– Что Макс? Ты же сбежала, признайся.

Я прислонилась бедрами к столешнице кухонного гарнитура. Сама кухня у нас была небольшой, восемь квадратов, и взрослый мужчина сразу брал акцент на себя.

Но как же мне пришлось по душе, что он приехал.

Приехал и всё тут.

Закусила губу и тотчас услышала:

– Малолетка, нарываешься…

Я поняла его без лишних пояснений.

Меня спас щелчок чайника.

– Ты… чай? Или кофе? Могу кофе сварить. Маме на работе подарили кофемашину, но мы её ещё не пробовали.

– Нет, давай чай. Как и себе. Черный, с лимоном. Лимоны, кстати, тоже есть в пакете.

Я в изумлении покачала головой. Он продумал всё.

– Тебе чертовски идет быть домашней, Юля.

Моя поднятая рука, что потянулась за кружками, замерла в воздухе. Его интонация резко изменилась. Пробирала до дрожи.

Вечер закончится не так, как я планировала. Определенно.

– И как понимать твои слова? – мне хотелось их услышать.

– Домашнее платье, носочки, волосы в «хвосте»… Очаровательно. Редко встретишь девушку, которая без косметики да ещё с красным носом вызывает настолько сильное желание посадить её на стол и проверить какие трусики на ней.

– Орлов!

– Заваривай чай, малолетка.

– Я тебя когда-нибудь…

– Отымеешь на стуле? Так я не против.

– Скажи, у тебя кроме секса о чем-то ещё есть мысли?

– Были. Но увидел тебя, и всё, испарились. К тому же, знаешь, как хорошо быть в отпуске и дурачиться? Общаться без протоколов. Наслаждаться обществом понравившейся девушки.

Я со звоном поставила одну кружку рядом со второй.

– Долго ты ещё… в отпуске будешь?

– Две недели. У нас есть… Черт.

Он не договорил – раздался незнакомый рингтон. Максим полез в задний карман брюк, давая мне возможность спокойно заварить чай. Правда, его слова про понравившуюся девушку и так подрезали моё и без того расшатавшееся спокойствие.

Нет, я не была настолько наивна и понимала, что, раз молодой человек приходит к тебе с пакетом лекарств, это что-то значит. Но догадываться и слышать – разные вещи.

– Орлов слушает. Да… Что? ЧТОООО? Повторите!

Я резко напряглась. Даже отложила в сторону сахарницу, за которую взялась. Повернулась.

И у меня подкосились ноги.

Потому что Макса я ни разу не видела таким.

Он вскочил на ноги, лицо побледнело, в глазах появился дикий огонь и ещё нечто, с чем я ни разу не сталкивалась.

– Когда?.. Вы мне можете дать конкретные данные? Адрес больницы какой? Да, знаю! Сейчас буду!

Что-то случилось…

А потом…

– Кто был за рулем уже известно? – и голос ледяной, замораживающий.

Как и взгляд, которым он в меня впился.

Словно я в чем-то виновата.

И моя вина неисчислима. Неисправима.

– Она со мной. Да. Уже еду.

Он нажал на отбой и аккуратно, чрезмерно аккуратно положил айфон на кухонный столик.

Я молчала. Не могла ничего сказать.

Смотрела на него.

Он на меня.

– Значит так, малолетка, – он говорил коротко, рвано, словно каждое слово, каждый вздох давался ему с трудом. А у меня мир сдвинулся. Чувство надвигающейся беды подкралось, притаилось. – Твоя мать под воздействием наркотических средств села за руль. Отец пытался её остановить. Не получилось. Вернее… В общем, я пока – слышишь! – пока не знаю подробностей. Но! Сука!!! – он ударил кулаком о стену. – Мой отец с переломами доставлен в больницу. Твоя мать… тоже, но, скорее, в наркологическое отделение.

– Что?..

У меня подкосились ноги.

– Моя мама и наркотики… Макс, это…

– Молчи, малолетка. Я сейчас пытаюсь не сорваться на тебе. Не наговорить то, о чем я пожалею в последствии. НО! – он посмотрел на меня так, словно уже вынес приговор. – Но, если окажется, что твоя мать всё же причастна… Я лично выступлю её обвинителем. И посажу, не сомневайся.

Глава 10

– Макс, что ты такое говоришь…

– Ты едешь? Если да, у тебя три минуты.

Я, глотая слезы, полностью дезориентированная, ни капли не веря в услышанное, понеслась в ванную. Умылась холодной водой. Дальше в комнату. Как одевалась, не помню. Волосы расчесывала, одной ногой запрыгивая в джинсы.

В голове лишь одна мысль – мама не могла…

Только не моя мама! Не моя!

Что-то не так. Вот не так и всё тут!

Я вылетела из ванной, на ходу застегивая джинсы.

Максим с лицом, на котором не отражалась ни одна эмоция, ждал меня у двери. И я подумала: вот он, другой, такой, каким я его не видела ни разу. Не знала. Младший помощник прокурора.

– Я готова.

– В гольфах поедешь?

Чееерт!

Я, прыгая то на одной, то на другой ноге, кое-как их стащила по очереди, благо под ними находились обычные носки. Дальше – зимние кроссовки.

– Всё.

Максим молча кивнул.

Мы вышли, я заперла дверь.

Пока спускались по лифту вниз, молчали.

– Максим…

– Пока ничего не говори, Юля. Дай мне остыть.

Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться.

Потом были звонки. Не один и не два. Он звонил, ему звонили. Он ругался, извинялся, давал указания. Поднял народ.

Я сидела, притихшая. Съежилась на сиденье, меня била мелкая дрожь. Температура, видимо, снова поднялась.

На очередном светофоре, Макс, бросив на меня недовольный взгляд, перегнулся через сиденье и откуда-то выудил перевязанный тонкой лентой плед.

– Ты замерзла. Укройся.

Меня пробило на слезу. Вот, скажите, разве так можно обращаться с людьми? Сначала приходить с вареньем в гости, явно давая понять, что зашел, не пробегая мимо. Потом сыпать угрозами в адрес родительницы. А теперь снова проявлять заботу, от которой у меня ком в горле вставал.

Я, как послушная девочка, приняла плед, развязала ленту и укрыла ноги.

– Ленту кинь в багажник.

Со мной Макс говорил отстраненно, постоянно хмурясь.

– И плечи накрой. Дрожишь вся.

Ещё бы не дрожать. Маму обвиняют черте в чем, я не могла не переживать.

А ещё я сто процентов знала, что моя мама никогда, не под каким предлогом не будет принимать наркотики.

О чем и сообщила Орлову.

– Разберемся.

Дальше была больница. Частная.

Попадая в такие поликлиники, честное слово, начинаешь себя ощущать ущербной. Мы с мамой не бедствовали, да и сейчас, когда я начала зарабатывать маникюром, мы всё равно не могли себе позволить частные клиники. Максимум – стоматология. Остальное уже за гранью.

Разница была ощутимой. Всё чисто, аккуратно. Цветочки в больших кадушках и на окнах. Дорогой кафель. Приятные девушки на ресепшне, никаких тебе медработников, разговаривающих сквозь зубы и смотрящих на тебя с немым вопросом: «Какого ляда приперлась и что тебе вообще от меня надо?»

Я стояла в стороне, пока Максим общался. Он показал удостоверение, которое было при нем. А я подумала в очередной раз, что дура. Как я могла принять его за автомеханика? Нет, я ничего не имела против этой профессии, сама зарабатывала ручками на хлеб, но Макс… Он же другой.

Чем дольше он разговаривал, тем сильнее хмурился. Соответственно, и у меня градус тревожности поднимался. Я не выдержала, подошла и положила руку ему на плечо. Он обернулся и впился в меня каким-то шальным взглядом. Сейчас скинет руку, даст понять, чтобы я валила от него…

Нет.

Напротив.

Накрыл своей.

– Батю оперируют.

– А мама?..

– По-прежнему, в наркологическом отделение. Её промывают.

Я пошатнулась, пол качнулся.

– Что… с Алексеем Максимовичем?

– Много чего. Перелом шейного позвонка, несколько ребер сломано, бедро. Задеты внутренние органы.

– Максим… а что случилось?

Он схватил меня чуть выше локтя и отвел подальше от посторонних глаз. Усадил на диван, встал напротив, возвышаясь, словно непоколебимая статуя.

– Твоя мать выпила и решила, что нужна тебе. По-видимому так… Потому что она села за руль, причем в одном домашнем костюме, без куртки, шапки, и собралась ехать в город. Отец попытался помешать. Что точно произошло, пока не знаю. Она наехала на него и протащила на капоте, – он говорил металлическим голосом, от которого мне становилось дурно с каждым словом. – Закончилось тем, что она придавила отца к дереву.

– Боже…

Я зажала рот рукой.

Максим покачал головой.

– Бог тут ни при чем, малолетка.

И отошел от меня.

А я сидела, ни жива, ни мертва и думала лишь о его словах.

«…если окажется, что твоя мать всё же причастна… Я лично выступлю её обвинителем. И посажу, не сомневайся…»

Насколько я успела изучить Орлова, он был человеком принципиальным. Да и слов на ветер не бросал.

Мне стало страшно.

Так, как не было никогда в жизни.

Опустились руки, и я поддалась отчаянию.

Не чувствуя под собой ног, поднялась и прошла к окну, где стоял Максим. Его плечи были непривычно опущены.

Умом я понимала, как ему сложно. Как трудно. И всё же спросила:

– Мы можем поговорить?

– Говори.

Он даже не обернулся.

– Не здесь. Так, чтобы нас никто не видел.

– Хорошо, пошли.

В тот момент я даже не думала, куда мы идем и на каком основании. Коридор, белые стены и я-сонамбула.

Лишь когда услышала звук закрывающейся двери, вздрогнула.

– Слушаю.

– Максим…

Всё, что происходило далее, будет сложно мне объяснить потом самой же себе. Что меня двигало? Инстинкты? Накатившее слабоумие? Я не знала.

Я смотрела на Максима, на такого красивого, сильного и у меня разрывалось сердце. Ещё час назад, увидев его на пороге нашей квартиры, я дала шанс и себе, и ему.

Сейчас же…

Сейчас же я сделала в сторону молодого мужчины шаг, потом ещё один.

– Максим, пожалуйста, выслушай меня… Я знаю свою маму. Она добрый и очень хороший человек, – лицо Максима приняло нечитаемое выражение, словно окаменело. Всегда открытое, чуть насмешливое, Максим сознательно от меня закрывался. Я его понимала и всё же продолжила, ринулась, как кидаются за поездом люди, верящие, что они успеют в последний вагон, добегут: – Я понимаю и тебя. Ты… Ты – пострадавшая сторона, плюс у тебя работа… – ещё один шаг, и я стою фактически вплотную к нему. – Я для тебя никто и зовут меня никак, но… Максим, может, мы… как-то договоримся…