Конечно, большинство одноклассников удивились, почему Маринка пересела от меня. За все одиннадцать лет учебы мы всегда сидели на всех уроках вместе. Многие девчонки сгорали от любопытства, и приставали на перемене к Маринке с расспросами:

– Петрова, ну поведай же нам, – начинала в очередной раз Катя Пивоварова, подруга Куницыной, – почему вы с Инной разбежались?

– Ага, просим-просим подробностей! – поддакнул кто-то из одноклассниц.

– Отвалите уже от меня, пожалуйста! – сердито огрызнулась Маринка. Многие такой реакции от спокойной Петровой не ожидали. Пивоварова аж отпрянула, кто-то присвистнул.

Я лежала за партой и прислушивалась к их разговору. Последнюю неделю эта поза – в моих фаворитах. Такая апатия на меня напала из-за нашей с Маринкой ссоры и случившегося с Кораблевым. Хотелось абстрагироваться от всех проблем, вернуть время назад, все переиграть… Эти мысли душили меня и не давали покоя.

– Ну, если Петрова так реагирует на наши расспросы, то от злючки Зырянцевой тем более ничего не узнаем, – прогудела Куницына. Как обычно, больше всех ей надо, а, – А где она вообще? Ты чего там улеглась? Дождемся мы от тебя подробностей?

Я, не поднимая головы, помаячила кукишем. Чтоб Куницына меня увидела и не переживала, куда я пропала. А заодно и отцепилась от меня. Валя презрительно фыркнула.

Маринка незлопамятная, это точно. Сколько раз ей серьезно попадало от строгих родителей. Тогда подруга клялась всем на свете, что больше слова им не скажет, вообще соберет все вещи и из дома убежит! Из-под домашнего ареста! Даже один раз как-то серьезно собиралась в железнодорожную кассу за билетом на поезд. Уехать к каким-то дальним родственникам. Но уже вечером, когда я звонила ей на домашний узнать, на какой стадии ее план побега, Маринка беспечно заявляла, что она сейчас занята: пьет с родителями на кухне чай.

Или же ее ухажеры. Почему-то никто надолго с Мариной не задерживался. Пара походов в кино и – все, Марина, до свидания. Рад был с тобой пообщаться, ты классная девчонка, но… Антон – это первый молодой человек, с кем у Маринки завязались серьезные отношения. До этого подруга жаловалась: «Нет во мне никакой загадки, Инна. Парням ведь непростые девушки нужны, с характером. Большинство вот стерв предпочитает. А я? Что я? Я – это я, такая, какая есть. Никого из себя не строю. Им, видимо, это быстро надоедает». Всякий раз после того, как Маринке никто не перезванивал, она проклинала бывшего кавалера на чем свет стоит: «Ух, гад! Вот ненавижу! Да, чтоб я ему еще «привет» хоть раз сказала при встрече? Да, не дождется!». Однако это не мешало ей позже поболтать с кем-либо из этих «предателей» по телефону или пропустить по  чашке горячего шоколада в кафе. В общем, Маринка была отходчивая и незлопамятная. В отличие от меня, разумеется.

После случившегося  я на мировую не шла. Всем сердцем понимала, что не права, поступила низко, сама того не осознавая. Но сделать первый шаг и извиниться не могла. Так и жила эту неделю с грызущим меня изнутри чувством вины. На уроках слушала объяснения учителей в пол-уха, оттого получила несколько двоек по разным предметам. Дома не выходила к ужину, чем серьезно беспокоила маму. Не было аппетита. Ну, что, правда, что ли язык отсохнет сказать «Извини»? Я даже пару раз пробовала прорепетировать свою речь перед зеркалом. Это было ужасно. Если я еще перед Маринкой с горем по пополам смогу ее произнести, то перед Кораблевым… лучше даже не думать об этом!

Мучительная неделя в ссоре с Маринкой тянулась ужасно долго. Ситуацию усугубляло то, что рядом со мной никого больше в этот момент не было. Сашка уехал на две недели на какие-то сборы от своего университета. В чертах, краснея, я ему рассказала о случившемся по телефону. Я думала, друг развопится, мол, я же говорил тебе, что так вопросы не решают, я был прав и бла-бла-бла. Но Сашка в ответ на мой рассказ лишь тяжело вздохнул в трубку и ответил: «Господи, Инна, какой же ты все-таки еще ребенок».

И вот я сидела на алгебре и сверлила взглядом Маринкину спину. Подруга внимательно смотрела на доску и слушала учителя, который доказывал очередную не сдавшуюся мне теорему. Да, Марина Петрова незлопамятна. Но принять мой поступок, наверное, не сможет. Теорему Ферма не могли доказать более трехсот лет. И этого срока будет мало, чтобы простить меня. Потому что нет мне прощения.


***

Свой восемнадцатый день рождения я встретила как обычно. По будильнику. Был хмурый вторник,  мне не хотелось вылезать из-под теплого одеяла. Возможно людей, родившихся, к примеру, весной, с утра будет теплый луч солнца из окна, шелест новоявленных зеленых листьев и теплого ветра… А меня в ноябре разбудила яркая вспышка света: в комнату зашла мама и громко щелкнула по выключателю. Вот я вижу черную холодную дыру за распахнутыми шторами, пару голых верхушек деревьев и люстру, что отражается в окне.

– Доброе утро! Вставай, лежебока, сегодня твой день! – веселым голосом сообщила мне мама.

– По-моему, каждый день в этой жизни – не мой! – буркнула я, зарываясь с головой под одеяло. Что ж дома так холодно-то?

– Не выдумывай! – возмутилась мама.

– Слушай, мамочка, – глухо проговорила я из-под одеяла, – ты ведь мне еще не сделала подарок? А я выбрала! Можно не пойду сегодня в школу? Это было бы лучшее, что можно мне подарить – внеплановый выходной.

– Не выдумывай! – повторила мама и сорвала с меня одеяло. О, нет! – Неужели тебе не хочется прийти нарядной в школу, услышать поздравления и приятные слова от школьных товарищей?

Я от внезапного холода поджала ноги:

– Ну, ага! Ты в какое время вообще живешь? Как ты себе это представляешь? Что я как Николай Басков в блестящем пиджаке пройдусь в классе по рядам и соберу букеты цветов с одноклассников?

– Опять ты ёрничаешь! – вздохнула мама, – И в кого ты у нас такая ядовитая? Давай, умывайся и к столу! Я сварила кофе и приготовила праздничный завтрак.

Зайдя на кухню с полотенцем на голове, я обнаружила на столе свежеиспеченные блинчики политые джемом. На самом верхнем из них – зажжённая свечка.

– Оригинально, – хмыкнула я.

– Вечером поставлю торт с восемнадцатью свечами! Еще отец звонил, обещался зайти… У него там для тебя подарки.

Мое празднование дня рождения на даче, которое я планировала на субботу, накрылось медным тазом. Из всех приглашенных осталась одна Оля с музыкалки. Ничего не имею против нее, но сидеть на нашей даче вдвоем в картонных праздничных колпачках мне не хотелось. С Маринкой я поссорилась, Сашка уехал на свои сборы… С Колей я тоже не общалась. Сказать, что брат меня подставил – это ничего не сказать. Позже Колька объяснился, что Кораблев оказался слишком заносчивым, и брат не сдержался. Бил он Антона один, хотя на встречу пришел с другом, который стоял в стороне. Да уж, «поговорили по душам», нечего сказать. Мне теперь всю эту кашу расхлебывай. На Кольку я до сих пор была очень зла. Но родственников, как говорится, не выбирают. Зря мы только с Сашкой дачу драили. Мама еще потом пошутила, что я героиня старого анекдота: «Гости не придут, а я как дурак с мытой шеей».

Я отхлебнула горячий крепкий кофе.

– Отец спрашивал меня как-то, что тебе подарить, – продолжила мама, – Я вспомнила, что ты хотела блендер! В морозильной камере как раз столько ягод с лета, будем смузи готовить!

Я подняла вверх бровь и уставилась на мечтательную маму.

– Мне, конечно, глубоко фиолетово, но, по-моему, ты этот подарок для себя заказала! Ты ведь знаешь, о чем я мечтаю на самом деле…

Мама вопросительно кивнула.

– О щенке, мама! – закричала я.

– Нет, нет! – мама подняла вверх руки, – Инна, об этом не может быть и речи! Потерпи немного, будешь самостоятельной, заведешь себе пса! Я такую громадину в своей квартире не выдержу!

В детстве я обожала все части фильма «Бетховен». Я все время заставляла маму смотреть со мной эти комедии. Видимо, мама до сих пор оставалась под впечатлением от проделок огромной собаки.

Я вздохнула и поплелась в комнату одеваться. Мама последовала за мной:

– Иннусь, только без обид! Тебе уже 18! До самостоятельной жизни совсем чуть-чуть осталось.

Я, не глядя, достала из шкафа первую попавшуюся рубашку.

– Ты в этом собралась? – скептически поинтересовалась мама.

– Ну, да, а что?

– Может что-нибудь понаряднее? У тебя есть блузка… с рюшами…

– Не вижу особого повода, – пропыхтела я, заталкивая ноги в узкие брюки-дудочки.

– Боже, Инна, ну она же мятая! Дай хоть поглажу!

Мама схватила рубашку и удалилась в свою комнату. Вскоре оттуда вновь донесся ее возмущенный голос:

– А, может, лучше наденешь кремовую блузку, Инна? Все-таки день рождения… И одноклассники сразу заметят, какая ты пришла в школу нарядная.

Я тяжело вздохнула и крикнула маме в ответ:

–- Может, мне им еще конфет принести раздать? Как в детском саду…

Выходя из квартиры, я замешкалась с замками. Так всегда бывает, когда куда-то торопишься: все валится из рук. А торопилась я, понятное дело, в школу. Никогда не могу прийти вовремя к первому уроку.

На лестничной площадке не было света, сапогом я наступила на нечто шуршащее, что лежало у порога.

– Ой! – пискнула я.

 Я аккуратно взяла сверток. Подарочная бумага был холодной, только что с мороза. Я спустилась вниз на пролет и уселась на пыльный подоконник. Благодаря фонарному столбу, отбрасывающему желтую полоску света в окно, я разглядела аккуратно упакованный подарок. Какая-то плоская коробочка. Похоже на книгу. Я разорвала бумагу и вытащила на свет dvd-диск. Подарочное издание с моим любимым фильмом «Жизнь прекрасна». О том, как дорога моему сердцу эта картина, знали только два человека: Маринка и Саша. Обычно я всегда на титрах рыдаю белугой. В одиночестве, разумеется. Настолько этот фильм добрый и трогательный.