Агата Лель - Твоя поневоле

— У него на коровье молоко аллергия. Сыпь, — шепчу, то ли ему, то ли самой себе…

Кай понятливо кивает и что-то бегло набирает на дисплее. Видимо, отправив сообщение, убирает телефон снова в карман.

— Не волнуйся, пожалуйста. Я не сделаю твоему сыну ничего плохого. Обещаю.

Он произносит это таким тоном, словно в том, что он сделал, нет ничего необычного.

Украсть чужого ребёнка? Да так все делают. Чем он хуже? А то, что Миша у него — сомнений не остаётся.

Ставлю локти на колени и утыкаюсь лицом в ладони. Я плачу. Не громко, не навзрыд. Просто плачу от пусть небольшого, но облегчения.

Ведь если ребёнку хотят сделать плохо, его же не развлекают мультфильмами и не кормят хлопьями, верно же? Или…

— Кай? Зачем я тебе? — поднимаю на него зарёванное лицо и смотрю в чистые синие глаза. Мне плевать, что тушь потекла, а нос распух, мне всё равно, привлекательно я выгляжу или нет. Я просто хочу знать, что мой ребёнок в безопасности.

— Натали! Соберись. Тридцать один год, а ведёшь себя словно пугливая школьница. Ой, — смущённо улыбается (эта чёртова улыбка!), — двадцать пять, конечно.

— Если тебе нужны деньги — у меня их нет. Хочешь, забирай машину, — на удивление холодно проговариваю свои недавние мысли. — Ещё у меня есть двухкомнатная квартира с хорошим ремонтом. Это займёт время, но…

— Не зря говорят, что любовь матери — самое сильное на земле чувство. Мне приятно, что ты знаешь, что это такое, — перебивает он и снова достаёт из кармана пачку сигарет. — Можно же?

Какой вежливый, ну просто послушник церковно-приходской.

Закрываю глаза и пытаюсь сосчитать до десяти. Медленно. Размеренно. Как учили.

Оди-ин. Выдох. Два-а. Вдох. Три-и. Выдох. Четы-ыре…

Грёбаный сукин сын. Паршивый породистый щенок! Кто дал ему право так себя вести? Кто дал ему право красть чужих детей? Кто дал ему право манипулировать людьми?

Семь. Вдох. Девять… Сука.

Была бы я хоть чуточку сильнее и смелее, я бы попробовала сцепить на его шее пальцы. Глазом бы не моргнула. Но: а) я слабое ссыкло, б) если я его убью, я рискую не узнать, где мой ребёнок.

Смотрю, как он затягивается сигаретой, и не могу поверить в реальность происходящего. Такой красивый… Ну не может это быть правдой. Его губы до сих пор вызывают в душе безотчётный трепет. Вопреки всякой логике. Вопреки страху. А может, благодаря ему…

Может, это всё потому, что я до сих пор не могу поверить в то, что это не сон и не розыгрыш.

— Давай сделаем так, — после минутного раздумья произносит он, выдыхая дым. — Сейчас мы доедем до трассы, там мы останавливаемся и меняется местами. Поведу я. И, прости, я буду вынужден завязать тебе глаза, — и словно извиняясь: — Так надо.

— Это ещё зачем? — смотрю на него исподлобья и лихорадочно соображаю, можно ли ударом каблука по затылку вырубить девяностокилограмового детину. Или вернее будет воткнуть шпильку в его красивую шею и перебить сонную артерию?

Су-ука-а! Где находится эта сраная артерия?!

— Натали, мне сильно не нравится, что ты всё время переспрашиваешь. Я же сказал — так надо. Заводи мотор.

Ослушаться его сейчас — мысль не самая умная. Я слабая, он сильный. Я женщина, он мужчина. Нужно ехать. По дороге можно нарушить правило и попасться на глаза сотрудников ДПС. Или, на худой конец, мой номер заснимет камера видеонаблюдения. Потом найдутся свидетели, кто видел, как красивый молодой парень садился в моё авто на подземной парковке торгового центра. Его фоторобот воссоздадут с дотошной точностью — увидев это лицо хоть раз, так просто его уже не забудешь. Поэтому, когда моё разложившееся тело найдут где-нибудь в лесополосе, полиции будет не сложно выйти на поехавшего мозгами Дориана Грея.



Остаётся надеяться, что он не забудет меня перед этим как следует оттрахать. Должно же мне из всего этого дерьма хоть что-то перепасть.

Громко всхлипываю и судорожно втягиваю носом воздух. В глазах щиплет, дорога как размытое пятно.

Вдо-ох. Вы-ыдох…

Игорь всегда поражался, что даже в стрессовых ситуациях я умудряюсь шутить. Ну, а что ещё остаётся? Что, мать твою, ещё остаётся?!? Юмор — моя броня, как жаль, что хлипкая…

— Надо так надо, — отвечаю на удивление ровно и с лёгкой улыбкой завожу двигатель.

* * *

Мы едем уже достаточно долго и в полной тишине. Со стороны может показаться, что парень и девушка торопятся домой после тяжёлого трудового дня, или едут в гости навестить маму, или, как вариант, к дъяволу в преисподнюю на поздний ужин.

МКАД остался позади, и мне становится ещё тревожнее. Куда мы едем? К кому? Зачем?

Может, он торговец незаконно изъятыми органами на чёрном рынке?

Милый мой, знал бы ты, сколько я пила, учась в институте, ты бы ни за что не позарился на мою печень и почки.

Я правда недоумеваю: нет ни единой, хотя бы более-менее разумной догадки. Ну нет ему причины красть моего сына и что-то делать со мной! Нет её!

Кай кажется абсолютно расслабленным. Спокойное лицо, сосредоточенный взгляд. Единственное, что косвенно выдаёт его нервозность — он курит одну за одной. Хотя, может, он просто много курит, и ему нужны новые лёгкие. Мои, например.

— Ты не замёрзла? — обернувшись на меня, задаёт вопрос впервые за долгое время гробового молчания.

— Что? — отрываю взгляд от дороги и не верю своим ушам.

— Если тебе холодно, я закрою окно.

Да твою же ты маму, а! Он что, издевается? У меня сын неизвестно где, неужели он думает, что сейчас меня волнует что-то ещё?! Да хоть пусть земля разверзнется, планету накроет цунами, оживший Брежнев перейдёт дорогу — мне всё равно! Я хочу знать, где Миша и что с ним!

И что с мамой? Сильно сомневаюсь, что она вот так просто отдала ребёнка незнакомому парню. А если бы Миша пропал, она бы мне весь телефон оборвала. Но телефон молчит.

Во рту в который раз появляется привкус железа, и ладони потеют так, что скользят по кожаной обшивке руля. По очереди отнимаю ладони от баранки и вытираю о юбку. Всё это происходит под неусыпным контролем Кая. Это ещё раз доказывает, что его умиротворение напускное — он следит за мной, за каждым моим движением.

​​​​​​Он охотник. Я жертва.

Почему же не звонит мама! Почему?! Я как минимум задерживаюсь, она должна позвонить и спросить, когда я буду. Она знает, что я ни за что не улечу отдыхать, не поцеловав перед этим сына.

Чёрт! Мой отпуск! С этими перипетиями я совсем забыла, что завтра в семь сорок пять у меня самолёт до Анталии!

Тут меня неприятно озаряет, что слишком уж как-то всё вовремя и гладко для него. Я исчезну ровно в тот момент, когда по идее и должна исчезнуть. Я улетела в Турцию, ни у кого не возникнут вопросы, куда это я запропастилась. Ни у кого, кроме мамы, ведь Миша должен быть все восемь дней у неё, и если он сейчас не с ней…

Почему она не звонит??!

Меня снова озаряет, в который раз за эту короткую, и в то же время самую длинную поездку в моей жизни.

Может, она не звонит потому, что всё в порядке? Миша с ней, и они вместе ждут моего возвращения…

Эта мысль понравилась мне больше всех. Пусть это будет правдой! Господи, пожалуйста, пусть!

Звонок мобильного разнёсся по салону как звук реактивного двигателя. Оборачиваюсь на Кая, смотря с голодным вожделением на выпуклость в его штанах. Совсем не ту, о которой фантазировала раньше, кажется, в какой-то другой, беззаботной жизни.

Поделом тебе, Наташа! Так тебе, похотливая дура, и надо! Не поведись ты на свои блядские инстинкты и не посади этого волка в овечьей шкуре в свою машину, этого всего бы просто не было! И тут же понимаю, что если ему действительно что-то от меня нужно, он нашёл бы способ забрать это в другой подходящий момент.

— Мой телефон звонит, — разлепляю губы, гипнотизируя заветный прямоугольник в его штанах.

Он словно нехотя снова приподнимает свой шикарный зад и достаёт из переднего кармана узких джинсов мой мобильный. Долго смотрит на экран, словно раздумывая, говорить ли.

— Это твоя мама.

Господи, спасибо! Спасибо! Значит, она как минимум жива!

— Я могу ответить? — спрашиваю без особой надежды, но он вдруг согласно кивает:

— Почему нет. Но учти, Натали, не вздумай как-то выдать меня и наши маленькие планы. Помни — твой сын у меня.

Быстро киваю и тяну руку к орущему телефону, но он отстраняется, предупреждая:

— Ничем, Наташа. Ни намёком, ни прямо. Ты поняла меня?

Мотаю головой как китайский болванчик, не отрывая взгляд от мобильного.

— Смотри на меня, когда говоришь, и включи громкость, — он протягивает мне аппарат, и я, не веря своему счастью, быстро выхватываю его у него из рук и, конечно же, роняю.

Позабыв о безопасности, наклоняюсь и шарю рукой по полу. Автомобиль влияет, где-то сбоку раздаётся возмущённый гудок.

Есть!!!

Выныриваю из-под приборной панели и судорожно принимаю вызов.

— Мам!

— Громкость, — шепчет он одними губами, и я послушно исполняю его просьбу. По салону раздаётся привычно ворчливый голос мамы. Она всегда разговаривает так, словно возле лица летает рой мух и невероятно её раздражает.

— Наташа! И где тебя носит?!

— Мама, где Миша? — наплевав на обещание и осторожность, выпаливаю единственно волнующий сейчас вопрос.

— Здрасьте! Так подружка твоя какая-то с работы забрала! Часа два назад ещё. Сказала, что у тебя дела неотложные нарисовались, — и тут же с претензией: — И какого это рожна я от чужого человека узнаю, что ты мальчишку с собой взять решила на юг свой? Ты же хотела одна отдохнуть!

Бросаю быстрый взгляд на Кая. Он весь подобрался, словно бойцовый питбуль перед нападением. Быстрым движением облизал губы и проговаривает по буквам: