А теперь я здесь — узница этого старого дома и странных чувств к тому самому мальчишке, которого когда-то заочно ненавидела.

Сын Игоря. Брат Миши. Круговорот безумия.

За дверью ванной раздаются едва уловимые звуки человеческого присутствия. Он здесь.

Стираю с запотевшего зеркала накопившуюся влагу и бросаю взгляд на своё отражение: никакой косметики, только алые губы и подёрнутые словно наркотической поволокой глаза.

Я готова. И я знаю, что сегодня всё будет по-моему.

— Натали? — тихий, даже какой-то робкий стук в дверь. — Всё в порядке?

Давлю на ручку и, шагнув за порог, врезаюсь сначала в его взгляд, и долей секунды позже — тело.

Я довольно высокая, но Кай всё равно выше: он смотрит на меня чуть прикрыв веки, тщательно изучая моё лицо.

Брови, глаза, скулы, губы…

Он слишком долго смотрит на мои губы, а затем кладёт на них указательный и средний пальцы и медленно размазывает помаду, оставляя алые полосы на подбородке.

— Не люблю красный цвет.

— Я тоже.

— Ты с ней похожа на шлюху, — взгляд сползает на мою шею, а затем ниже, на грудь. Испачканный помадой палец скользит по кромке кружева бюстгальтера, помечая кроваво-красным кожу: — Красивый комплект. Тебе идёт.

— Ты же выбирал, как и помаду.

Не свожу с него глаз, в надежде уловить присущий его молодости порыв и нетерпение, хотя с моей стороны это так глупо. Кай никогда не вёл себя соответственно возрасту.


Он собран и сосредоточен, лишь дыхание чуть глубже обычного, и глаза темнее.

Он ждёт.

Ждёт, когда я сделаю первый шаг.

Ну и чёрт с тобой, сопляк. Я птица не гордая. Да и какая гордость, когда губы напротив как глоток живительного кислорода для утопающего.

Поднимаю отяжелевшую вдруг руку и легко касаюсь его щеки, плавно скольжу выше, запуская пальцы в волосы. Они немного влажные, видимо, он тоже недавно принял душ.

— Ждала меня? — слегка склонив голову набок, произносит он. Голос тихий, грудной.

Боже, сколько секса в его голосе…

— Как видишь, — пальцами другой руки трогаю рельеф его плеча под тканью чёрной футболки и вдруг осознаю, что никогда за свою тридцатиоднолетнюю жизнь не хотела так ни одного мужчину. А у меня их, что уж кривить душой, было немало. И сколько ещё будет…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Но Кай… Кай — моя безумная страница, которую я должна прочесть и потом перевернуть, чтобы больше никогда к ней не возвращаться.

Оглаживаю руками его широкую спину, уделяя какое-то поистине извращённое внимание плечам. Затем, неторопливо минуя поясницу, торможу свой сотканный из удовольствия путь на заднице. Его джинсы привычно болтаются чуть ниже положенного, и я понимаю, что на нём снова нет белья.

— Готовился? — облизываю губы, сжимая через грубую ткань ягодицу.

— Как видишь.

От него пахнет шапмунем и дорогим виски. Непослушный сын явно любит идти властному отцу наперекор, но думать сейчас об Игоре мне хочется меньше всего.

Не затягивая и так уже перетянутую длиною в несколько дней прелюдию, сама льну к его губам. Целую его, совершенно по-взрослому, задыхаясь от такой желанной близости. Его эрекция упирается в мой ещё целомудренно спрятанный за трусами лобок, и всё, о чём я могу сейчас думать — его стиснутый тисками джинсов член.

На секунду Кай отстраняется и, заведя руки за спину, стягивает через голову футболку, после чего довольно грубо толкает меня к стене. От прикосновения обнажённой кожи к коже в крови зашкаливают эндорфины, и я чувствую себя полупьяной, полусумасшедшей.

Да что там — "полу". Я дура на всю голову!

Кай тяжело дышит мне в губы, заталкивая язык всё глубже, словно имея мой рот, я же скольжу ладонью по его животу, просовывая руку за пуговицу ширинки. Так и есть — без белья. Этот факт заводит ещё сильнее.

— Хочешь меня? — влажные пряди прилипли ко лбу, губы пылают.

Игнорирую его вопрос и освобождаю наконец-таки член. Не стиснутый джинсами он кажется ещё больше, мощнее. Провожу пальцами по вздувшимся венам, сжимаю в кулаке, представляя его в себе. Видимо, я слишком переусердствовала с откровенными прикосновениями, потому что Кай начинает дышать ещё глубже и поступательным движением бедёр припечатывает меня к стене, буквально вдавливая в витиеватые узоры обоев.

— Хочешь?

Я молчу. Этим своим поступком с переодеванием я и так опустилась ниже некуда, ни за что не распишусь в своей слабости! Он и так всё прекрасно видит и понимает, но просто ждёт, чтобы я озвучила свои мысли, погладив впервые не против шерсти его распирающее эго.

Непроизвольно вскрикиваю, когда ощущаю в себе его пальцы. Губы напротив растягиваются в довольной ухмылке.

— Хо-очешь…

Уже не вопрос — утверждение.

Отнекиваться бессмысленно: упираюсь взмокшим лбом в его плечо, стаскивая свободной рукой свои трусы. Чёрт знает, что ему снова взбредёт в голову, ещё одного облома я просто не вынесу!

Но он и не думает уходить, напротив — сминает руками мою задницу. Сминает больно, но… так приятно. Пальцы, которыми он совсем недавно трогал меня, абсолютно мокрые, и не это ли лучшее доказательство того, что я действительно его хочу?

Чувствую скольжение его члена по своему уже голому лобку, перехватываю возбуждённый орган рукой и, вульгарно расставив ноги, направляю в себя, но Кай будто дразнит меня специально, ускользая, когда уже совсем близко…

— Кай, пожалуйста… — шепчу, вонзая ногти незанятой его членом руки в скользкое от влаги мужское плечо.

Унизительно просить молодого мальчика трахнуть себя, но он распалил меня так, что я готова унизиться ещё больше, лишь бы испытать уже такой близкий оргазм.

Ему нравится, что я сейчас такая — кроткая, я чувствую в поцелуях его улыбку. Его язык покидает мой словно осиротевший рот и скользит по ключице, заставляя выгибаться ему навстречу, предоставляя себя всю в его полное пользование.

Когда его большой палец надавливает на мой клитор, я ощущаю, как по внутренней стороне бедра стекает капля тягучей смазки; Кай размазывает её по коже, испытывая какое-то животное удовлетворение от моих страданий на грани. В отместку сдавливаю его член так сильно, что Кай, прищурив один глаз, протяжно шипит сквозь зубы, при этом не прекращая улыбаться. Кажется, ему самому нравится это мучение.

Маленький щенок! Да он издевается!

— Ты извращенец? — тяжело дышу в его губы, послабляя хватку.

— Я смотрел, как ты мастурбируешь на камеру. Конечно, да.

Он гладит моё скользкое от пота тело: рука гуляет по голой груди, животу, лобку, намеренно игнорируя то, что находится ниже.

Я сейчас не я, я — одна сплошная эрогенная зона, кажется, что даже кончики волос обрели чувствительность. Мне настолько хорошо, что даже плохо, и я с ужасом осознаю, что эта пытка ничуть не хуже секса… А может, где-то даже лучше.

Сильные руки рывком подхватывают меня под ягодицы и приподнимают над полом. Я снова ощущаю спиной давление холодной стены и, чтобы не упасть, а на деле повинуясь инстинктам, обхватываю его бёдра ногами.

— Ты любишь меня? — абсолютно чёрные глаза выжигают на моём лице пылающую агонией экстаза дыру, и я понимаю, что мой ответ может лишить меня, возможно, самого яркого оргазма в жизни. Он чокнутый, никто не знает, что у него на уме.

Но я не буду ему врать.

— Нет.

— Нет… — повторяет он и, кажется, как и утром бросит всё и уйдёт. Я не жду этого, но готова.

— Нет… — его губы произносят ещё одно отрицание, и когда я уже готова стать снова униженно отвергнутой, ощущаю грубый толчок и чувство распирающей наполненности.

Его член во мне.

Его. Член. Во мне.

Дыхание срывается и жалкими всхлипами рвётся из груди. Ещё один грубый толчок заставляет меня вскрикнуть снова. Я так долго ждала этого, что сейчас не могу осознать, что это, наконец, произошло. Кай и я занимаемся сексом. Вернее, не так — Кай трахает меня, а я повисла на нём безвольной тряпкой, растворяясь в первом за эту невероятно длинную ночь оргазме.

Как мы оказались в кровати? Чёрт его знает. Я просто чувствую спиной трение о грубое покрывало, а лодыжками его ягодицы. Я хочу закрыть глаза, но борюсь с собой, заставляя себя смотреть на него, запоминать каждую черту идеального лица подёрнутого пеленой экстаза, который дарю ему я.

Я хочу это запомнить, потому что знаю, что это больше никогда не повторится.

Часть 32

* * *

— Так какого цвета, говоришь, твоя аура? — я лежу абсолютно голая, водрузив затылок на плечо Кая.

— Фиалкового. Цвет индиго, — серьёзно отвечает он и передаёт мне подкуренную сигарету. Затягиваюсь из его рук, и в блаженстве прикрываю глаза.

Я бросила курить несколько лет назад, но сегодня ночь, когда запреты теряют свою силу.

Свет погашен, но полная луна светит прямо в окно, окрашивая постель в неоново-голубой. Кай, полностью обнажённый, неторопливо курит, а я, огибая ожог, глажу его ладонь, на ощупь разыскивая линию жизни.

— Прости, но по-моему, дети-индиго — это какой-то бред.

— Я тоже так считаю, — легко соглашается он и снова вставляет в мои губы тёплый фильтр.

Выпускаю дым и на несколько секунд закрываю глаза. Голова плывёт, мысли, словно дрейфующий в штиль бумажный кораблик плавно топчатся на одном месте. Язык не поспевает за речевым центром, голос немного осип. Конечно, я столько кричала…

Мне не стыдно вспоминать о том, что мы творили в этой самой постели какие-то полчаса назад. Я сегодня не я. Это другая Наташа позволила себе переспать с молодым сыном бывшего любовника. Это другая Наташа извивалась под тяжестью его тела, вонзая ногти в гладкую кожу спины. Другая, не я.