Я тихо засмеялась и отправила смеющиеся смайлы Но Нейму.

— Я не думаю, что ты настолько ужасен, чтобы причинить принцессе что-то плохое. Ведь ты сам знаешь, что такое зло.

— Знаю…верно.

Выдержал паузу, а я как раз наблюдала как медсестра меняет лекарство в капельнице у Вари.


— А чем занимаешься ты помимо прозябания в крепости с открытым окном? Кто ты, Рапунцель?

В дверь постучали, и я увидела бабушку того мальчика.

— Можно войти?

Я кивнула, и она вдруг быстрым шагом направилась ко мне, схватила мои руки и начала целовать.

— Спасибо…Боже, спасибо вам. Вы не представляете, как вы помогли моему Лешеньке. Вы святая…вы….спасибооо. Врачи сказали, что он точно будет жить. Что ему стало легче.

Волин перевел вторую часть денег? Притом еще несколько дней назад? Это показалось мне странным, а потом подумалось, что он еще заставит меня за это заплатить. Бесчувственный монстр придумает каким образом я должна буду вернуть ему долг.

— Вы что? Прекратите немедленно. Не вздумайте становиться на колени! С ума сошли! Я ничего не сделала…ничего такого.

— Да как же! Вы спасли моего внука…спасли моего малыша. Пусть …пусть его жизнь не будет такой счастливой, пусть в скором времени он останется один…но он будет жить. Моя дочь она хотела, чтоб он был здоровым и счастливым мальчиком.

Я посмотрела в глаза женщины и сжала ее руки.

— Почему останется один? У него есть вы!

Она покачала головой.

— Я больна. Меня уже не вылечить. Очень скоро я не смогу о нем заботиться, а из родных у нас никого нет. Так что…вот так. Но мы не будем о плохом. У меня еще есть время. Не знаю сколько проживу, но я буду заботиться о нем. Я даже начала искать для Леши приемную семью.

— Вы не можете знать, что будет завтра. Возможно, все изменится, и вы проживете долгую счастливую жизнь с вашим внуком.

Она отрицательно покачала головой.

— Не проживу. С моим диагнозом, увы, нет.

Позже мы вышли с ней в буфет на первом этаже центра. Познакомились. Есть такие люди в которых светится добро, оно буквально просачивается через каждую пору на их лицах, оно блестит в их глазах, витает над ними и эту энергию ощущаешь всем телом. Надежда Федоровна была именно такой. Она излучала все самое лучшее, рядом с ней душа успокаивалась и переставала кровоточить. Я не заметила, как рассказала ей все о себе…вот так просто, сидя за маленьким столиком с чашкой чая в руках, а она слушала и гладила мою руку.

— Человеку не выпадает больше страданий, чем он может выдержать. Ни одно испытание не дается просто так, а делает нас сильнее и мудрее. Каждый поступок или событие, даже самое печальное приводит нас туда, где мы есть сейчас…Кто знает не случись все это самое страшное с тобой была ли бы сейчас у тебя твоя доченька…И этот пожар…он ведь чему-то учит тебя сейчас, что-то дает…ты обнаружишь это потом, поймешь почему все именно так, а не иначе.

Позже, когда я ехала в машине обратно домой я думала о ее словах и пока что ничего не понимала. Она слишком добра чтобы не испытывать чувство ярости, чтобы не биться в отчаянии осознавая свое бессилие. И я видела только одно лекарство от своей боли — это доказательство вины Волина. Я хотела, чтобы он знал от кого оно пришло. Хотела, чтоб его тонкие губы больше не смели улыбаться и насмехаться надо мной.

— Ты забыла обо мне или занята?

Посмотрела на сотовый и ярость начала отступать. Как же это странно, когда человек, с которым общаешься несколько дней вдруг начинает быть какой-то частью твоей жизни. И его присутствие в ней становится нужным.

— Не забыла. Просто не могла ответить.

— А теперь можешь как я понимаю. Я все еще жду откровений. Кто такая Рапунцель.

— Рапунцель была девочкой-сиротой, которая верила в любовь, красоту и волшебство, любила музыку и витала в облаках. Однажды она встретила самого прекрасного принца с красивым лицом и необычными глазами, и готова была ради него на все, но…принц оказался самой смертью. Он заманил девочку в темный лес, поиздевался над ней и убил. Девочка воскресла и спряталась в замке с одним единственным окном и поклялась, что никогда и никто не причинит ей больше боль.

Написала, отправила и не поверила сама себе, что сделала это. Хотела удалить, но мой собеседник уже успел прочесть. Он молчал, не отвечал и я подумала о том, что, наверное, его оттолкнули мои откровения. Что ж это и неудивительно я сама себе противна. Все чаще и чаще думаю об этом… и кажется я виновата сама. Есть во мне что-то такое, что привлекает и заставляет унижать и марать в грязь. Как Волин. Наверное, я притягиваю к себе неприятности, я сама их создаю. И тогда… я сама пошла за тем человеком, сама села к нему в машину, и он решил, что меня можно…

— Рапунцель разочаровала тебя?

Спросила и затаилась. Разве есть кто-то кого я могла бы не разочаровать? Мне казалось, что здесь рядом с Но Неймом я не буду испытывать это ужасное чувство — страх быть непонятой и вызвать в людях отторжение. Как в тех ментах, которые писали протокол и посмеивались надо мной.

— Нет…Рапунцель заставила меня задуматься о том, как найти саму смерть и заставить ее сдохнуть бессчётное количество раз, искоренить это зло, расчленить, и замуровать под железными плитами по частям.

Мне никогда никто не говорил ничего похожего. Никто не хотел что-то сделать ради меня просто так. Пусть даже понарошку и виртуально. И мое зло…никто не сражался с ним кроме меня самой. А я слишком слаба, чтобы побороть его в одиночку.

— Не каждое зло можно наказать.

— Каждое! Поверь!

— Ты наказал свое зло?

— Наказал.

Не знаю почему, но я поверила. Странно, но мне с ним было легко, и он не казался мне притворщиком. А ведь я не знала ни его имени, не видела его лица. Но он был настоящим…и возможно единственным человеком, которого интересовало то, что живет внутри меня. Ему было все равно как я выгляжу и как меня зовут. Он общался с моей душой, а не с телом.

— Кто такой Но Нейм? Ты расскажешь мне о нем?

— Но Нейм пока не готов к откровениям…

Усмехнулась скорее с разочарованием, ожидала, что в ответ на откровенность он расскажет о себе.

— Какое оно твое зло? Расскажи мне хотя бы о нем.

— Мое зло, в отличии от твоего, жило рядом и мне не надо было идти в лес, чтобы его повстречать. Но наше зло похоже. У моего тоже было красивое лицо, и оно убивало меня каждый день.

— И…как ты его наказал?

Затаила дыхание… я почему-то знала, что сейчас он скажет мне нечто очень страшное и я приму это. Приму, потому что сама мечтала сделать со своим злом то же самое и надеялась, что хоть кто-то решился и смог это сделать.

— Я его убил…

— По-настоящему?

— А ты считаешь наш разговор не настоящим, Рапунцель? Ты со мной не настоящая?

— Настоящая. Я с тобой более настоящая чем сама с собой.

Я даже слышала свой собственный голос, как я это говорю ему шепотом.

— Я горжусь тобой, горжусь, что ты смог это сделать.

— Здесь нечем гордиться. Если я убил убийцу в мире не стало на одного убийцу меньше. Понимаешь?

Да, я его понимала.

— И мне кажется это зло теперь живет во мне.

Зеленая точка тут же погасла, и я в отчаянии перезагрузила страничку несколько раз. Опять он исчез не попрощавшись. Я выключила ноутбук и посмотрела на часы. Пора проведать Котенка. О ней так еще никто и не знает. Скала не проболтался, а по ночам за мной особо не следят. Ведь я не выхожу за периметр усадьбы. Я набрала корм в пакетик, спрятала в карман и, взяв фонарик, который купила, будучи в городе, пошла на задний двор.

— Моя девочка, моя маленькая, — Котенок бросилась меня встречать и радостно запрыгнула на руки, я потерлась щекой о ее мягкую мордашку, потом смотрела как она ест и жадно пьет водичку. Поменяла наполнитель в лотке и незаметно вынесла его на улицу, выбросить в мусорку.

Когда хотела вернуться обратно к малышке, увидела, как в ворота въезжает черная машина. Сердце дернулось в страхе — это Волин! Если увидит Котенка утопит или вышвырнет на улицу. Я, закрыла дверь в пристройке, бросилась обратно в дом через задний двор, поднялась по лестнице, стянула с себя вещи и юркнула в постель в одних трусиках. Переодеваться нет времени. Ни на что нет времени. Затаив дыхание, молила только об одном — лишь бы не зашел ко мне. В договоре было сказано, что я не имею права закрывать дверь. А это значило он в любой момент мог ворваться и сделать со мной что угодно. Как же я его боялась и как же он был мне противен. Противен всем, что творил со мной. Особенно противен тем, что заставлял испытывать удовольствие вопреки моей ненависти. И это было страшнее любого насилия. Послышались легкие шаги по лестнице. Он всегда передвигался легко, пружинисто, как хищник. Я услышала, как открывается дверь и затаила дыхание, притворяясь спящей.

Волин подошел к постели и склонился надо мной. Я знала, что это он, его дыхание, его запах не спутать уже ни с чем. Смотрит, а я стараюсь себя не выдать, стараюсь дышать ровнее, не нервничать, не дергать веками. Дотронулся до моих волос, пропустил сквозь пальцы, погладил скулу, шею, плечо. Очень медленно, нежно. Его пальцы всегда были осторожными, вкрадчивыми и это пугало больше, чем если бы он меня ударил или был со мной груб. Мне всегда казалось, что меня окутывает паутиной и я никогда из нее не выберусь. Коснулся руки, сбитых костяшек. Провел, лаская, рядом с ними пальцем. И отстранился. Я почувствовала, как Иван прикрыл меня одеялом, потом прошел по комнате и затворил окно. Когда дверь осторожно закрылась я медленно приоткрыла веки и села на постели, прижимая одеяло к голой груди. Это что только что было? Волин действительно решил, что я сплю? Это он был так ласков со мной вдруг? С чего бы это? Разве паук умеет быть нежным и сопереживать?