У меня тут же запылали щеки. Видимо, брат увидел приоткрытую дверь. Я перевела дыхание и, выждав несколько секунд, заглянула в комнату.

– Печенье мое еще не пробовали? – как ни в чем не бывало спросила я.

– Ты подслушивала? – строго спросил брат.

– Боюсь, что плохо пропеклось, – проигнорировав вопрос Витьки, сказала я, глядя Богдану в глаза. Тот усмехнулся и потянулся за печеньем. Принялся его жевать, не отводя от меня взгляда.

– Ты слышала, что я спросил? – не отставал брат.

– Ну как? – кивнула я Богдану.

– Норм, – ответил Волков. – Вернее, очень вкусно.

– Вот и отличненько! – улыбнулась я.

– Тут молотая корица?

– Совсем немного.

– Вы специально меня игнорируете? – рассердился Витька.

Богдан рассмеялся и, кажется, впервые за все время присутствия в нашей квартире немного расслабился.

– Все, Майя, иди! – распорядился брат. – Иди, иди! Не до тебя сейчас.

Я, пожав плечами, снова вышла из комнаты, не закрывая за собой дверь. Зашла к себе и рухнула на кровать. Прислушалась. На этот раз Витька забыл о всех мерах конспирации и с горячностью продолжил:

– Твоя мама расстроится. Ты ведь за ее спиной все это проделал!

– Ей сейчас совсем не до меня.

– Говоришь, как обиженный ребенок.

– Да при чем тут это, Витяй? – рассердился Богдан. Я бы на его месте уже давно вскипела от занудства своего брата. – Хочу в глаза ему посмотреть, понимаешь? Чувствую, что мне это надо. Я ведь фотографию его даже откопал… Я на него похож. Хочу, чтобы он это знал.

Оба замолчали. Я уставилась в белый потолок, думая, что эта беседа за стенкой очень напоминает сцену из слезливого фильма. Мы ведь все думали, что отец Богдана погиб еще до его рождения. Когда мама была беременной. Тогда бедная девушка, не выдержав тягость утраты, решила начать все с чистого листа и рванула в мегаполис, где больше перспектив для молодой актрисы. Здесь родила Богдана, поставила его на ноги, сделала успешную карьеру на сцене… А тут вот оно что. Оказывается, отец Богдана все это время был жив и здоров.

– Ну и что ты от меня хочешь? – устало спросил Витя.

– Поедешь со мной? Я в одиночестве в дороге с ума сойду. Двадцать часов в пути в один конец.

– Ты знаешь, что я думаю на этот счет. Это плохая идея.

– Туда и обратно. Дня за четыре управимся.

– Тем более. У нас с Ладой на этой неделе планы в городе. Хотели съездить заявление подать, ресторан посмотреть… – Витька был непреклонен.

– Понял тебя, – сухо сказал Богдан.

Вскоре парни вышли в прихожую.

– Я поеду через Москву, по 108-й трассе, – негромко начал Богдан. – Сделаю крюк до вашей дачи. Подожду тебя у шлагбаума в понедельник, в девять утра. Если поменяешь свое решение, буду рад.

– Мне жаль тетю Нику, – вздохнул Витя. – Поговори с ней. Не делай это втайне от нее.

– Буду ждать тебя пятнадцать минут. Если не придешь, я пойму, – недовольным голосом продолжил Волков. Я себе представила нахмуренного Богдана и такого же смурного Витьку.

– Можешь не ждать, – наконец проговорил брат.

– Пятнадцать минут, – упрямо повторил Богдан. А затем нарочито бодрым голосом выкрикнул: – Пока, Майя! Спасибо за печенье. Увидимся!

– Угу, – смущенно промычала я. Возможно, Богдан и не расслышал моего невнятного ответа.

Вскоре в дверях послышался шум, громко щелкнул замок. Когда Волков ушел, Витька недовольно выругался себе под нос и вернулся в свою комнату, хлопнув дверью. В квартире повисла гнетущая тишина.

* * *

С покатой черепичной крыши скатилось яблоко и с глухим стуком ударилось о землю. Мы с Анаит залезли сюда в надежде спрятаться от шумных близнецов, которые с самого приезда подруги терроризировали нас с просьбами поиграть. На крыше было тихо и уединенно. Вокруг шумели яблони. Анаит дотянулась до созревшего плода белого налива и, сорвав его и потерев о клетчатую фланелевую рубашку, с треском откусила.

– Поверить не могу, что до осени всего две недели, – прожевав, сказала она. – Ты боишься знакомиться с будущими одногруппниками?

– Я в этой жизни ничего не боюсь, – пожала я плечами, разглядывая небо, которое после обеда заволокло тучами.

– Ты ничего не боишься? – Анаит посмотрела на меня с интересом, а затем рассмеялась. – Ты же такая трусишка, Майя! И плакса. Не найдешь нужную аудиторию и расплачешься посреди коридора.

– Бу-бу-бу, – передразнила я подругу. – Ну и пусть расплачусь. Просто я не такой черствый сухарь, как ты. Эмоции – это не есть плохо, Ани!

– «Не есть плохо, Ани!» – передразнила меня Анаит. А потом предпочла перевести тему: – Что собираешься делать на день рождения?

– Не люблю его отмечать, – поморщилась я.

– Но это же все-таки совершеннолетие, – возразила Анаит.

Теперь я поглядывала на яблоню, прикидывая в уме, смогу ли дотянуться до нее со своего места. Не скатиться бы вниз по крутому склону крыши… Но Анаит так вкусно хрустела яблоком! Подруга, жуя, смотрела на меня и улыбалась.

– Ну что, малыш, сорвать тебе яблочко? – спросила Ани.

– Сорви, – кивнула я. – Просто ты ближе…

– Ага-ага. Трусишка!

Анаит, закинув за спину тугую темную косу, потянулась за яблоком. Теперь мы обе молча жевали и разглядывали, как первый клин птиц, плавно взмахивая крыльями, пролетает над нашей дачей. Вот бы и мне, как птице, сорваться с места и полететь куда глаза глядят. Не боясь выговора родителей, упреков Витьки или Анаит… Не боясь ничего. Прощаясь с летом, подставить крылья ветру и нестись навстречу неизвестности. А от страха, счастья и восторга вихрем вся жизнь проносится перед глазами. Планета летит и кружится, и я вместе с ней.

– Хорошо у вас на даче, – наконец проговорила Анаит. – Не то что в городе. Я от скуки уже на стену лезу. Скорее бы учеба началась. Мне интересно, какие девчонки будут учиться со мной. И парни, конечно…

– Слушай, – перебила я. – А может, мне попытаться повзрослеть?

– Как это? – озадачилась Анаит.

– Ну, выйти из зоны комфорта.

– Каким способом? – рассмеялась подруга. – Нарвать с крыши яблок?

– Сбежать из дома! – выпалила я.

– Чего-о?

Анаит тут же перестала смеяться и нахмурилась.

– Что это ты задумала, Михайлова?

Иногда ее гнева я боялась больше материнского. Хотя моя мама особо и не повышала на меня голос. Вздохнув, я все-таки решилась рассказать Анаит о подслушанном разговоре, который состоялся между Богданом и моим братом.

– И ты хочешь ехать с ним? – ахнула Анаит.

– Он сам сказал, что ему будет в дороге скучно.

– Да он тебя пошлет куда подальше, ты в очередной раз разрыдаешься и будешь еще весь ближайший год страдать.

– Пошлет так пошлет, – сказала я дрогнувшим голосом. – Вообще все равно!

– Как же! – кипятилась Анаит. – Нет, Михайлова, никуда ты не поедешь. Тем более с этим чокнутым Богданом! У него же шило в одном месте, вы точно попадете в какие-нибудь неприятности. А ты у нас растение тепличное, к неприятностям не привыкшая…

– Надо же мне когда-нибудь взрослеть, – промямлила я.

– Но не под покровительством Волкова. – Отрезала Анаит.

– А под чьим покровительством? Под твоим?

Анаит проигнорировала мои вопросы. Просто продолжила невозмутимо грызть яблоко. В нашем дуэте подруга всегда была голосом разума, а я – эмоциями. Не помню, чтобы Анаит когда-нибудь паниковала или рыдала от отчаянья. Она была строгой, непреклонной, требовательной и ничуть не сентиментальной. Иногда мне даже хотелось найти ее ахиллесову пяту и понять, что может разжалобить или выбить из колеи мою подругу. Но Анаит – настоящая железная леди. Я же всегда могла разреветься из-за двойки или трогательного момента в фильме и, конечно, несколько раз плакала при Анаит из-за Богдана. Из-за моих слез подруга терпеть не могла Волкова. Поэтому моя новость о желаемом побеге совсем не обрадовала Ани.

– А вдруг я клин клином вышибу? – неуверенно продолжила я. – В эту поездку пойму, что он мне не пара.

– Скорее ты еще больше в него втрескаешься, – горько усмехнулась Анаит, выбрасывая огрызок. – Все, слезаем с крыши. Кажется, скоро дождь начнется.

Мы еще попили чай на террасе, а затем я проводила Анаит на электричку. По дороге к станции подруга рассказала о симпатичном парне, с которым познакомилась в «Тиндере» и теперь собирается идти с ним на свидание. От этих разговоров мне стало совсем грустно. Я-то одинока. Как ни крути, а все в этом мире сводится к любви. От моей же любви сердце разбивается на куски…

На пустом перроне я дала честное слово и клятвенно пообещала Анаит, что никуда не поеду. Мне даже пальцы не пришлось скрещивать при своей «клятве». Потому что, пообщавшись с подругой, я поняла, что идея сбежать из дома с Богданом – действительно так себе. Вряд ли он был бы рад увидеть меня вместо Витьки. Да Волков бы откровенно посмеялся надо мной и отправил домой высыпаться дальше на летних каникулах.

К вечеру погода все-таки испортилась, и настроение совсем пропало. Еще и мама за ужином «обрадовала», что во вторник ей нужно к стоматологу, и мне придется следить за несносными близнецами, которые только и жаждали учинить какую-нибудь пакость. Услышав, что я останусь в качестве няньки, Надя и Илья счастливо переглянулись. Эти двое постоянно что-нибудь выдумывали. А свежий загородный воздух еще больше пьянил им головы. Я – не мама, надо мной можно жестко подшутить. Я легко взрываюсь, ору, иногда плачу от бессилия, а они ржут. Бандиты.

Дождь мерно стучал по крыше, царапал окна… После ужина я вышла на мокрую террасу. Дождевые капли с шумом скатывались с крыши. Даже не верилось, что еще днем мы с Анаит сидели наверху и грызли яблоки. Я снова и снова возвращалась мыслями к тому разговору. Почему мне никогда не живется спокойно? Вечно навыдумываю себе проблем и противоречий. Будто мне плохо здесь, на даче, рядом с мамой, вдалеке от забот и цивилизации… Вдалеке от Богдана. Я посмотрела на небо в надежде разглядеть новую стаю перелетных птиц. Но над нашей дачей лишь сгустились тучи и непроглядные августовские сумерки.