На бедро ложится горячая ладонь, и мне стоит невероятных усилий не выдать свою ложь, хотя я знаю, что он и так понимает, что я притворяюсь. Он всегда всё знает, он словно читает мои мысли ещё до того, как нейроны формируют их в моей голове.

Рука медленно — вызывая ворох колючих мурашек — ползёт по коже выше, огибает бедро, скользит на его внутреннюю часть и так же неторопливо возвращается обратно. Застывает.

Это прикосновение — мука. Я не помню, чтобы когда-нибудь реагировала на мужчину так. Дыхание учащается, и изображать спящую получается всё труднее. Сжимаю челюсть, непозволительно шумно дыша через нос.

Нельзя поддаваться на провокацию!

… но как же это сложно, когда мысленно я уже отдалась ему бесчисленное количество раз. Обманывать себя глупо, да даже его не могу обмануть, что уж говорить о собственном подсознании… Я хочу его молодое тело, хочу, чтобы его руки ласкали моё, хочу, чтобы он был во мне везде, куда только позволяет проникнуть физиология, мораль и религия.

Меня тянет к нему. Бешено.

— Натали… — шепчет он, но я лишь сильнее смыкаю веки. — Я знаю, что ты меня слышишь. Когда-нибудь ты поймёшь, что всё, что я сейчас делаю, я делаю ради тебя. Ради нас с тобой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Чёрта с два я пойму, выблядок! И умоляю, убери свою руку, иначе я за себя не отвечаю.

И он снова будто бы слышит меня: ладонь соскальзывает с бедра, оставляя после себя шлейф острого разочарования.

— Я приду на рассвете, хочу встретить его с тобой.

И всё. Шаги, щелчок замка. Тишина.

Я сойду с ума в этой клетке. Чокнусь, если не предприму хоть что-то. Крыша уже едет.


Я должна прекратить это безумие! Я должна сбежать. Куда угодно, лишь бы дальше… от него.

Голова раскалывается от нервного перенапряжения, к дъяволу ужин — кусок в горло не полезет, мне бы гильотину или, на худой конец, пару таблеток аспирина.

…Я ощутила её до того, как она чётко сформировалась. Её — спасительную мысль, мою соломинку.

Резко вскакиваю с постели и опускаюсь коленями на мягкий ковёр. Просунув руку под кровать, пытаюсь найти то, что меня спасёт.

Только бы она была здесь! Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!!! Она же была здесь, я помню!

Ладонь упирается в твёрдую пластиковую стенку, и лицо озаряет безумная улыбка. Она здесь. Аптечка. Он забыл её, когда обрабатывал моё запястье. Только бы она была не пуста…

Не вставая с колен, дрожащими руками выуживаю из-под кровати коробку с красным крестом, ставлю на смятую простынь и тяну на себя крышку. Глаза уже привыкли к темноте, да и лунного света вполне достаточно, чтобы рассмотреть внутри бутылку перекиси, йод, блистеры активированного угля, ртутный градусник, жаропонижающее и пару упаковок препарата от мигрени.

Хватаю таблетки и подношу к глазам, ощупывая пальцами обтянутые бумагой белые кружочки.

Две, семь, одиннадцать, девятнадцать… Одной не хватает, да и чёрт с ней! Для свершения задуманного этого более чем достаточно. Оказывается, прошлое трудного подростка может сыграть в будущем назаменимую службу.

Сжимаю упаковки в кулаке и ищу оставленную Каем воду. Вот она, стоит на краю трельяжа, рядом с подносом. Улыбка становится шире.

Я не вижу, но чувствую, каким нездоровым блеском сияют мои глаза

Спасибо, что облегчил мне задачу, милый.

Уже завтра я буду дома.

Часть 23

* * *

Я сижу на кровати и одну за одной выдавливаю таблетки из блистера. Щёлк! — бумага рвётся и белый кружок падает в ладонь к шести таким же. Тут, главное, не переусердствовать — всего лишь 8 грамм, принятых единовременно, могут вызвать полную потерю сознания или ещё чего похуже… К праотцам я ещё не собираюсь, хрен там, но мне позарез нужно выбраться отсюда, и если он не хочет выпускать меня добровольно, в ход пойдут крайние меры.

Признаться, мне немного страшно — я точно не из тех чокнутых, что ловят кайф от самоистязания. Я люблю жизнь, и сколько бы в ней не было дерьма — ценю её.

В ладонь падают ещё три таблетки. Итого ровно десять. Не мало ли?.. Для того, чтобы отойти в мир иной — мало, но чтобы сымитировать острое отравление — более чем достаточно.

А если… я действительно серьёзно отравлюсь? Я же не знаю, как отреагирует мой организм на ударную дозу основного действующего вещества препарата.

А если… Кай не успеет?..

Он успеет! — убеждаю себя, сжимая и разжимая кулак, трогая кончиками пальцев гладкую поверхность таблеток. Он придет, увидит меня бледной и блюющей, и вызовет скорую. Я не нужна ему немощная или мёртвая, у него нет цели меня угробить, он обязательно что-то предпримет. Отстегнёт в конце концов, и я убегу! А потом найду его…

А смогу ли я убежать? Десять таблеток — чистых пять грамм, для моего бараньего веса, истощенного стрессом последних дней…

Я сошла с ума, раз иду на это! Но я не могу плыть по течению как грёбаная фекалия, я должна что-то предпринять! Иначе всё может зайти слишком далеко, и этот плен… в один прекрасный день может стать добровольным. Я просто не захочу отсюда уходить, потому что он знает, что делает: приручает меня к себе, манипулирует. Он знает, как сильно я сейчас от него завишу, и уж точно знает, как меня к нему влечёт.

Он молод, но не по-возрасту зрел, и уж точно умнее многих моих ровесников. Я не знаю, в какой среде воспитывался Кай, чем он жил, кто его родители, но его безумная голова порой генерирует пугающе трезвые мысли. Я уже сижу и смотрю на дверь, как верная сука на привязи, ожидая, когда хозяин соизволит её навестить и благодушно потреплет за холку.

Я хочу его покалечить так же сильно, как забраться в ширинку, и именно поэтому не имею права оступиться. В его руках мой сын!

Мне надо домой. К Мише. Мне нужно узнать, где он. Мне нужно выбраться отсюда любыми путями, даже если этот путь опасно скользкий.

Сквозь раздвинутые шторы в окно проникают первые розовые лучи утреннего солнца. Рассвет.

"Я приду на рассвете".

Где-то за дверью отчётливо раздаётся скрип половицы и снова повисает тишина. Он здесь, совсем близко! Он пришёл и будет тут с секунды на секунду!

Раздумывать больше нет времени: быстро откручиваю крышку бутылки с водой и заталкиваю в рот горсть таблеток. Одна выпала и мягко упала на ковёр, да и чёрт с ней, хватит и этого.

Давлюсь, пытаясь проглотить лекарство не разжёвавая, таблетки царапают пищевод, я пытаюсь запить их водой и разливаю едва не половину. Подбородок и ночная рубашка мокрые, во рту горький привкус моего безумства.

Девять штук, назад дороги уже нет.

От нервного перенапряжения трясутся руки, я упираюсь ладонями в матрас, чтобы хоть как-то унять дрожь, и не свожу глаз с двери.

Ну же, давай, заходи, чёрт знает, когда проявят себя первые симптомы!.. Но дверь не открывается, и ответом моей молчаливой истерике становится равнодушная тишина.

Сейча-ас. Сейчас он придёт. Он же сказал — на рассвете. Сейчас рассвет. Я же слышала, как скрипнула половица!

Ну же, паршивец, где ты?.. Эта антреприза специально для тебя, успей прийти к началу первого акта.

Давлю глупый смешок и вытираю ладонью взмокший лоб. Что это — началось или просто нервное?.. Конечно, нервное, так быстро начать действовать лекарство не может. Хотя… сколько прошло времени? Кажется, что не более пяти минут, но кто знает…

За неимением часов перевожу взгляд на окно и замечаю, что зрительный контакт не поспевает за сознанием. Картинка движется как-то слишком дёргано, стоп-кадрами, перед глазами расплываются мутные круги, и вот он — первый болевой спазм. Желудок скрутило так, что пришлось согнуться, обхватив живот руками.

Ну где ты ходишь, мать твою, я же слышала тебя! Я не решусь повторить это снова!

Новый спазм — как ржавый гарпун в печень, к горлу подбирается горькая желчь. Хреново дело, очень хреново.

Блядство.

Превозмогая накатившую слабость, кое-как поднимаюсь на ноги и, чтобы не упасть, цепляюсь рукой за край трельяжа. Перед глазами всё плывёт, сердце колотится так, словно я без остановки преодолела марафон на длинную дистанцию.

Ледяной пот застилает глаза, тошнит, но спазмов нет, и разве это нормально, что организм не исторгает яд? Почему меня не рвёт?

И тут мне становится страшно. Впервые, по-настоящему. Я вдруг осознаю, что только что натворила — позволила эмоциям и злости взять верх над разумом. Я не умру, нет, но рискую превратиться в полукалеку и сочный стейк смогу разве что смотреть на картинке.

Я же не умру? От такой дозы ведь не умирают?..

Качнувшись назад, едва не падаю — цепляюсь свободной рукой за угол комода, сбивая поднос с ужином. Еда с грохотом летит на пол, ступня в чём-то холодном и липком.

План дрянь, полная! Где были мои куриные мозги?

В панике пытаюсь залтолкать трясущиеся пальцы в рот, но ничего не выходит — сухие спазмы царапают горло и на этом всё. Меня не рвёт!

Неужели я умру вот так нелепо? Господи, какая же я кретинка!

Тем временем тошнота стала невыносимой, меня мелко трясёт, и кажется, я вот-вот обделаюсь. Хороша будет картина — в блевотине и дерьме, после этого он точно меня отпустит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Сухие губы растягиваются в улыбке, и я тут же морщусь от очередного спама.

Голова гудит так, словно туда запустили рой пчёл: они летают, жужжат, кружат в моей черепной коробке, но почему-то жалят желудок.

Сколько же прошло времени? Минута? Пять? Час? Я потеряла ориентацию и способность мыслить логически, но первобытное чувство не даёт мне отключиться — это чувство страха. Я боюсь! Боюсь до дрожи в коленях, до умопомрачения.