Удаленное место, но при этом с очень хорошей дорогой. Высокий, большой, вместительный, обжитой и при этом очень современный. Ей тут будет очень, очень хорошо…

Я оглядываюсь на деревья, которые предупреждающе шуршат своими кронами, будто бы договариваются о чем-то, передавая друг другу тайну, секрет, в котором я точно становлюсь лишним. А вот то, что дом так близко к лесу, меня не очень радует. Вдруг что-то случится?

Подкуриваю сигарету и вглядываюсь в темные прорези между деревьями. Нет, это не очень хорошо, и мой подарок  точно станет для нее лучшим, который она получала за всю свою жизнь…

— Проходите, прошу вас, — вышколенный официант встречает меня, как последнего, опоздавшего гостя, с натянутой улыбкой. Я отстраняю его рукой – этот дом я видел на фото и видео, которые сделал Юлдаш, советуясь о покупке, и потому легко найду дорогу куда нужно.

Новоселье в разгаре. На поляне уже танцуют подвыпившие гости, освещаемые неровным светом фонарей, приглашенная группа музыкантов явно не в первый раз играет одну и ту же популярную мелодию, судя по стиснутым в недовольстве зубам.

Игорь возле шведского столика приобнимает за талию какую-то стройную брюнетку. Я тут же ломаю сигарету в руках, желая затушить ее о свою ладонь, чтобы почувствовать физическую боль вместо этой душевной минуты слабости – мне неприятна мысль (снова неприятна мысль!) о том, что Оксана предпочла меня какому-то мудаку.

Как только Игорь видит своего босса, тут же оказывается рядом. Он слишком предупредителен, слишком благожелателен, и весь его вид буквально сочится желанием угодить.

И я сразу же могу сделать вывод, оценивая его реакцию на себя: либо он снова хочет содрать с меня кусок пожирнее, либо придумал какую-то месть, чтобы расквитаться за попранное мужское достоинство.

— Ой, Камал, как хорошо, что вы пришли, — берет меня под руку женщина с кудряшками на голове. Игорь по другую сторону от меня морщится, понимая и правильно оценивая мое удивление и легкое негодование от того, что кто-то так по-свойски нарушил личные границы.

Удивленно вскидываю брови: кто вы?

— Я – мама Игоря, — царственно поясняет мне она и я хмурюсь, аккуратно забираю свою руку назад, желая отстраниться. Но она не церемонится, решив отчего-то, что имеет право на фамильярность. — Людмила Прокофьевна. Пойдемте, я покажу вам дом, пообщаемся.

Она буквально тянет меня вперед, но тут на выручку приходит Игорь. Он увлекает мать назад, дает ей какое-то задание, чтобы она пропала и исчезла из моего поля зрения. Что-то отдаленно похожее на благодарность впервые ощущаю к нему – эта Людмила Прокофьевна явно непростой и не самый приятный человек, который еще и понятия не имеет о личных границах.

Мы проходим мимо его гостей, с кем-то приходится здороваться за руку, шутить, а то и удивляться – этот парень, оказывается, действительно умеет заводить связи.

Он не отпускает меня ни на секунду, что вполне понятно – я приехал самым последним, но отчего-то именно это усердие наводит на какие-то скрытые мысли…ощущаю запах ловушки, будто бы зверя загоняют в капкан, и мне кажется, я чувствую запах предательства, кажется, что он…

— Здравствуйте, Камал, — тихо говорит Оксана, и мое сердце буквально перестает биться. Оно застревает где-то в горле, и я готов выплюнуть его к ее ногам.

Девушка в длинном платье в пол придерживает рукой округлившийся животик. Она не улыбается, и я вижу, что на лбу у нее залегли новые морщинки, которых точно не было три месяца назад – адское время для того, кто пытается выкинуть женщину из своей головы.

Воздух вокруг густеет.

— Здравствуй, Оксана, — выдавливаю из себя, и думаю, что мой пульс слышно на другом конце города.

Она дергается, будто бы тоже попала под магнетическую пелену момента, и не может оторвать взгляда от меня, который обжигает и плавит лицо, руки, грудь. И тут же бросает затравленный взгляд на мужа:

— Тебя зовут, — говорит ему, откашлявшись, будто бы боится, что голос подведет.

Он кивает, пристально смотрит на нее, от чего она покрывается милым теплым румянцем, и быстрым шагом проходит вперед, к гостям.

Я думаю недолго: тут же беру ее под локоть и буквально тащу в дом, в спасительную темноту. Она запинается, но послушно спешит за мной, хотя, уверен, сейчас бы с большим удовольствием отгрызла собственную руку, только бы убежать подальше отсюда, от меня.

Мне хочется встряхнуть ее, выбить всю дурь из головы, и с другой стороны, хочется обнять нежно, настолько, насколько это вообще возможно, окружить заботой и теплом. От этих полярных желаний вся кровь буквально густеет в жилах, и становится тяжело дышать.

— Я думала ты..вы… не придете, — шепчет она в полутьме. Пользуясь тем, что нас точно не видно с улицы, я отбрасываю всю свою сдержанность к черту и встаю радом с ней настолько близко, что слышу стук ее сердца, ловлю ее испуганное дыхание. Руки сводит от желания прикоснуться, но я не даю себе воли.

— Не мог пропустить ваше семейное торжество, — ядовито шепчу прямо в ее рот сверху вниз. Она вздрагивает и хочет сделать шаг назад, прикрывает свой животик рукой, будто хочет защитить его, и это мне жутко не нравится.

Хочет защитить? От меня? От меня?

— Будет лучше, если я…пойду, — говорит она, а я не могу остановиться, чтобы не вдохнуть ее приятный теплый цветочный аромат, который исходит от кожи, волос. Как же я бесконечно скучал без ее присутствия все это время! Как сходил с ума, как страдал каждую секунду, каждый час от того, что должен быть рядом, но по ее глупому решению вынужден таиться в ночи.

— У меня для тебя кое-что есть, — медленно и веско говорю ей, и наслаждаюсь тем чувством испуга, которое явно затопляет все ее сознание. Мне нравится, что прямо сейчас она страдает, душа начинает корчиться от страха. Это становится моей местью за все те дни, проведенные без нее.

— Мне…ничего не нужно… — она хочет добавить: «от тебя», но вовремя замолкает. И правильно делает. Иначе я бы просто засунул ей ее же слова обратно в ее миленькое маленькое горло.

— Ты когда-нибудь убьешь меня, ты это знаешь? — говорю ей.

Она качает головой, и глаза ее испуганно блестят во тьме.

— Ты точно меня убьешь, — повторяю, а сам держусь из последних сил, запирая свои чувства на замок, удерживая своего страшного сильного зверя, который рвется наружу, от того, чтобы он не набросился на эту…сытую, сытную самку, чей образ выжжен в моем мозгу.

— Мне…пора, — она пытается уйти, снова сбежать, но ее подводит тело, ноги, голос, и я понимаю, что она взволнована даже больше, чем это можно представить. Ухмыляюсь. Ну а сейчас-то ты вообще упадешь, когда увидишь, из-за чего я пришел, моя милая.

Моя…милая…

Не могу позволить себе эту слабость – сказать ей эти слова.

Но я снова наслаждаюсь ее страхом, ее смешанными эмоциями. Меня это странным образом успокаивает – потому что так я понимаю, вижу, знаю, что и для нее эти три тяжелых месяца тоже не прошли даром.

Достаю небольшую коробочку, и кладу ее прямо на столик рядом. Указываю взглядом на ее.

— Это только для тебя. Только для тебя, — говорю, а у самого пальцы зудят от электричества – так хочется провести по ее волосам, округлить пунктирно губы, услышать ее пульс. — Посмотри…

С одной стороны, мне хочется увидеть ее реакцию на такой странный и неоднозначный подарок, но с другой мне кажется, что его смысл дойдет до нее лучше, когда она откроет коробочку в одиночестве.

И поймет, что я хочу ей сказать: я даю ей власть над собой, надо всем миром. И она должна найти в себе силы противостоять всему, что ей не нравится, она может защитить себя сама, раз уж не дала мне такой возможности.

Оксана с опаской берет коробку, оценивает ее вес, и понимает, что она довольно тяжела. Откладывает. Потирает пальцами заледеневшие ладони. Сглатывает.

Ясно. Ну что ж, если я не стану свидетелем этого интимного знакомства, если и на это мне дается запрет, то в одном действе не могу себе отказать.

— Ну что, ты довольна? — курить хочется адски, не могу смотреть на нее спокойно, мне нужно чем-то занять руки, чтобы не броситься вперед и не задушить ее, не ужалить своими поцелуями.

Эта невозможная женщина понимает, о чем я спрашиваю. Она вдруг, непонятно сверкнув белками глаз, кладет руку на живот и поглаживает его каким-то отстранённо – нежным жестом.

— Это мой выбор, Камал. Вам нужно забыть обо всем, что произошло, я счастлива с Игорем и иного не желаю.

Счастлива она, как же. Счастлива.

Не удержавшись, сплевываю. Подхожу ближе, резко кладу руку ей на горло. Она испуганно хочет отстраниться, но я не даю ей этого сделать – удерживаю второй рукой за поясницу. Она так близка ко мне в этот момент и так невероятно далека…

— Все это чушь. — Я хочу сказать ей, что она - лихорадка, сжирающая меня, которую я не имею сил остановить. С каждым днем она все сильнее, все глубже проникает в мое существо, подавляя контроль. Стирает границы дозволенного, которые и так для меня весьма призрачны. И, не смотря на эту болезнь, зависимость, я продолжаю поддаваться ей, с мазохистским наслаждением возвращаясь к ее эпицентру – воспоминаниям об этой ужасной женщине.

Мне нужно сказать ей, что она все равно однажды станет моей, хочет того или нет, потому что это нереально – не подчиняться моему желанию. Я наблюдаю за ней издалека, и это сводит с ума, ломает, выворачивает. Я становлюсь совсем не тем, кто есть на самом деле. Внутренний зверь истощал на привязи, ему нужна она, со своим определенным запахом, вкусом, улыбкой.

Она напоминает мне что-то из детства, что-то давно забытое, и именно поэтому моя тяга к ней все сильнее, потому что мне нужно защитить ее, от меня, ее самой, всего мира. Эта потребность растет с каждым днем, но я не могу прорваться через ее «не хочу». Оно слишком пропитано ненавистью и нелюбовью.