Волин! Он наверняка позвонил сюда и…Варю выгонят. Переведут в бесплатное отделение, он отказался платить или потребовал вернуть внесенную сумму. После моей выходки…Вот и все. Я испортила… я подвергла опасности Варю.

Что мне делать? Броситься в ноги врачу? Что делать?

— Ксения Романовна, сегодня утром…

«Сегодня утром были приостановлены все выплаты» — звучит у меня наперед, его же голосом в голове.

— Сегодня утром на счет клиники была переведена большая сумма денег. Ее хватит полностью на все курсы лечения и на реабилитацию для Варвары и Алексея.

— Что? — переспросила я, не веря, что на самом деле это слышу.

— Все лечение оплачено. Даже с запасом. И показатели у вашей дочери прекрасные. Думаю, скоро вы сможете обнять ее и даже услышать ее голос.

Заторможено кивнула, выходя из палаты, обхватывая голову обеими руками, надавливая на виски. Это невозможно…что вообще происходит? И почему так тоскливо и больно внутри. Хочется плакать и…где-то там, вдалеке, играет лунная соната. Спустилась вниз по ступеням. Долго стояла под дождем. И не чувствовала, как промокаю насквозь.

«— Почему ты решила, что мне неинтересна твоя реальная жизнь?

— А тебе интересно?

— Мне интересно все, что касается тебя, Рапунцель.

— Правда?

— Правда. Иначе я не написывал бы тебе каждый день.

— Несколько раз в день.

— Именно.

— Ты не говоришь мне своего имени.

— Называй меня любым, которое тебе нравится.»


Вызвала такси, села в машину…Я сама не знала куда еду.


«— Вот адрес, Рапунцель. Через час пусть твой водитель везет.

— Спасибо. Огромное спасибо.

— Черт…не знаю зачем согласился. Отказать тебе не смог. Как обычно».


Сказала адрес на автомате. Когда такси остановилось у дома, оплатила, вышла и медленно пошла вперед, толкнула входную дверь. Прошла мимо удивленного Пса, который даже меня не остановил, обхватив свои плечи в тонкой футболке, сбросив мокасины на белоснежный ковер. Ноги промокли и от мокрых носков на лестнице остались следы.

«— Хорошо. Спокойной ночи, Ксения. Думай обо мне.

— Я лучше буду думать о своей дочери.

— А я о тебе. Последнее время это случается довольно часто.

— Вы решили мне исповедаться?»


И я слышу, как сверху доносится музыка. Вальс «До-диез-минор» Шопен. Подошла к дверям залы, тихо открыла. Увидела его там… в белой рубашке с закатанными рукавами. Сверху на крышке стоит графин с темно-оранжевой жидкостью, в пепельнице тлеет сигара. А он играет и играет, и волосы почти полностью закрыли ему глаза. И каждый аккорд отдается болью внутри, тоска нарастает, как и то чувство. Разрывающее меня изнутри. Оно ведь неправильное. Его не должно было возникнуть никогда. Только не к нему.

Подошла сзади и положила руки ему на плечи. Замер на секунду. Длинные пальцы в воздухе и снова опустились на клавиши, а я зарылась руками в его мягкие волосы и услышала, как он тихо и мучительно застонал. Словно в изнеможении. Поднырнула под его рукой и села к нему на колени, лицом к лицу, обнимая за шею…а он не прекращает играть, как сумасшедший, как заведенный.

Обхватила его гладкие скулы обеими ладонями, и сама прижалась губами к его губам. Отпрянул назад на доли секунд, в удивлении, глядя на меня с болезненным неверием, и вдруг неожиданно со всей бешеной алчностью набросился на мой рот, прижимая меня к себе обеими руками и во внезапно возникшей тишине, я слышу его прерывистое дыхание и сумасшедшее биение своего сердца.

ГЛАВА 21

Смотрела в его глаза, ощущая каждой мурашкой на теле его страсть…как я не замечала ее раньше. Такую темную, всепоглощающую. Страсть ко мне. И ощутить ее волной собственной ответной реакции. Бирюзовый шторм, притягательно страшный и в то же время невыносимо красивый. И ведь я всегда считала его глаза невероятно красивыми. Они сбивали с толку своей яркой кристальной чистотой. И его губы… как жадно они целуют мои, выпивают набрасываются, сжирают. Ни разу раньше он не целовал меня так. Всегда осторожно, вкрадчиво и мне казалось в тех поцелуях нет эмоций…сплошная игра, а сейчас его губы хаотично, сильно, даже больно впивались, вжимались, терлись о мой рот, а ладони задирали наверх мою футболку, стянули через голову и отшвырнули в сторону, тут же прижался лицом к моей груди, стоная и выдыхая кипяток, обжигая мне кожу, целуя жадно, голодно, обхватывая соски широко открытым ртом. И эта ласка скорее напоминает утоление голода, такая живая, дикая, животная, не похожая на него. Легко обхватил за талию и посадил наверх, на верхнюю крышку, так что мои ноги, нажав на клавиши издали фортепианный стон. Расстегнул джинсы и стянул их вниз, не прекращая целовать мои дрожащие ноги, мокрые носки покрывая поцелуями пальцы на ногах, снимая насквозь мокрые трусики. И вот я уже лежу на спине, глядя в зеркальный потолок, дрожащая не от страха, а от самого сумасшедшего предвкушения и волнения со сжатыми коленками, готовая для его гениальной и сумасшедшей игры… и до безумия жаждущая чтобы сыграл на мне как умеет только он.

Твердые губы накрывают внизу мою плоть и мои глаза закатываются, а спину выгибает от неожиданной сильной волны обжигающего удовольствия, и я чувствую, как он ставит мою ногу к себе на плечо, как обхватывает мои ягодицы, придвигая меня ближе к себе. Мое тело пронизывают легкие судороги неожиданного, незнакомого удовольствия, вперемешку со стыдом, что я настолько открыта для него. Сильные, жадные скольжения языка, поднимаясь то вверх, то спускаясь вниз, то кружа настолько виртуозно, насколько его пальцы порхали по клавишам. И мне кажется, что от такого наслаждения невозможно выжить. Ощущать, как его гениальные пальцы раздвигают мою плоть открывая меня все сильнее для своих наглых и сумасшедших губ. Под которые я уже сама подставляю свою горящую плоть, под этот язык, то вврезающийся вглубь моего тела, то бьющийся о твердый, пульсирующий клитор, заставляя меня несдержанно стонать, нажимая ногами на фортепиано, извлекая какую-то гротескную, животную музыку. И я извиваюсь, содрогаясь всем телом в ожидании того самого…того, что умеет давать мне только он. В ожидании взрыва, приносящего облегчение. И меня трясет…оно надвигается вместе со скоростью его языка, с ощущением его пальцев входящих в меня и я слышу свои собственные крики. Меня обжигает изнутри и эти губы они посасывают мою плоть, самый кончик ноющего от напряжения узелка, сильно вбирает его в рот и меня накрывает такой острой мощью, что кажется я действительно умираю. Беспощадно сильный, невыносимо сокрушительный. Чувствую, как стягивает вниз, усаживая голыми ягодицами на клавиши, раздвигая мне ноги и поддерживая их под колени берет меня. С громким выдохом, переходящим в протяжный стон, тут же накрывая мой рот своим. И как же дерзко он пахнет мною, с каким упоением я ощущаю его язык уже у себя во рту с какой-то животной благодарностью за подаренное удовольствие и хочется отдавать…впервые отдавать так же много, как он давал все это время.

И я ощущаю уже его дрожь, нетерпение и вижу, как закрываются его глаза, когда делает первый мощный толчок, от которого по всему моему раскаленному телу прошел еще один разряд электричества, усиливая чувствительность нежной плоти. Я не верю, что это происходит на самом деле, что мое тело раскрывается для него, как бутон, распускается выпуская наружу ярко алый цветок, в котором зарождается уже моя страсть. Я никогда не думала, что способна на нее. Не веря своему телу, не веря, что это происходит на самом деле, распахнув в удивлении глаза впиваясь в его сильную шею, встретившись с потемневшим и пьяным взглядом, ощущая, как уносит…как накрывает снова, как утягивает в его взгляд и от резких толчков хочется выть и царапаться.

— Давай, — рычит мне в губы, — хочешь сделай это…сделай больно. Ты свободна…ты можешь…все что хочешь со мной.

— Целуй меня, Иван….хочу…целуй, — попросила или потребовала, и он опять впился губами в мой дрожащий рот.

И я вцепилась ногтями ему в грудь, срывая пуговицы с рубашки, оставляя царапины, запрокидывая голову назад, подавшись вперед бедрами, чтобы ощутить его член глубже в себе. Замерла под дикие фрикции его каменной плоти в своем теле, на грани взрыва, на грани падения в бездну. Сцепившись с ним взглядом и сходя с ума от его голодного пожирания моей реакции.

Легкая самоуверенная ухмылка, заставляющая взвиться и сильный толчок от которого ослепляет оргазмом, и я впервые громко кричу, судорожно сжимаясь вокруг его плоти, сдавливая ее сладостными спазмами, прижимаясь к нему всем телом ища его губы, чтобы стонать и кричать в них.

А потом почувствовать, как он подхватил меня под ягодицы и, не выходя из моего тела, понес через всю комнату к кушетке, опрокинул на нее, чтобы терзать дальше.

Я не знаю сколько времени прошло, я не знаю сколько раз я кричала, а он что-то шептал мне в исступлении. Целуя мои дрожащие губы, все мое тело, волосы, глаза. Пока мы оба совершенно обессиленные не уснули поперек кушетки, и я впервые спала на нем. Впервые спала на груди у мужчины и с наслаждением вдыхала его запах, а внутри меня разливалось его семя и мне не хотелось его вымыть, вытравить, как раньше.

Проснулась, как от толчка, приподнялась на руках, но Ивана не оказалось рядом. Только наши вещи, разбросанные по полу. И кровь бросилась в лицо от понимания, что всю эту ночь я отдавалась ему по доброй воле и…. как же безумно хотелось делать это снова и снова.

А в голове голос Милы «Это не Иван» и ощущение радости, разливающейся по всему телу. Конечно, не он…он не мог. Как и я не могла полюбить насильника и садиста.

И вдруг не поверила своим ушам. Послышалось мяукание и урчание. Вглядываясь в полумрак тихо рассмеялась. Рапунцель вошла в приоткрытую дверь, потерлась о косяк и мягко пробежав по полу запрыгнула на стол.