– Считай лучше, девочка. Пять пирогов, пять.

Хозяин растопырил волосатую пятерню.

– Почему пять? – удивилась Маша. – Я принесла семь пирогов.

– Я беру пять, а два – лишние.

Гурген широким жестом протянул ненужный ему пакет. Его ореховые глаза смотрели ласково и печально, но рот образовывал жесткую линию.

– Как? – растерялась Маша, машинально принимая из его рук пакет с двумя коробками. – Вы заказали семь. Забыли, да?

– Нет, – покачал лысой головой Гурген. – Я никогда ничего не забываю. И не ошибаюсь.

Маше было обидно до слез, потому что он заказывал именно семь пирогов. Ошибки быть не могло, но доказывать обратное не имело смысла.

– Но что же я буду с ними делать? – спросила она, пытаясь совладать с дрожащими губами и подбородком.

– Откуда мне знать, девочка? – Гурген равнодушно пожал плечами. – Угостишь друзей или родственников. Кто откажется от пирогов? Сделаете себе маленький праздник. – Он подмигнул. – И сама поешь хорошенько, а то худая совсем.

– Но…

Маша протянула пакет обратно. Хозяин демонстративно заложил руки за спину.

– Мы обо всем договорились, девочка. И, кстати, не приходи раньше следующей недели. Я ненадолго уезжаю, – сообщил он с мечтательной улыбкой на губах. – На родину.

Земля ушла из-под Машиных ног.

– Может, я передам кому-то другому? – робко поинтересовалась она.

– Нет, закупками занимаюсь только я. Люди такие нечестные. Так и норовят обхитрить, сжульничать. Ну все, ступай, девочка. Мне некогда.

Хозяин открыл блокнот и принялся что-то писать, давая понять, что разговор окончен.

Расстроенная Маша вышла из кафе. Когда за ее спиной, звякнув колокольчиком, закрылась дверь, она заплакала. Сейчас она не могла себе позволить такой роскоши, как пирог с начинкой из лосося, – пусть даже и собственного приготовления. К тому же целую неделю у нее не будет заказов. Посмотрев на деньги, зажатые в руке, она заплакала еще горше. Непослушные ноги одеревенели. Мысли носились, подобно пчелам в разоренном улье. Она устала от ранних подъемов, постоянного чувства голода и нужды, устала сводить концы с концами. Внезапно Маша осознала, что обманывалась и у нее нет никакого будущего. Она оказалась не способна даже прокормить себя.

Мимо сновали прохожие, спешившие по своим делам. И никто не обращал внимания на худенькую женщину, по-детски всхлипывающую на углу дома.

Порой нам всем хочется сочувствия. Но часто ли мы проявляем его, когда видим отчаяние других?

* * *

Шмыгнув носом, Маша смахнула слезы с ресниц, вздохнула и быстро пошла прочь. Потрясенная своей маленькой личной трагедией, она не услышала торопливых шагов за спиной.

– Девушка! – окликнул ее мужчина, вышедший из покинутого ею кафе «Чашка».

Маша решила, что зовут кого-то другого. Кому она нужна? Зачем кому-то ее звать и догонять?

– Постойте! – раздался тот же голос.

Уже не просто просительный, а требовательный.

Маша остановилась и повернулась, недоуменно и недоверчиво глядя на приближающегося мужчину. Она не могла припомнить, откуда ей знакомо это лицо – не слишком молодое, несколько грубоватое, с жесткими складками у такого же жесткого рта.

– Вы меня не узнали? – спросил незнакомец, оказавшись в шаге от Маши.

– Нет, – соврала Маша.

Теперь она отчетливо вспомнила, где его видела. Без сомнения, это был тот самый мужчина, которого она несколько недель назад лишила чашки кофе, нечаянно толкнув стулом.

– Бросьте, – заулыбался мужчина. – Я не верю, что у кого-то память на лица хуже, чем у меня.

Он засмеялся так заразительно, что невозможно было не улыбнуться.

– Я пересаживался за другой стол в «Пещере» и имел неосторожность столкнуться с вами. Ну что, вспомнили?

Она кивнула:

– Ах да, припоминаю… Кажется.

– Что ж, похоже, вы часто предлагаете мужчинам угостить их кофе.

Разумеется, это была шутка, но Маша слегка покраснела. Теперь она не имела ни денег, ни желания угощать незнакомцев.

– Простите меня еще раз. – Маша постаралась кивнуть как можно величавее. – Надеюсь, вы не затаили на меня обиду.

– Ну что вы! – воскликнул он. – Только приятные воспоминания.

Он улыбнулся, но на этот раз не дождался ответной улыбки.

– Мне нужно идти, – пробормотала Маша и зашагала дальше. – Извините.

Вместо того чтобы остаться на месте, незнакомец пошел рядом, заглядывая ей в лицо.

– Чем я могу вам помочь? – неожиданно спросил он.

Бесхитростно, твердо и прямо.

– Помочь? – переспросила Маша, удивившись. – Мне?

– Да, помочь. Вы ведь не от счастья плачете, верно? – Он протянул Маше салфетку, которую держал в руке. – Думаю, для печали есть серьезная причина.

Маша взяла салфетку и вытерла слезы.

– Спасибо за беспокойство, но я спешу.

– Куда может спешить плачущая женщина, хотел бы я знать?

– Извините, но это мое личное дело.

– Хорошо, тогда просто скажите, что я могу для вас сделать? – Незнакомец вопросительно смотрел на Машу. – Кстати, меня зовут Давид.

– Извините, но… – Маша покачала головой. – Спасибо за салфетку. – Неожиданно она протянула Давиду пакет. – А это вам. От чистого сердца.

Опечаленный Давид наблюдал, как она стремительно уходит прочь.

Если бы его сейчас спросили, почему на душе скребут кошки, он не смог бы ответить ничего вразумительного. Увидев эту женщину впервые, он почувствовал, будто знал ее когда-то давно. И вот судьба, словно насмехаясь, послала ему вторую встречу с ней, но он не сумел воспользоваться шансом. И ему стало горько от мысли, что он может больше никогда не увидеть ее. Но еще мучительнее было понимать, что ей плохо, и не иметь возможности помочь.

Возможно, если бы Маша слышала его мысли, она бы вернулась. Но, для того чтобы читать мысли других, нужно стараться слышать не только себя. А это умение дано редким людям.

* * *

Подходя к своему временному убежищу, Маша сразу узнала фигуру Влада. Он не прятался, а просто стоял возле подъезда, широко расставив ноги и засунув руки в карманы короткой спортивной куртки с поднятым воротником.

Водитель подъехавшей машины неосмотрительно попросил его отойти и дать возможность припарковаться. Влад шагнул вперед и сказал нечто такое, что заставило водителя безропотно дать задний ход и остановиться дальше.

Это был прежний Влад, хорошо знакомый Маше. Он ничуть не изменился – агрессия, как обычно, била через край. Зато изменилась Маша. Вместо того чтобы отступить или спрятаться, она бодро зашагала вперед. «Не трусь, не трусь, – твердила она себе. – Такие, как Влад, уважают только себе подобных. Тех, кто гнет спину, они будут гнуть дальше. Услужливых заставят служить еще старательнее и безропотнее. Сами сильные, они терпеть не могут проявлений слабости. Так покажи ему свою новую силу, Маша!»

Она шла ему навстречу, и глаза не бегали по сторонам, а ноги не гнулись в ослабших коленях.

Влад встретил ее тяжелым немигающим взглядом. Он не проронил ни слова, пока расстояние между ними не сократилось до двух метров.

– У тебя пятнадцать минут на сборы, – сказал он вместо приветствия. – Потом я отвезу тебя домой.

– Куда? – переспросила она.

– Домой. У тебя есть дом. У нас.

Маша смотрела на Влада так, словно видела его впервые. Сейчас он казался ей таким чужим, как никогда. Она и не представляла, что это возможно, когда смотришь на собственного мужа. Он не выглядел подавленным или опечаленным. Даже обычное недовольство не проступало на его неподвижном каменном лице. Он казался вполне спокойным и даже равнодушным.

Первым Машиным позывом было отказаться от предложения, но, немного поразмыслив, она поняла, что жизнь не оставила ей других вариантов, – надо возвращаться домой. Одна, без денег и поддержки, она просто не может здесь оставаться. Одиночное плавание оказалось для нее непосильным испытанием.

– Шевелись, – поторопил ее Влад.

Не сказав ни слова, Маша скрылась в подъезде. Она собрала свои вещи за пять минут. По сути, в этой чужой квартире у нее почти ничего своего и не было. Она покидала ее без сожаления. Здесь оставались лишь разбитые надежды и следы несостоявшейся любви. А еще мусор, который она не успела убрать за собой.

Когда Маша вышла из подъезда, Влад не взял у нее чемодан, а просто открыл багажник. А вот дверь автомобиля распахнул предупредительно. Не заднюю, как можно было ожидать, а переднюю.

Даже сидя почти вплотную друг к другу, они не ощутили прежней близости. Дорога домой прошла в полной тишине. Ни Влад, ни Маша не сделали даже попытки поговорить или объясниться. Словно обоих не тревожило ни то, что случилось, ни то, что будет дальше. Словно они были куклами, продолжающими играть привычные роли, но не испытывающими при этом ровным счетом ничего.

Влад привез Машу домой, а сам тут же уехал на работу. Оказавшись в своей обновленной, прекрасно отремонтированной квартире, Маша не испытала радости. Возможно, только легкое облегчение оттого, что теперь не надо думать, есть ли дома стиральный порошок и как обойтись без хозяйственных перчаток.

Тут имелось все – все к ее услугам. Пользуйся, Маша, не стесняйся.

Первым делом она решила утолить неистребимый голод, мучивший ее последние недели. Вперед, на кухню! На сытый желудок ее положение уже не будет казаться столь плачевным.

Кухня была практически пуста. Там находились лишь холодильник и коробка, наполненная какими-то продуктовыми запасами. В холодильнике, как обычно, оказалось много съестного. Значительно больше, чем нужно для двух людей, не склонных к обжорству. Сначала Машу раздражало, что Влад покупает слишком много провизии и часть приходится выбрасывать. Однако потом она смирилась и просто перестала обращать на это внимание. Так было даже удобнее. И сегодняшняя ситуация служила тому подтверждением.

Маша положила на тарелку несколько тонких ломтей хамона, прошутто[1], достала оливки, сыр и вяленые помидоры. Окинув содержимое тарелки критическим взглядом, добавила пару кусочков чиабатты – итальянского белого хлеба. Заварив в большой чашке черного чая, она щедро насыпала туда сахара, зачерпнув не менее пяти полных чайных ложек. Открыв коробку, стоящую на полу, Маша обнаружила там упаковку своих любимых брауни[2]. Устроившись за столом, она принялась с аппетитом поедать все эти яства. Сейчас в ее голове не осталось ни одной мысли – только удовольствие от забытых вкусов и спокойствие от мягко навалившейся сытости.