает — больше ему ничего не нужно. Наверняка ему сказали, что мама скоро придёт. Два года — возраст гибкий, дети готовы всё сказанное принимать на веру. Он просто спокоен, он насколько мал, что верит всему, что говорят взрослые. Даже если эти взрослые — его враги.

Смотрю на своего сына и всё-таки не могу удержаться от слёз, а затем незаметно поднимаю глаза на спокойно поглощающего обед Кая. Надеюсь, у него был очень веский повод поступить так, как он поступил.

— Прощайся с мамой, — говорит голос, и Миша снова машет ладошкой:

— Пока-пока.

Видео застывает на куске стены. Обои в голубую полоску. Снова они. Где я могла их видеть? А в том, что я их где-то видела, не может быть никаких сомнений. И тут же мысли переключаются на обладательницу голоса за кадром. Тембр молодой, но явно не подростковый. Скорее, голос как у женщины слегка за тридцать пять. Может, чуть-чуть за сорок.

Наш мальчик любит дам постарше?

— Кто она? — отставляю тарелку в сторону. Аппетит пропал окончательно.

— Кто — она? — интенсивно пережёвывая, переспрашивает Кай, либо действительно не понимая, о ком идёт речь, либо виртуозно прикидываясь.

— Мэри Поппинс моего сына. Кто она? Твоя любовница? Подельница? Или её ты тоже держишь прикованной к кровати?

— А если любовница, то что с того? Ревнуешь? — запальчиво, совсем по-пацански.

— Да мне плевать, в кого ты засовываешь свой отросток, я хочу знать, с кем находится мой ребёнок! — выпаливаю чересчур агрессивно и ругаю себя за несдержанность.

Но его, похоже, мой тон только забавляет:

— А врать нехорошо. Сына ты тоже обманывать учишь? — вытирает рот салфеткой и небрежным комком бросает её на пустую тарелку. Мгновение — и в его руках оказывается неизменная пачка сигарет. Словно из ниоткуда.

Если его убью не я, то его угробит никотин.

— А в чём состоит мой обман? По-твоему, мне плевать, с кем сейчас Миша?

— Нет, здесь ты сказала правду, а вот в остальном… — он глубоко затягивается и машет кистью, туша спичку. — Отросток? Всё равно в кого? Кажется, кто-то лукавит.

Складываю руки на груди и откровенно нарываюсь:

— Помешанный на своём члене ублюдок.

— Истеричка, — в тон мне ровно парирует он, и уголки губ едва заметно взмывают вверх.

Вытянув длинные ноги в драных на коленях джинсах, Кай откидывается назад, упираясь локтями в мягкий напольный ковёр.

Когда он такой: расслабленный, игривый, он кажется обычным молодым парнем, красавчиком и балагуром. Но когда в его глазах пляшут черти, он превращается в совсем другого Кая.

Раздвоение личности? Истории известны подобные случаи. Билли Миллиган — внутри того их вообще уживалась хренова туча и каждая с приветом.

Он неторопливо курит, сладкий дым никотина проникает в лёгкие, и я вспоминаю, как это было прекрасно — затянуться утром с чашкой крепкого кофе в руках или ночью после хорошего секса. Я никогда не была заядлым курильщиком, но иногда тонкий Вог однозначно скрашивал времяпрепровождение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


На первом же свидании — это было на восемьдесят девятом этаже ресторана Москва-Сити, Игорь поставил мне непререкаемое условие: никаких сигарет, никакого крепкого алкоголя и уж тем более никаких запрещённых препаратов. Боже упаси! Он был помешан на здоровом образе жизни, на полном серьёзе собираясь прожить минимум до ста лет. И надо отдать ему должное, здоровье его действительно было отменным. За почти пять лет нашего романа я ни разу не видела его больным и даже уставшим. Всегда свеж, полон распирающей энергии.

Мне хотелось порой поддать лишнего или позволить себе какую-нибудь гадость типа бургера, политого ядовитым соусом, хотелось танцевать до упаду, натирая мозоли, раскурить кальян с гавайской травкой. Мне хотелось просто жить, но нет — здоровый сон, здоровое питание по режиму, спорт…

Я могла бы взбрыкнуть и показать своё Я, да, могла, но не хотела. Слишком я была к нему привязана. Все эти долгие пять лет…

И даже сейчас, вдыхая запах табака, мне кажется, что я вижу недовольное лицо Игоря.

Хочется взять и накуриться до тошноты, назло ему! Доказать себе, что я теперь свободна и вольна делать то, что хочу… И тут же взгляд падает на покоящийся на подушке браслет наручника, который пока просто лежит и ждёт своего часа.