– И вы никогда не хотели узнать, что стало с вашим ребенком? – поразилась я.

– Честно сказать, думал, Ника все-таки решилась прервать беременность. Она никогда не была похожа на девушку, мечтавшую о семейном очаге. Ника – жесткая, амбициозная карьеристка. Всегда хотела, чтобы ее имя было на слуху. И вот, прославилась же… – Мужчина горько усмехнулся. – Когда ее имя загремело, она несколько лет держала в тайне свою личную жизнь. А потом в одном из интервью все-таки рассказала о сыне, Богдане. Я так боялся услышать правду, потому что все эти годы периодически возвращался мыслями к Нике. Я не хотел верить, я все отрицал. После интервью все-таки набрался смелости и нашел ее контакты, позвонил. Так она мне угрожать стала, чтоб я больше в ее семью не лез. Сказала, что если сунусь – опорочит меня, с грязью смешает и карьеру загубит. Хотя меня и порочить не в чем. Она на момент нашей связи уже была совершеннолетней. Но я все равно испугался. Насочиняет обо мне небылиц, и ей поверят. А у меня на тот момент жена была беременная.

– И вы назвали сына Богданом? – дрогнувшим голосом спросила я. Мне вдруг показалось, что я нахожусь в какой-то ужасной мелодраме, которую хочется срочно переключить и навсегда забыть о ней.

– Назвал Богданом, – кивнул мужчина. – Честно, я часто о нем думаю. И совесть гложет. Но уж столько времени прошло. В итоге я так и не решился дать о себе знать. Да даже не думал, что он сам ко мне приедет. Ника говорила по телефону, что никогда не сознается в том, что биологический отец ее сына жив. А узнай Богдан правду, то он бы и не решился прийти ко мне… Тут же бы возненавидел. И я его понимаю.

– Он узнал правду, – сказала я. – Только не всю. А теперь, когда картина прояснилась, действительно возненавидел. У вас было столько лет, чтобы познакомиться с ним. С ума сойти! А вы ведь даже не знаете, как прошло его детство. Какой он… замечательный! Богдан очень мечтал о настоящем отце. О братьях, сестрах… – Я вспомнила наш недавний разговор в Юрьево.

Отец Богдана некоторое время подавленно молчал.

– А он так сейчас выглядит… – неуверенным голосом начал мужчина.

– Он так выглядит, потому что встал на мою защиту, – перебила я. – Богдан мне жизнь несколько раз спас. Если вам все-таки вдруг интересно, то знайте, что ваш старший сын вырос самым достойным человеком. Правда, в этом нет вашей заслуги. И вы многое потеряли, не поучаствовав в его воспитании. Надеюсь, второй шанс, который дала вам судьба, вы не упустите.

Конечно, я имела в виду младшего Богдана. Мужчина стоял передо мной и смотрел куда-то в пол, будто нашкодивший школьник. Взрослый человек. Заслуженный деятель культуры. Мне вдруг стало тесно, тошно, неприятно… Кафель в коричневую шашечку поплыл перед глазами.

– Ладно, до свидания, – буркнула я напоследок. Не знаю, решится ли когда-нибудь отец Богдана наладить общение и пойдет ли на контакт сам Волков. Но факт остается фактом. Произойдет это еще не очень скоро. Зачем я вообще сюда поднялась? Чтобы донести до этого человека, как много он потерял, отказавшись узнать, какой замечательный у него сын.

Спускаясь, я не слышала, как мужчина уходит обратно в квартиру. Скорее всего, он так и продолжил стоять в горьком раздумье посреди лестничной клетки без обуви, в носках. Возможно, свесившись через перила, бездумно смотрел вниз…

На первом этаже было совсем темно. Я, вспомнив про недавнее странное шебуршание, прислушалась. Когда оно снова повторилось, встала, оцепенев, как вкопанная, в ожидании, кто же сейчас появится из-под лестницы.

Маленький белый котенок с мяуканьем бросился мне под ноги.

– Ну, привет, – растерянно зашептала я, присаживаясь на корточки, чтобы его погладить. Котенок начал ластиться и мурлыкать. – Привет, привет! Как ты тут оказался, малыш?

Услышав мой ласковый голос, котенок затарахтел еще громче. На первом этаже сгорела лампочка. Когда глаза привыкли к темноте, я заглянула под лестницу. Там обнаружила обувную коробку и блюдце с молоком.

– Значит, здесь ты и живешь? – спросила я у котенка. – Тебя подкармливают жильцы, верно?

Котенок заурчал на всю лестничную клетку. Я потрепала его за ушком и приподняла блюдце. Молока в нем осталось совсем чуть-чуть. У меня практически закончились деньги, зато у Волкова с собой еще есть наличные. Не откажет же он мне в покупке бутылки молока? Не раздумывая, я взяла котенка на руки и прижала к груди. Он тут же пустил коготки в худи Богдана. Я почесала котенку мягкий пушистый животик и поднялась на ноги. Вот о ком я мечтала с того самого дня, когда со слезами на глазах выпустила из нашей квартиры на волю ворону.

– Я тебя долго искала, – шепотом сказала я котенку. – Если хочешь знать, почти всю сознательную жизнь.

Котенок принялся карабкаться выше. Добравшись до шеи, уткнулся в нее прохладным носом.

Богдан по-прежнему стоял на крыльце. Когда я вышла из подъезда, парень обернулся. Заметив котенка, проговорил:

– Майя, ты издеваешься? Где ты его нашла?

– Под лестницей, – ответила я, гладя котенка.

Дождь уже практически не лил с неба. Во дворе после прошедшей стихии было тихо, поэтому Волков без труда расслышал громкое тарахтение.

– И что, ты хочешь забрать его с собой? – поежившись, спросил Богдан. Из-за отгремевшего с грозой и молнией дождя на улице было прохладно.

– На этот раз свою находку я никому не отдам, – отрезала я.

С железного навеса до сих пор стекала дождевая вода. Глядя на то, как капли, сорвавшись, одна за другой разбиваются об асфальт, я вспомнила про тот Новый год и холодный сугроб. Сколько лет прошло с тех пор, а я так и не осмелилась рассказать о своих самых первых, настоящих и непроходящих чувствах. Любовь-то никуда не делась. Не выцвела, не исчезла, не кончилась. Она все так же живет и ярко горит во мне.

– Ты ведь наверняка знаешь, что я полюбила тебя с самого первого дня, как мы встретились, – сказала я, прижимая к шее теплого мурчащего котенка.

– О том, что полюбила – знаю, – негромко ответил Богдан. Он вытянул руку и подставил ладонь под капающие с козырька капли. – Но что прямо с первого дня – не догадывался.

Я, словно набираясь смелости, вдохнула в себя свежий грозовой воздух.

– И все еще тебя люблю, – сказала я.

– И это знаю, – кивнул Богдан. – До этой поездки думал, у тебя все остыло с тех пор, как я окончил школу и мы практически перестали видеться. Но теперь, когда мы снова начали общаться, понял, что нет. Все по-прежнему. Ты так смотришь на меня… Твою любовь сложно не заметить, Майя. Я и с Витькой, если честно, ограничил общение из-за тебя. Чтобы в вашей квартире лишний раз тебе на глаза не попадаться. Я всегда знал, что ты от меня хочешь, но никогда не мог тебе этого дать. Не мог, не имел права… Но совсем не общаться с тобой, Майя, сложно. Ты – классная. И я помню, что самые безумные поступки в детстве мы делали вместе.

– Под ворчание Витьки, – добавила я.

– Под ворчание Витьки, – с грустным смехом согласился Богдан.

Несмотря на то, что маленький пушистый комочек на моей шее грел, меня все равно пробирала дрожь.

– А ты когда-нибудь… – несмело начала я, вспомнив наш поцелуй в электричке. От одной мысли перехватывало дыхание.

– Воспринимал ли тебя как девушку? – спросил Богдан, наконец опустив раскрытую мокрую ладонь и повернувшись ко мне. Наши взгляды встретились. – Честно? Раньше – нет. Никогда. Ты всю жизнь была мне как младшая сестра.

– А теперь?

У меня сердце замерло в ожидании ответа.

– А теперь… Теперь что-то странное творится, Майя. В эту поездку я думаю о тебе все время, каждую секунду. Когда мы ехали, мне нужно было смотреть на дорогу, а я смотрел на тебя.

Мне даже дышать трудно стало. Неужели это то самое долгожданное признание?

– Не знаю, что со мной, но ты – как магнит. Я первое время только и делал, что одергивал себя: это же Майя, Витькина сестра. Я даже был рад, что мы встретили Алису и этого твоего… Рината. Потому что мы не должны…

– Но почему не должны? – рассердилась я, перебив Богдана. – Витька не будет против! Он всю жизнь знает, как я к тебе отношусь. Какой же ты сложный человек, Волков! Вечно меня из себя выводишь! Я вообще думала, что ты мое счастье, а ты настоящая му́ка! – сердито добавила я.

Котенок, почувствовав, что я злюсь, притих. Богдан молчал. Потом кивнул на окна.

– Зачем ты к нему вернулась?

– Сказать: дядя, вы настоящий дурак.

Тогда Волков улыбнулся.

– А ведь до нашей поездки я совсем от тебя отвык. Даже забыл, какая ты непосредственная. Говоришь то, что приходит в голову.

– Как маленький ребенок, – язвительно подсказала я.

– Ага.

Я подняла голову и нарочито уставилась на мрачную синюю тучу, которая выглядывала из-за крыши дома напротив.

– Богдан, я хочу домой, – устало сказала я. – Соскучилась по своей семье. Неделю назад мне казалось, что все плохо. Домашние слишком шумные, брат меня не понимает, мама слишком опекает, близнецы доводят… Мне захотелось хапнуть глотка свободы. Хапнула так, что до старости хватит. – Я усмехнулась и повторила: – Хочу домой. Хочу привычной для себя домашней ласки. Пусть я изнеженная, избалованная, но я привыкла жить так… В любви. А от тебя я этой любви не чувствую. Ты продолжаешь относиться ко мне как к ребенку. Я не знаю, как жить дальше. Я запуталась. С одной стороны, не хочу прекращать с тобой общение. Эти четыре года, что мы практически не виделись, дались мне тяжело. А с другой стороны, продолжать существовать так, как я существую сейчас, мне тоже не хочется. Я в подвешенном состоянии. И с тобой не могу, и без тебя – тоже…

Богдан подошел ко мне и крепко обнял, я уткнулась в его плечо. Так мы простояли несколько минут, пока из подъезда не вышла полная женщина с пекинесом на поводке. Она внимательно оглядела нас и, поторапливая собаку, спустилась с крыльца. Я ведь даже уже забыла, в каком непрезентабельном виде мы добрались наконец до точки назначения…