Когда попадаю внутрь, сразу понимаю: что-то не так. Осматриваюсь, прохожусь по комнатам. В квартире бардак. В спальне замечаю приоткрытый шкаф, трогаю его вещи, но еще не понимаю того, что произошло.

Пока все выглядит так, словно он второпях собирался на тренировку.

Завалившись на кровать, открываю инстаграм.

Первый пост, что вижу, видео океана в режиме таймлапс и Соколов, показывающий какие-то элементы из своей тренировки. Геолокация — Камчатка. Подписи нет. Комментарии закрыты.

Он улетел? Просто взял и улетел?

Нет, наверное, это старое видео. Поэтому я продолжаю ждать. Сижу здесь часов до трех ночи, а потом впервые за все время решаюсь ему позвонить. Денис отвечает мгновенно, но дыхание у него слегка сбито, будто бы он тренировался или…

Нет, я же это все себе только придумываю.

— Привет, — говорю совсем тихо и сразу повторяю приветствие, но уже громче.

— Что-то случилось?

— Нет, я просто хотела поговорить… я у тебя в квартире.

— Меня нет в Москве.

— Что? Ты… где ты?

— На Камчатке, у друга. На пару недель.

— Пару? Денис, я вчера…

— Ксюша, — он выдыхает, — у меня скоро бой. Подготовка, тренировки. Реши для себя, пожалуйста, чего ты хочешь. Я не собираюсь раздувать этот скандал еще больше. Ты сделала выбор. Я его принимаю. Но у меня сейчас правда нет времени на выяснения отношений, — замолкает. — Просто определись, чего тебе нужно.

После этих слов он сбрасывает звонок, а я так и сижу с прижатым к уху телефоном.

Хочется кричать. Орать благим матом на всю эту квартиру.

Какое-то время я не шевелюсь, а когда ко мне возвращаются силы, бегу в небольшую кладовку, достаю из ящика с инструментами топор и наношу удары по кухонному гарнитуру. Рублю эти деревяшки с истошным криком:

— Ненавижу, ненавижу тебя!

Бью стекло, рублю столешницы. Ору и плачу.

Во мне столько злости, отчаяния, обиды, стыда, боли. Все смешивается и не дает дышать. Жить не дает.

Мне плохо без него. Мне так плохо. Оседаю на пол, растирая по лицу слезы. Вот теперь я снова чувствую себя виноватой. Глупой малолеткой, которая не шарит в отношениях, которая сначала вопит, обвиняет и лишь потом думает головой.

Почему он уехал, когда так мне нужен?

Осознав, что натворила, нервно трогаю свои волосы и ухожу отсюда. Закрываю дверь на ключ и вызываю лифт чуть подрагивающими пальцами.

В маршрутке смотрю в окно, из-за освещения в транспорте я четко вижу в стекле свое отражение. Кривлю губы. Отворачиваюсь.

В моей собственной квартире меня караулит мама. Стоит пройти в прихожую, и она сразу вылетает мне навстречу. Вид у нее заспанный, волосы всклокоченные.

— Где ты была? Почему не берешь трубки? Что происходит? Я волнуюсь. Места себе не нахожу.

— Ничего, — пожимаю плечами, стягиваю пуховик, — просто узнала еще одну правду.

— Какую? — мама нервно встряхивает головой.

— Например, что сначала ты спала с сыном, а потом вышла замуж за отца.

— Ксюш…

— Ничего страшного. Я уже привыкла к вашему безумию. На выходные слетаю к папе.

— Доченька, все может казаться слегка…

— Не нужно оправдываться, мам. Дай мне время. Езжай домой, ладно?

— Ксюша, мы всегда можем поговорить и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Я знаю. Но не хочу. За этот месяц меня предала подруга, с потрохами переполоскали журналисты, я узнала, что моя мать спала с моим парнем, и мы, наверное, с ним расстались. Как-то многовато для тридцати дней, не думаешь?

Мама молчит. Только смотрит с сожалением. А я, кажется, терпеть теперь его не могу. Жалость эта раздражает.

— У-хо-ди. Пожалуйста.

Мама уходит. Без слов. Без попыток объясниться, за что я ей очень благодарна.

Когда дверь за ней закрывается, все, что я могу, это осесть на пол рядом со шкафом и тяжело вздохнуть.

Наверное, мне действительно стоит слетать к отцу.

69

Я беру еще один больничный и лечу к отцу. Ладно, больничный я покупаю.

Но моя жизнь рушится, учеба становится в тягость, мысли постоянно где-то далеко от реальности. Во мне так много ненависти и обиды. Злость затмевает разум. Я жалею себя.

Сижу в кухне отцовской квартиры и пью горячий чай. Папа должен с минуты на минуту вернуться домой. Он уже второй день уговаривает меня бросить все и остаться в родном городе.

Апеллирует он, кстати, тем, что сейчас можно быть актрисой и без всякого образования.

— Ксюшка, я дома.

— Приве-е-е-ет, — натягиваю улыбку и выхожу в коридор, помогая отцу с пакетами.

Он, как и всегда, забежал после смены в магазин, снова накупил вкусняшек. Еще пару таких деньков — и я лопну от переизбытка в моей жизни шоколада и ванильных пончиков.

— Ксюша, там мама звонила…

— Потом, я не хочу с ней говорить.

— Что между вами опять произошло? Мне показалось, что Марика старается быть лучше.

— Старается, еще как старается, — закатываю глаза и возвращаюсь на кухню.

Разбираю продукты, рассовывая все по шкафчикам и холодильнику.

— Ксюш, может, поговорим? Что произошло? Я места тут себе не находил, когда все эти сплетни вылезли. Только улеглось, и что-то снова идет не так. Доченька, я всегда на твоей стороне, ты же это знаешь.

— Знаю.

Папа заключает меня в объятия. Становится легче. Как в детстве. Стоило мне попасть в неприятности, и папа всегда был рядом. Оберегал.

— Я со всем разберусь, папочка, со всем.

— Конечно. Ты у меня такая сильная, смелая. Все будет хорошо.

Шмыгаю носом от переизбытка чувств, еще крепче прижимаясь к отцу.

Остаток вечера мы проводим перед телевизором, смотрим ужастик.

А ночью я забираюсь под одеяло в своей комнате. На тумбочке горит ночник, на стенах до сих пор висят мои распечатанные на принтере в домашних условиях фотки. А в столе, в нижнем ящике, двойное дно. Там до сих пор обитает мой личный дневник. Розовый такой, пушистый.

Раньше я любила выплескивать все свои переживания на бумагу, а сейчас это не помогает. Я пробовала.

Часам к трем голова снова доверху забивается мыслями, что мучают вот уже несколько суток.

Денис за это время звонил пару раз, но трубку я не брала. Боюсь. Сама не знаю чего. Себя или того, что придется ставить точку. Ведь сейчас наши отношения находятся в подвешенном состоянии. Никто не принял никакого решения, и в глубине души меня это успокаивает.

Отчасти я хочу, чтобы Денис сделал первый шаг, решил все за нас обоих, в положительном ключе, конечно. Но он этого не делает. Дает какой-то размытый временем выбор.

Решай сама. Определись, чего ты хочешь…

Только знала б я, как это решить. Как забыть, как выкинуть из головы эти сжирающие мое существо мысли.

Достаю из-под подушки телефон и звоню Дену. Смотрю в потолок, а когда слышу его голос, закрываю глаза. Мне так хочется сказать ему, что ничего этого нет. Что я скучаю. Так хочется, но вслух я произношу другое.

— Ну что, Соколов, шалость удалась? — растягиваю губы в улыбке. — Ты просто сбежал. Бросил меня со всеми этими мыслями. Ненавижу тебя, ненавижу. Ты предатель, — ору в трубку и скидываю вызов.

Этот звонок — настоящее помутнение. Способ выплеснуть агрессию, что изо дня в день копится внутри.

Тушу свет и утыкаюсь лицом в подушку. Не плачу. Больше не вижу в этом смысла. Мне нужно возвращаться в Москву. Нужно вливаться в учебу. Скоро конец семестра, экзамены.

* * *

С момента, как Денис улетел, проходит две недели, может чуть больше, в какой-то момент я просто перестаю считать. Успокаиваюсь. Погружаюсь в работу над своим отрывком пьесы. Домой возвращаюсь как можно позже, а ухожу раньше. Сама ему не звоню, а все его попытки поговорить игнорирую.

Нет, я ничего так и не решила. Прячусь. Выбираю тактику отмалчиваться. Глупую и не приводящую ни к чему хорошему тактику.

На дворе суббота, я сижу с девчонками в кафе. Несколько моих одноклассниц тоже поступили в московские вузы. Мы иногда встречаемся. Делимся опытом и эмоциями от жизни в столице.

Когда у меня звонит телефон, я долго не решаюсь, стоит ли брать трубку. Это Денис.

Может быть, уже стоит прекратить этот детский сад со своей стороны?

Прячу айфон в ладошках и выхожу из-за стола. Забиваюсь в угол у окна, подальше от людей, и свайпаю по экрану. Он не дает сказать и слова, орет на меня. Понимаю только, что он вернулся в Москву и немного шокирован моей выходкой с топориком.

— Легче стало? — наконец-то перестает орать. — Сделала гадость. Успокоилась?

— Нет, — выплевываю слова и стискиваю зубы.

— Надо встретиться, Ксюша.

— Не буду…

— Разгромила полкухни и решила включить заднюю. Даже не надейся. Я тебя все равно найду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— У меня дела, Соколов, ты меня отвлекаешь.

Смотрю в окно, и, как назло, на глаза попадается огромный билборд с рекламой Соколовского боя. Везде он. Бесит!

— Ладно, у меня тоже тренировка. Я перезвоню. Настоятельно рекомендую не пропадать.


После посиделок с девчонками спускаюсь в подземку и твердо решаю, что поеду в зал. Он вернулся и ведет себя так, словно ничего не произошло. В моем понимании — это недопустимо. Еще и орет. Нет уж. Хватит быть забитой мышью и помалкивать. Хочется высказать ему в лицо все, что я о нем думаю. Разгромленной кухни мне вдруг становится дико мало.

В зал пробираюсь воришкой. Отказываюсь от помощи услужливой девушки с рецепции. Не хочу, чтобы меня провожали. Дорогу и так знаю.