Какое-то время мы стоим молча, обнимая друг друга. Как пара влюблённых, которая бурно повздорила и сейчас замаливает друг перед другом несущественные грехи. Словно не он держал меня прикованной наручниками к кровати, словно не я прятала вилку, мечтая вонзить её в его шею…

Его осторожные ласки не распаляют, а успокаивают. Я чувствую, как мои ощетившиеся шипы исчезают, как от его прикосновений затягиваются кровоточащие раны. Моя голова тяжела и легка одновременно — слишком много событий для одного дня, для всех этих дней, счёт которым я потеряла.

Правда, которую я сегодня узнала, слишком тяжёлая для того, чтобы переварить её так скоро.

Игорь отец Кая.

Женщина, которой не позволили испытать снова радость материнства и которая просто сломалась.

Моё мнимое отравление.

Наручники.

Истерики.

Звуки рояля в ночной тишине и прикосновения молодого мужчины, таять от которых я не должна.

Нахожу в себе силы отпрянуть и едва не падаю, потеряв точку опоры. Пошатываясь, добредаю до кровати.

— Я хочу побыть одна.

Сворачиваюсь калачиком и тяну на оголившиеся бёдра покрывало.

Мне не стыдно, что он увидит моё бельё или то, что под ним, а в свете открывшихся фактов разыгрывать из себя скромницу вообще было бы нелепо. Я просто хочу спрятаться, остаться одной в своём маленьком мире. Пусть даже мой мир сейчас всего лишь старая мрачная комната.

Часть 27

* * *

— Что это такое? Свинина? — смотрю на содержимое серебряного подноса: кусок идеально прожаренного мяса, миска с салатом и какая-то бурда в бульоннице.

— Нет, ягнёнок.

Тяну руки к блюду, но Кай бесцеремонно забирает тарелку с мясом себе, пододвигая мне бурду.

— Я не буду есть эту хрень.

— Это суп-пюре, тебе пока нельзя ничего тяжёлого, — садится как обычно на пол напротив, скрестив по-турецки ноги. — Ешь, а то остынет, — и с аппетитом вгрызается в кусок чёрного хлеба.

Можно было бы по привычке начать пререкаться, но он прав.

Черпаю ложкой густую массу и осторожно втягиваю аромат, на удивление пахнет вполне сносно. Смело отправляю непонятное нечто в рот. Вкусно.

Какое-то время мы едим молча, изредка кидая друг на друга будто бы случайные взгляды. Как будто действительно совсем ничего не произошло, но я точно знаю, что вчера его мир перевернулся не меньше моего, хоть он и пытается сохранять хорошую мину. Он вообще великолепно умеет держать себя в руках, когда это необходимо — есть чему поучиться.

Ночью я практически не спала, ворочалась с боку на бок, получив свободу от браслетов, бродила по комнате, много думала об открывшейся правде. К утру первые эмоции схлынули, и я смогла мыслить рационально.

Итак, что мы имеем? Мальчишку, с телом мужчины и не по годам развитым интеллектом, но он всё-таки ещё слишком молод. Ум — это прекрасно, но никакое серое вещество не заменит жизненный опыт, а у Кая его нет и в силу достаточно незрелого возраста быть просто не может.

Ему было всего лишь пятнадцать, когда он нашёл видео, где его отец… изменяет его матери. Подобная находка в любом возрасте шокирует, а в пятнадцать и вовсе может стать катарсисом, запустить необратимые процессы в мозгах ещё неоформившегося мальчишки. Он… впечатлился, плюс явно не совсем нездоровая атмосфера в семье: отец-тиран, мать на вечных антидепрессантах, а потом ещё её преждевременная кончина…

Преждевременная кончина. Хорошее словосочетание. Мягкое. Гораздо лучше, чем покончила с собой, потому что твой муж тиран и бессердечный ублюдок. И преждевременная кончина не царапает так остро, выковыривая из меня чувство вины…

Понятно, что всё это не могло не наложить отпечаток на психику парня. Он нашёл меня, увёз Мишу, чтобы иметь на меня рычаг воздействия, чтобы я стала уязвима и… и тут затык. Ступор. Я долго размышляла, зачем я ему всё-таки нужна, но так и не смогла разобраться.

Мне всё ещё нужны ответы.

Скребу суп по стенкам чашки и отправляю остатки в рот. Всё до последней капли.

Послушная пленница Наташа.

Положив ложку в миску, оставляю поднос в сторону и наблюдаю, как Кай доедает свой стейк. Он ест быстро, но не суетливо, изредка смотрит на меня, и по его взгляду я не могу прочесть ничего. Совсем ничего. Читать по глазам больше его прерогатива и даже сейчас, с аппетитом поглощая мясо прожарки лайт, он не перестаёт меня изучать. Он выглядит расслабленным и полностью сосредоточенным на еде, но я точно знаю, что реши я дёрнуться в сторону двери и вознамерься схватить вилку, он с ловкостью молодой борзой опередит и пресечёт любые мои порывы.

Он не знает, что следить за мной нет нужды — я не хочу убегать или как-то его калечить, пока не узнаю истинные мотивы его поступка.

— Ты так на меня смотришь… — с набитым ртом произносит он, и я, сама того не замечая, зеркалю его позу — складываю по-турецки ноги.

— Как?

— Как будто съесть хочешь, — он криво улыбается и быстрым движением вытирает рот салфеткой.

— Я смотрела на твой стейк.

Он снова улыбается и тянется за бутылкой воды: упругие мышцы натягиваются под тканью футболки, и я борюсь с желанием потрогать его плечи, провести ладонью от шеи до кисти и обратно. Прекрасные мужские руки. И я помню тёплый бархат его кожи…

Он пьёт воду, не сводя с меня глаз, и как бы я ни хотела отвести в сторону свои — не получается.

Грёбаный закон притяжения. Какая бы хрень ни происходила в твоей жизни, низменные инстинкты найдут брешь и прорвутся наружу. Люди совокуплялись всегда: во время войны, стихийных бедствий, эпидемий. Как бы ни было страшно и плохо, пока человек жив и дееспособен, он думает о сексе, мечтает о нём и им занимается.

И даже зная сейчас, что Кай сын моего бывшего любовника, зная, что несчастная женщина косвенно лишилась жизни и из-за меня тоже, я всё равно не могу не признаться себе, что меня тянет к этому мальчишке. Вопреки всяческой логике и здравому смыслу.

А если бы, допустим, — допустим! — мы познакомились где-то в другом месте и при других обстоятельствах… На курорте, в ночном клубе или гостях, позволила бы я себе перешагнуть эту грань в одиннадцать лет?

Ответ очевиден — да, лгать самой себе бессмысленно. Если бы он проявил настойчивость в тот вечер и вместо этой богадельни отвёз в ресторан, напоил вином, а потом снял бы номер в отеле — я бы с ним переспала. А может, даже не один раз.

— Опять.

— Что опять? — выпархиваю из размышлений.

— Ты снова на меня так смотришь, — он порывается закрутить крышку, но передумывает и тянет бутылку мне.

Забираю их его рук АкваМинерале и, не теряя контакта глазами, жадно поглощаю чистую холодную воду.

Он знает, что не смотря ни на какие обстоятельства, я всё равно продолжаю смотреть на него и видеть под тонкой тканью одежды манящее крепкое тело.

Для своих лет Игорь был в отличной физической форме, но Игорю под пятьдесят, а Каю двадцать… И как бы мужчина ни следил за собой, нет ничего сексуальнее молодости.

Передаю ему бутылку и вытираю рот тыльной стороной руки. Со вчерашнего вечера, как всё наконец открылось, между нами что-то неуловимо изменилось. Нет того звенящего словно струна напряжения, оно сменилось чем-то другим, я даже не могу подобрать этому верного определения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Теперь я знаю, кто он, и это сделало его едва ли не загадочнее, чем когда он был просто красивым чокнутым мальчиком.

— Почему ты учился дома? Ты болен? — не знаю, как этот вопрос приходит в мою голову, почему именно он и именно сейчас.

Кай бросает на меня любопытный взгляд и тянется к заднему карману болтающихся на бёдрах чёрных джинсов.

Сигареты. Ну конечно. Представить его без фильтра в зубах это то же самое, что представить без рук или ног.

Игорь — страшный борец за здоровый образ жизни, а сын смолит одну за другой.

Что это — протест?

— Болен? Ну, как сказать… Аутоагрессия, синдром дефицита внимания, обсессивно-компульсионное расстройство. Выбирай, что тебе нравится больше? — бегло перечисляет он и выпускает в потолок сизую струю дыма. — А, ещё у меня iq 195 и аура фиалкового цвета.

— Это что ещё за хрень такая?

— Ай Кью в переводе с…

— Я про ауру.

— Я ребёнок индиго, — абсолютно серьёзно изрекает он и откровенно любуется моим искренним замешательством. Затем, выдержав паузу, расплывается в широкой улыбке: — Ну, а я им о чём — полный бред.

— Господи, ты что — аутист? Или того хуже — шизофреник?

— А я похож на ненормального?

— Да, Кай, ты как никто похож на ненормального! — возмущённо подцепляю пальцем болтающиеся на спинке кровати наручники. — Ни один психически стабильный человек не придумает такое! Нет, я предполагала, что ты с головой не совсем дружишь, но не знала, что это официально подтверждено. Мог бы сразу сказать, что ты поехавший, это сильно облегчило бы мне задачу. За убийство психа много не дадут.

— Я не псих, — сизая струя дыма уплывает в потолок.

— А врачи считают иначе.

— Твои врачи все как один круглые идиоты, и мой отец недалеко от них ушёл. Витиеватые диагнозы, многочисленные тестирования — это всё обыкновенная роспись в собственной тупости. Неужели ты тоже как и они не понимаешь очевидного? Пожалуйста, не разочаровывай меня, Натали! Я не психопат, я просто хотел, чтобы меня оставили в покое и разрешили заниматься тем, что мне нравилось, но вместо этого к моей башке прикрепляли электроды и считывали какие-то грёбаные импульсы, — удерживая зажатую между пальцами сигарету, Кай ощутимо стучит себя по виску. — Я был для них подопытным кроликом, лабораторной крысой, на которой они ставили свои опыты. И моего отца более чем устраивало доверять им, этим сраным эскулапам с их сраными купленными дипломами! Да, я не слишком люблю людей, да, я умею и знаю чуть больше среднестатистического парня моего возраста, но это не означает, что я дебил! А если я им и стал, то спасибо можешь сказать моему отцу. Он только и делает, что превращает жизни тех, кто его окружает, в выгребную яму, заполненную дерьмом!