— Зачем мне тебя убивать? Если бы я хотел это сделать, ты бы здесь не сидела. И зачем мне было бы оставлять столько следов, если я просто мог подстеречь тебя у входной двери твоей квартиры и без лишнего шума перерезать сонную артерию. Знаешь, через сколько в этом случае наступает смерть? Через двенадцать секунд. Двенадцать секунд, и человека, который ходил, дышал, любил больше не существует…

— И ты решил, что это слишком гуманно, и решил прежде меня помучить?

Он снова улыбается и вставляет ключ зажигания. Обернувшись на меня, опаляет потемневшим взглядом:

— Ты сама будешь просить меня тебя помучить.

А каким тоном он это произнёс… Похотливый щенок. Не слишком ли много ты на себя берёшь?

Он пододвигается ко мне ближе и, удерживая в руках концы ленты, выверенным движением оборачивает полоску шелка вокруг моей головы. Так, будто проделывал это сотню раз.

Прохладная ткань плотной вуалью обволакивает глаза, лишая меня способности видеть. Мир стал абсолютно чёрным, но мне не страшно. По крайней мере не страшнее, чем было до. Если бы он хотел меня прикончить, ему было бы плевать, вижу я, куда еду, или нет. По крайней мере в фильмах всё именно так.

Рукава его свитера касаются моего лица, я ощущаю тонкий аромат цветочного кондиционера, чувствую, как его пальцы аккуратно убирают мои волосы и проворно связывают концы ленты в тугой узел.

Если бы мы были парой, я бы, возможно, не отказалась поиграть в закованную пленницу сексуального маньяка. Но сейчас мне даже не надо играть. Я и есть пленница. А вот кто он — это я, видимо, выясню совсем скоро.

Закончив с лентой, он убирает от меня руки, и в салоне повисает гробовая тишина. Слышно, как вне предела нашего микро-мира стрекочут сверчки, как стонет остывающий мотор, и в колосьях пшеничного поля гуляет хулиган-ветер.

Кай смотрит на меня. Я это чувствую. Ощущаю его дыхание на своей щеке, его блуждающий по моему лицу взгляд, и тело сковывает неуместное волнение.

Телу плевать на страх, тело не слушает разум, оно живёт своей обособленной жизнью. Оно живёт инстинктами, заложенными в нас природой.

— Уже поздно, надо ехать, — изрекает Кай и отстраняется. Раздаётся короткое жужжание мобильного, и сквозь прорези возле носа я вижу слабое свечение.

Может, это его подружка решила пожелать спокойной ночи, или друзья-мажоры пригласили в какой-нибудь ночной клуб, или пришло сообщение о том, что в бутик Дольче привезли новую коллекцию портмоне из кожи питона. Кто знает, чем живут и дышат современные красавцы-психопаты…

— Не волнуйся, твой сын уже сладко спит. С ним всё в полном порядке.

Раздаётся рык заведённого мотора, автомобиль плавно выезжает на трассу и бесшумно мчится навстречу неизведанному.

* * *

Я не знаю, сколько мы едем. Время сухими песчинками просачивается сквозь пальцы, я ничего не вижу и, кажется, полусплю. Тревога сменилась равнодушным спокойствием, я словно впала в анабиоз. Какой смысл рвать жилы, если сейчас у меня всё равно нет шансов его переиграть… Если бы не Миша, я бы, может, воплотила в жизнь идею со шпилькой в ярёмной вене, но у него мой сын, и в первую очередь я должна думать о нём.

Конечно, проще всего было бы обвинить маму, что она отдала внука в руки первой попавшейся девицы, назвавшей себя моей подругой. Но я не могу этого сделать, потому что Мишу действительно несколько раз забирали мои подруги, которых она не знает. Правда, предварительно я всегда звонила и предупреждала, что во столько-то заедет Ирма, или Вика…

Неожиданно мысли переключаются на эту девушку, в чьих руках сейчас мой ребёнок.

Кто она? Её он тоже запугал? Или она его добровольная подельница? Потрахивает её в благодарность за исполнение незаконных поручений?

Безумие, но мысль, что у него есть подружка — задела. Невесомо царапнула, как бывает, когда встречаешься с одноклассницей, которую не видела сто лет, и не можешь не отметить, что выглядит она лучше тебя.

Ну, конечно, у него есть подружка. Такие парни не могут быть одиноки. У них всегда есть выбор, всегда есть кому набрать и отыметь с присущим его молодости азартом. В двадцать мы с моим парнем могли сутками не выбираться из постели, Вадим Привольнов — с ним я тогда встречалась. Он никогда не заморачивался с прелюдиями и уж тем более его не волновало, что именно мне нравится в сексе. Хотя, что говорить — в двадцать в сексе тебе нравится сам секс, и зачем прелюдии, когда ты, ещё не замученная тяготами быта, заводишься с полоборота от одного только прикосновения к заднице.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


С возрастом секса в моей жизни стало немного меньше, но стал он ощутимо качественнее. Красивое бельё, дорогое вино, умелые ласки и только потом сам акт, во время которого ты прислушиваешься к своему телу и, если ему повезёт, к телу своего партнёра. Взимовыгодное извлечение оргазма. И счастье, если во время того, как он насаживает тебя за свой эрегированный член, ты думаешь о его члене, а не о том, что завтра в девять у тебя маникюр.

Ещё один плюс беззаботной юности — ты без остатка отдаёшься тому, что делаешь, твоя голова легка.

Мне почему-то кажется, что Кай совсем не такой, как Вадим, он скорее как Игорь, для которого секс не просто сунуть, чтобы получить разрядку, секс — целая наука, техника моего бывшего была безупречна. Судя по тому, как тонко этот психически нестабильный щенок манипулирует моим либидо — для него секс тоже наука.

Господи, о чём я только думаю! Как можно припоминать покрывшихся мхом времени любовников, когда твой сын неизвестно где? И вот тут подключается ещё одно чувство, очередная загадка природы. Чувство гораздо более сильное, чем притяжение мужчины и женщины. Это чувство — материнский инстинкт.

Я чувствую — знаю! — что мой сын в безопасности. Что Кай не обманул, и Миша действительно сейчас крепко спит в тёплой, хоть и чужой кроватке. И я знаю, что никто не причинит ему вреда. Это не объяснить словами, но каждая мать понимает, что это за глубинное чувство.

Кай однозначно ненормальный, но ему не нужна кровь. Ему нужны эмоции. И почему-то именно мои. Почему — это мне ещё предстоит узнать, а Миша… Миша просто рычаг давления, чтобы я не совершила какую-нибудь необдуманную глупость.

Ему что-то от меня нужно, и если от этого зависит благополучие моего ребёнка — я ему это дам.

Прислонившись виском к стеклу, настраиваюсь на ещё более долгий путь, как слышу, что шины с гладкой ленты асфальта съезжают на шуршащий гравий, и через несколько минут автомобиль с тихим стоном останавливается.

Часть 7

— Приехали, — говорит Кай, и позвоночник сводит ледяной судорогой.

Куда? Куда мы приехали?! Может, мы стоим на краю песчаного карьера, и через мгновение я полечу вниз? Или на берегу глубокого озера, чтобы скоро меню ракообразных пополнилось свежей утопленницей?

Промелькнувший в голове вариант с красной комнатой мистера Грея понравился мне однозначно больше остальных. Господи, моя нездоровая тяга видеть в дерьме что-то условно положительное меня скоро доканает…

Раздаётся хлопок двери — он вышел из машины. И вот тут мне стало даже более неуютно, чем было раньше. Когда он сидел рядом, я по крайней мере осязала, с какой стороны ожидать подвох, а сейчас понятия не имею, где он, что у него на уме.

Но гадаю я недолго: справа открывается дверь, и в салон залетают звуки ночи — шелест листвы, пение цикад, хруст гравия под подошвой его стильных кроссовок. Он наклоняется надо мной, его лицо так близко, что я ощущаю тепло выдыхаемого им воздуха, и обонятельные рецепторы улавливают аромат цитруса и табака. Запах, пробуждающий где-то там, в самом эпицентре гипоталамуса, какие-то неподобающие ситуации мысли…

Что за извращённая игра восприятия? Почему именно этот мальчик-психопат пахнет так, как нравится моему телу? Почему оно не ненавидит его, хотя по всем пунктам должно бы? Почему так?

Он расстёгивает ремень безопасности и берёт меня за руку, помогая выбраться из машины. Так галантно, словно мы ступим сейчас как минимум на красную ковровую дорожку.

И как? Скажите, как можно его ненавидеть? Если бы он ударил меня, оскорбил, похотливо домогался — это было бы сделать совсем не сложно, но его вежливое, даже какое-то нежное отношение обескураживает и мешает мозгу правильно оценивать ситуацию.

Мой мозг упорно не хочет принимать действительность! Он судорожно ищет во всём происходящем подвох и пока не находит.

Чикатило был прекрасным семьянином, Анатолий Сливко — заслуженным педагогом и любимцем детей, Тед Банди — само обаяние. На свете мало психопатов, глядя на которых можно безошибочно сказать, что они психопаты.

Он тонко манипулирует тобой, Наташа, помни об этом. Помни и будь начеку.

— Устала? — спрашивает Кай, неторопливо ведя меня, словно слепую, вдоль какой-то тропинки. Каблуки стучат по каменной дорожке: что-то выложеное гладким булыжником — тонкие шпильки всё время застревают в прорезях между.

— У меня в семь утра самолёт, там высплюсь, — гордись мной, Игорь, я всё ещё пытаюсь шутить.

Я слышу, как он улыбается. Моя ладонь утопает в его руке, и мне это приятно. Чёрт возьми, мне приятно! Мой долбанный мозг воспринимает всё словно игру. Не удивлюсь, что когда он снимет с меня повязку, я увижу своего сына, маму, подруг, и они дружно закричат: "сюрпри-из!" осыпая меня разноцветным конфетти.

— Боюсь, с отпуском придётся немного повременить, — словно извиняясь, изрекает Кай и сбавляет темп. — Осторожно, тут ступеньки.

Я это уже и без тебя поняла, капитан очевидность. Плакал мой отпуск и выброшенные на ветер деньги.