Сладкими? Меня будто окатило горячей волной. Сегодняшний сон был более чем сладким. Умопомрачительным. Я и сейчас, стоило вспомнить то, что приснилось, ощущала, как наливается тяжестью низ живота, а между ног становится влажно. И это даже при том, что фигурантом в моем сне был новый начальник. Как я смогу смотреть ему в глаза после такого, не вспоминая, что это именно его руки и губы доводили меня ночью до исступления?

— Ник? — Инга осторожно дотронулась до моего плеча. — Может, тебе домой отпроситься? Как-то ты совсем плохо выглядишь. Глаза горят, сама бледная вроде, а щеки тоже пылают. Температуры нет у тебя?

Знала бы ты, отчего у меня пылают щеки… Но вслух я сказала совсем другое:

— Все нормально. Раз консультации не будет, остальное вполне можно пережить. Тем более, что вечером мне еще работать.

Подруга понимающе вздохнула: ее тоже после института ждала подработка до поздней ночи. По-другому никак, иначе нечем будет платить за учебу.

— Тогда идем. Выпьем кофе, может, в голове немного прояснится.

После кофе и правда стало полегче, однако ненадолго, уже к середине дня я снова стала почувствовала себя старой развалиной, мечтая лишь о том, чтобы поскорей оказаться дома. Но вместо этого пришлось ехать на встречу с Ольшанским. И очень постараться ничем не выдать своего смущения.

Правда, стоило мне увидеть его, как собственные страхи немного улеглись. Он и сам выглядел не лучшим образом. Похоже, прошлая ночка не задалась не только у меня. Мужчина был мрачен и почти полностью погружен в собственные мысли. Делал вид, что слушает меня, а сам находился где-то далеко-далеко.

Мы вышли на улицу из очередного музея, и Ольшанский поморщился, как будто от яркого дневного света у него разболелась голова. Потер виски и какое-то время стоял неподвижно, так что мне даже стало жаль его: таким уставшим и вымученным он выглядел. И совсем не походил на самоуверенного нагловатого типа, которым предстал передо мной вчера. А потом неожиданно спросил:

— Вы обедали? Давайте заедем куда-нибудь.


‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я не ожидала ничего подобного. Наоборот, хотела, чтобы поскорее закончился наш поход по музеям. И думала, Ольшанский считает так же. Но ресторан? Зачем я там понадобилась ему?

Будто предвосхищая мой вопрос, мужчина ответил:

— Не люблю есть в одиночестве.

Еще более странно: так я для него — вынужденная компания, чтобы не оставаться одному? Это было совсем на него не похоже. Впрочем, что я знала об этом человеке? Только вчера увидела впервые, но то, что успела понять, очень мало что объясняло. Скорее, запутывало еще сильнее. Вот и теперь: и вид, и поведение Ольшанского говорили о том, что он едва выносит меня и вообще ничье общество ему не нужно. А в действительности же имел в виду совсем другое.

Есть и правда хотелось. Я устала, а до дома — знала — доберусь еще не скоро. И вместо того, чтобы выполнить самой себе данное утром обещание и держаться от нового начальника подальше, согласилась на его предложение.

Сама не знаю, почему я это сделала. Может, из-за того, что во мне резко взыграли меркантильные нотки: так давно никто не приглашал в ресторан, а позволить себе подобное самостоятельно я не могла. А может, хотела внимательнее приглядеться к Ольшанскому. Убедить себя в том, что нет в нем ничего чересчур привлекательного. Что прошлой ночью моя усталость вкупе с накопленными переживаниями вылились в такое немыслимое сочетание и воплотились в моем сне. Он наверняка совсем не так хорош, каким кажется. И в постели, в том числе.

«Сейчас же прекрати!» — разозлилась я на саму себя. Нашла, о чем думать. Какое мне дело до того, что он представляет из себя в постели? Все равно не будет возможности это проверить.

«А тебе и жаль?» — ехидно уточнил внутренний голос. «На самом деле хотела бы, чтобы было по-другому?».

«Вот еще!» — я, кажется, начинала закипать. Даже само предположение, что этот человек может заинтересовать меня, почему-то было неприятным. «Делать мне больше нечего. И так проблем хватает с головой».

Докатилась… Я так отчаянно спорила сама с собой, что испугалась: не заметно ли это со стороны. С опаской покосилась на Ольшанского: не увидел ли он, как шевелятся мои губы. Но мужчина вел себя абсолютно бесстрастно. Изучал меню, изредка поглядывая в мою сторону, но, скорее, из вежливости. Он опять был похож на того отчужденного, слегка скучающего и самоуверенного типа, которым предстал передо мной при первой встрече. Такому вряд ли будет дело до того, что происходит в моей голове и насколько я свихнулась, раз говорю сама с собой.

— Выбрали что-нибудь?

Я вздохнула и тоже снова уткнулась в меню. Почти все названия мало о чем говорили, я плохо представляла, что именно надо выбрать. Что-нибудь необычное, что я никогда не попробую сама? Но хоть я и приняла приглашение, совесть не позволяла заказывать что-то слишком дорогое. Тем более, что даже самые простые, на мой взгляд, блюда в этом ресторане стоили столько, сколько я тратила на еду за несколько дней.

— А что будете вы?

Сразу стало стыдно за такой вопрос. Жалкая отговорка, глупая женская уловка, к которой прибегают, когда больше ничего не получается!

— То же, что и вы, — на губах Ольшанского мелькнула тень улыбки.

Он играет со мной? Дразнит? Хочет увидеть, насколько я невежественна? Неужели так заметно, что я действительно ничего не смыслю в этих экзотических названиях? Тогда он еще хуже, чем казался. Красивая внешняя оболочка — и совсем другая сущность.

Я вздохнула. Настроение испортилось окончательно. Что-то слишком много разочарований в последнее время. Почему я так плохо разбираюсь в людях? Так ошиблась в моем Амуре, не почувствовав, не заподозрив даже, что за ним стоит пошлый старик. А теперь еще и здесь позволила себе увлечься человеком, который этого не стоит. Ну и что, что он красивей всех вместе взятых мужчин, которых мне приходилось встречать в своей жизни?

Дурацкое какое-то заявление. Мужчины вообще не должны быть красивыми, еще и красивей кого-то там. Хорошо, что он не знает, какие мысли бродят в моей голове, вот была бы внушительная подпитка для его самолюбия. Я перевернула лист и ткнула пальцем в первое попавшееся блюдо, уже не обращая внимания на цену.

— Вот это.

— Отличный выбор, — Ольшанский улыбнулся, одними губами, глаза же остались серьезными. Он смотрел на меня и при этом как будто сквозь, словно пытался увидеть что-то или кого-то, находящегося далеко отсюда.

А может, я зря наговариваю на него? И он просто озабочен какими-то проблемами, о которых я не подозреваю? Я опять спорила сама с собой, то уверяя себя, что он не может быть самовлюбленным негодяем, то доказывая, что он именно такой.

Наверно, я слишком пристально смотрела на него. Рассматривала точеные черты лица, легкую щетину, покрывшую щеки со вчерашнего дня, — и вдруг представила, как она царапала бы кожу, если бы… если бы мой сон оказался явью.

Внезапно пришедшая мысль и последовавшие за ней картинки, одна за другой подкидываемые воображением, лишили аппетита. И вообще, будто воздух внезапно кончился и перестал существовать весь окружающий мир. Я сжимала в руках вилку, но видела не содержимое тарелки, которую уже принес расторопный официант. Ольшанский тоже не ел, задумавшись о чем-то своем, постукивая пальцами по белоснежной скатерти. А я вдруг поняла, что не могу оторвать глаз от его рук. Длинных пальцев с аккуратными, ухоженными ногтями, проступающих вен, вызывающих странное, необъяснимое желание дотронуться до них. Повторить их рисунок своими пальцами, пробираясь под манжету рубашки и ощущая, как шелковистые короткие волоски щекочут кожу. Мужчина потер подбородок, невзначай задевая галстук, — и я напряглась от смутного чувства. Будто дотронулся до меня. Тело моментально откликнулось, вынуждая меня снова пожалеть, что я согласилась на этот обед. Как можно перестать думать о ком-то, кто волнует тебя, если находишься с ним рядом? И если при этом он настолько соблазнителен? Если даже один только взгляд на его руки уже сводит с ума.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Какие у вас красивые пальцы, длинные, ровные… Говорят, по ним можно определить, какой у мужчины член.

Ольшанский замер, оторопело уставившись на меня. Вилка выскользнула из моих собственных пальцев, падая на тарелку с оглушительным звоном, и от этого звука я дернулась, с ужасом понимая, что озвучила свои мысли вслух.

Глава 10


Психé молчала. Я отправлял сообщение за сообщение, но ни на одно из них не получил ответа. Я перебрал десятки вариантов и сам себе предложил сотню причин, по которым она могла бы не хотеть больше видеть меня. Но ни одна из этих причин не была достаточно убедительной. После того, как мы столько времени провели вместе, я заслуживал хотя бы объяснения. Права разобраться во всем и попросить прощения у нее. Неважно за что, я готов был умолять, чтобы она простила, признать любую вину за собой, лишь бы вернуть ее. Писал, каясь в том, что мог натворить, а заодно и во всех несуществующих грехах, но все было безрезультатно. Как будто ломился в закрытую дверь.

Что же все-таки могло произойти? Мне было необходимо это выяснить. Любой целой найти ее, даже если потребуется перевернуть весь город. Если она в самом деле не желает больше видеть меня, пусть скажет об этом в лицо. Но не рассчитывает, что я так просто отстану от нее.

Временами я забывал, что не один и что потянул с собой Романову. Зачем вообще сделал это? После вчерашнего от нее следовало бы держаться подальше. Уж точно не тащить с собой в ресторан. Но девчонка выглядела сегодня такой измученной и потерянной, что мне стало ее жаль. Что-то у нее явно произошло, и хотя я не собирался вникать в чужие проблемы, хотелось немного отвлечь от них.