…он отстраняется. Тяжело дыша, слезает с меня и стремительно подходит к окну.

Я настолько ошарашена произошедшим, что какое-то время не могу прийти в себя. Губы горят, грудь ходит ходуном.

Что это было? Почему он ушёл?..

Приподнимаюсь на локтях и смотрю на его застывшую у окна фигуру.

— Кай? Всё… нормально?

Молчит.

Всё это настолько странно, что я теряюсь. Мне тридцать один год и я не понимаю, что мне делать. Бежать за двадцатилетним пацаном и умолять, чтобы он мне присунул, как кобель дворовой шавке?

А может, в процессе он резко меня перехотел? Увы, после родов моё тело уже не такое совершенное, как было до…

Бред. Он стоит боком, и я вижу, что он по-прежнему возбуждён, ткань джинсов не может скрыть рвущйся в бой сгусток чистого тестостерона, сконцентрированного сейчас в одном вполне конкретном месте.

Он хочет меня, без сомнения. Но что это тогда, блять, за номер?!

Поправив соскользнувшие с плеч лямки, сажусь, машинально приглаживая растрёпанные волосы.

— Кай… Что-то случилось?

— Я не хочу, чтобы всё было так, — говорит, наконец, не оборачиваясь.

— Как "так"?

— Вот так, — кивком головы указывает на скомканную постель, и мгновение спустя из его рта выплывет облако сигаретного дыма. — Ведь это я тебя сейчас завалил, можно сказать даже силой, а я хочу, чтобы всё было наоборот.

— Чего-о? — буквально охреневаю, искренне надеясь, что просто ослышалась. — Завалил? Ты совсем больной? Вернее, не так: ты реально псих!

— Ну вообще, да, некоторые врачи говорят то же самое, — очередное сизое облако и сухая констатация факта: — Ты не меня сейчас хотела, а только мой член.

— Тебе не кажется, что ты слишком драматизируешь в свои двадцать? Другой бы на твоём месте воспользовался ситуацией и трахнул бабу, которая сама раздвинула ноги.

— Ты правда не понимаешь? — в его голосе осуждение и будто даже обида. — Если бы я хотел тебя просто трахнуть, я бы уже давно тебя просто трахнул. Но я хочу бо́льшего. Мне нужно не только твоё тело.

Ошарашенно наблюдаю, как он подносит сигарету ко рту и с наслаждением затягивается, рассматривая что-то за окном.

— …кстати, задница у тебя что надо.

Положив ладони на подоконник, оборачивается на меня, и синие глаза лучатся улыбкой. Его губы сжаты, между бровей привычная складка, но глаза… они выдают его с потрохами.

Да он флиртует!

Внутри меня что-то лопается, ломается, рассыпается мелким крошевом сомнения с примесью ужаса. Ужаса от того, что я не должна смотреть на него так, как смотрю, и уж точно не должна испытывать то, что испытываю. И я сейчас совсем не о физическом влечении, это самое меньшее из зол…

Мой безумный искуситель, во что ты меня впутал…

Всё это слишком тонко и сложно, чтобы проанализировать вот так с полпинка. Но то, что он так лихо в очередной раз меня раскусил, уже даже не удивляет. Я действительно хотела сейчас не его самого, а то, что болтается между его ног. Я намеренно отключила все эмоции, чтобы не дай бог не впустить его глубже собственной вагины.

Как же всё это было глупо… Нелепо. Но мы столько уже пережили вместе за эти дни, что я не испытываю стыда, неловкости или ещё чего-то похожего. Это был просто ещё один урок, мягкое напоминание, что его не провести.

Ну и чёрт с тобой, сопляк, хренналион — ноль в твою пользу.

Опускаю босые ступни на мягкий напольный ковёр и прошу о том, о чём давно думала:

— Сыграешь для меня?

Он снова поворачивает на меня голову, и я едва сдерживаю внутренний порыв подойти и убрать с его лба непослушную челку. Потрогать кончиками пальцев губы…

Уголки этих самых губ вдруг ползут вверх:

— Сыграть? На чувствах?

Да уж, маленький засранец, в этом тебе точно нет равных.

— На рояле. Я слышала, как ты играешь. Ночью.

— Ненавижу рояль, — снова отворачивается к окну и гипнотизирует спутанные заросли неухоженного шиповника. — Отец заставлял меня играть. Через силу.

— У тебя хорошо получается.

Он хмыкает себе под нос и едва заметно качает головой.

— У меня всё всегда хорошо получается. Умный мальчик Кай, возьми с полки леденец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Без какой-либо бравады или бахвальства, как-то слишком устало для его столь молодых лет.

Неужели Игорь третировал собственного сына? Бил? Что за чертовщина творилась за монолитным забором дворца в элитном подмосковном посёлке…

— А впрочем… пошли, — он тушит окурок о ребро зажигалки и, приоткрыв створку окна, выкидывает на улицу. Затем уверенно шагает к двери, на ходу извлекая ключ из заднего кармана джинсов.

Плетусь следом, оглаживая взглядом его обтянутые футболкой широкие плечи, крепкую шею, затылок.

Разве не должны парни в двадцать лет быть щуплыми и угловатыми?

Мои сокурсники в этом же возрасте практически все как один были тощими и сутулыми, поэтому я всегда предпочитала мужчин постарше, отдавая предпочтение не молодости, а зрелости и опыту. Но Кай… он словно не от мира сего. Откуда в нём столько мужественности и в то же время какой-то трогательной нежности?

Выйдя в коридор, послушно ступаю за ним дальше вниз по лестнице, и вот уже перед глазами просторная гостиная, до сих пор разгромленная. Привет прошлой истерике.

— Осторожно. Здесь осколки, — Кай берёт меня за руку и помогает переступить остатки разбитой напольной вазы, которую я несколькими днями ранее пыталась швырнуть в него, но угодила в стену.

Сейчас собственное поведение кажется нелепым. И как это у него только так получается? Всю эту кашу заварил он, а виноватой себя чувствую я!

— Садись, — он отпускает мою руку и указывает взглядом на старинный диван с протёртыми овальными подлокотниками. Словно послушая наложница безропотно опускаюсь на винного цвета обивку, ощущая, как натруженно поскрипывают под моим весом старые, наверняка проржавевшие пружины.

Этому дому не семьдесят лет, как я думала ранее — больше.

Кай пододвигает ногой табурет и садится перед роялем. Подняв тяжёлую крышку, бегло пробегается подушечками пальцев по клавишам.

Прямая спина, сосредоточенный взгляд, руки, готовые подчинять себе музыку… Почему-то я представляю его маленького, в слезах, исполняющего ненавистную партию Вивальди под гнётом строгого взгляда Игоря.

Только хочу задать вопрос, почему всё-таки рояль, а не скрипка или гитара, как тишину комнаты прорезают первые звуки. Настолько щемящие, что плечи тут же покрываются колючими мурашками.

Как и тогда ночью звуки становятся громче, яростнее, агрессивнее, я словно растворяюсь в этом вихре из нот и октав, взлетаю вместе с ними ввысь и падаю плашмя о землю, чтобы тут же снова воскреснуть.

Никогда я не любила музыку, чтобы вот так — стекловатой по венам, картечью в подкорку…

А может, виной всему не музыка, а безумный музыкант?

Смотрю на его порхающие по клавишам пальцы, идеальную осанку, широко расставленные ноги. Перевожу взгляд на лицо и вижу, что веки его закрыты, а губы сжаты в тонкую линию. Но он не наслаждается игрой, он словно… несёт повинность. Страдает, в муках являя миру идеальную музыку. Наказывает себя, а заодно меня.

Наказывает меня собой.

Поднимаюсь с дивана и словно пьяная бреду наверх, глотая откуда ни возьмись вдруг появившиеся слёзы. День начался не так давно, но уже будто вытянул из меня все соки. Я точно сойду здесь с ума, если не выберусь в ближайшее время.

Но так ли я хочу отсюда выбраться?..

Мысль оглушает своей уродливой истиной. Это оно? То самое? То, чего я больше всего боялась?!

Наступит день, и плен может стать добровольным.

Зная сейчас о Кае если не всё… хотя, конечно, не всё, но многое; зная наверняка, что он не в себе, я продолжаю к нему тянуться. Вопреки всяческой логике. Тянуться как молочный телёнок тянется к вымени матери. На каком-то глубинном уровне.

Может, это и есть начало настоящего безумия?

А может, я сошла с ума уже давно и сейчас помешательство переходит в следующую фазу?

Что меня здесь держит? Почему я даже не попыталась открыть входную дверь? Почему я пошла наверх, а не выбила стулом окно и с криком: "свобода!" не убежала из этого, как я его называю, ада?

Почему я целую его, наслаждаюсь его игрой, вместо того, чтобы желать наказать?

Столько вопросов и ни одного ответа.

Добредаю до кровати и сворачиваюсь клубком. Музыка продолжает разрывать тишину, сочиться из каждой рассохшейся трещины этого старого дома.

А может, она играет в моей голове?..

Засыпая, ловлю себя на мысли, что интуитивно тяну руку в сторону болтающихся на спинке кровати уже никому не нужных браслетов.

Поздравляю, Наташа. Он всё-таки добился, чего хотел — жертва сама пришла в свою клетку.

Часть 30

* * *

Не знаю, сколько я так проспала, но когда открыла глаза, увидела за окном кромешную темноту, а ещё ощутила на себе тяжесть покрывала.

Кай приходил, когда я спала, и укрыл меня. И то, что я совсем ничего не услышала и не почувствовала, уже не кажется мне чем-то удивительным.

Ещё один день здесь. Ещё одна ночь. Безумная игра продолжается.

Тяжело поднимаюсь с кровати и от нечего делать брожу по комнате, долго смотрю в окно, но кроме чёрной в темноте ночи листвы совершенно ничего не вижу. Хотя постойте — внизу, через оконный проём гостиной льётся рассеянный оранжевый свет, окрашивая спутанный кустарник шиповника в грязно-рыжый.

Кай там, внизу. Мысль о том, что он где-то рядом, тягучей патокой разливается по венам. Сразу же представляю его лицо, длинные ресницы и завитушки отросших волос на висках…