– Петь, ну почему ТЫ за Егора извиняешься?

– Жень, ну ты же понимаешь, что он так самоутверждается.

– Петя, ты сейчас меня призываешь его понять и простить, что ли? Что происходит, Петь?

– Жень, ты ведь знакома с его семьей. Он же всю свою жизнь вынужден доказывать им, что достоин. Поверь, нам и одной клиники хватило бы! Но нет! "Петя, надо доказать отцу, что я не хуже!" – Петр изобразил манеру речи Егора, – и теперь у нас их четыре. Жень, ты же знаешь, что они так и не простили ему, что он не пошел по стопам отца, став "всего лишь ветеринаром".

Вот это "всего лишь ветеринар" – это были слова моей свекрови. В этом вопросе я согласна с Петром, мне тоже всегда было обидно за мужа, что его родители так уничижительно отзывались о его профессии.

– Петя, ты сейчас пытаешься мне сказать, что я не нравилась родителям Егора? Да? Так для меня это не секрет. Только вот я все эти годы считала, что Егор любит меня и поэтому мы с ним вместе, несмотря на неодобрение его родителей. А теперь понимаю, что наш брак с Егором так долго просуществовал как раз потому, что он родителям доказывал, что у него тоже может быть прочная семья. Спасибо, Петя, открыл мне глаза.

– Женя! Я не это хотел сказать!

– Да? Странно, а сказал именно это.

– Жень, да пойми же ты. У Егора комплекс, он поэтому и баб всю жизнь менял, как перчатки! Уж, извини, что приходится говорить тебе об этом, – Петр вдруг смутился, – ты взрослая женщина, и ты ведь знаешь, что у него не самый большой член.

Я, кивнула, соглашаясь и одновременно краснея от самой ситуации, а Петр продолжил:

– Вот Егор сам себе и доказывает, что размер не имеет значения. Когда он первый раз привез тебя в клинику, с Жучкой, он мне тогда в смотровой сразу сказал, что "ты уже сделала свой выбор".

Я смотрела, не понимая:

– Сделала свой выбор?

– Ну, у нас с ним это ещё с общаги! – Пётр сказал это смутившись, извиняющимся тоном, – мы так с Егором девушек делили. Девушки ведь всегда сначала меня выбирали, не обращая внимания на Егора. Потом, когда Егор включал своё обаяние и начинал свое обольщение, многие переключались на него. Жень, мы никогда не были с ним "белыми и пушистыми лапочками"! Заключить пари на то, кого из нас выберет девушка – это было обычное дело! Вот так и появилась эта фраза "девушка сделала свой выбор". И только тебя он оставил без этого выбора, а я остался без права бороться за тебя. А я, как тогда в нашу первую встречу в клинике увидел твои глаза, так и пропал.

Петр отвернулся к морю и, шумно выдохнув, замолчал.

И тут я, вспомнила, что так Егора ни разу и не спросила про цвет моих глаз. А вот зря, как оказалось! Глупо было спрашивать уже на свидании в ресторане. Он тогда, за ужином весь вечер в них смотрел, ни разу не позволив себе опустить глаза ниже.

– Петя, а какого цвета мои глаза?

– Ярко-зеленые, когда ты смеешься. Серо-зеленые, когда сердишься.

Ответил сразу, не задумываясь и не пытаясь вспомнить, ответил, глядя на лайнер в море, переливающийся всеми огнями. Ого! Такого разнообразия за своими глазами даже я не замечала. А вот то, что я услышала дальше, мне совсем не понравилось:

– Женя, мы не можем быть вместе, извини. Я могу быть тебе только другом. Самым преданным, и ты знаешь, что можешь во всём на меня положиться.

– Ясно. Спасибо за чай, друг.

Так, дыши, Солдатова, дыши. Не смей тут слезы лить! Напридумывала себе черт знает что! Они друзья с твоим мужем, у них общий бизнес. Не будут они из-за тебя разбегаться и бизнес делить.

– Друг, помоги, пожалуйста, Ванюшку в наш номер отнести.

– Жень, не надо так. Прости, но я не могу… не имею права… Особенно теперь, когда Саша…

– Я всё поняла с первого раза, не повторяй.

Чёрт! Почему же я даже не могу на него посмотреть? Ведь ничего обидного он же не сказал.

– Жень, пусть Ванюшка здесь спит. Я утром разбужу их. Во сколько у Ванюшки первая процедура?

– Не помню. Сейчас посмотрю.

Вернулась в номер к сумочке, что поставила на столик. Потянулась за сумочкой и вдруг увидела на столике буклет. На первой странице было фото идеальной семейной пары. Они смотрят друг на друга и улыбаются. Он одной рукой обнимает её, а вторая его рука лежит на ее беременном животе. Женщина смотрит на своего красивого мужчину, её рука лежит на животе поверх руки мужчины. Они оба излучают счастье. Красивая пара. А я, увидев этот рекламный буклет клиники, занимающейся репродуктивной медициной, поняла, что плачу.

Не важно, что эти мужчина и женщина, скорей всего, даже не муж и жена. Не важно, что это всего лишь фотомодели. Но сколько любви было в его взгляде! Егор никогда ТАК на меня не смотрел на последних месяцах беременности. Ничего удивительного, впрочем. Я за беременность набрала двадцать пять килограмм и была похожа на бегемота. Какому же мужчине это понравится!

Так, Солдатова, соберись! Стоишь и ревёшь, здесь, как дура. Да что со мной такое? Нет, ну точно, критические дни, должно быть. И только я кое-как успокоилась и нагнулась, чтобы положить буклет, в комнату вернулся Петр. Да вот этого мне ещё и не хватало! Стою, тут и реву над буклетом. Увидев Петра и его смущение, задумалась: "Странно. Зачем Петру буклет?" Впрочем, какое мне до этого дело. Друзья не задают неудобных вопросов.

– Жень, Женечка, ну что ты?

Петр так стремительно подошел, что я просто не успела среагировать, а он уже вытирал мои слезы.

– Жень, я всё объясню! Это дико звучит, но меня об этом попросили. Вот уж не думал, что решусь на это. Но сегодня вдруг понял, что дети – это счастье. Для тебя – Ванюшка, для меня – Саша, а для… Каждый имеет право на своё счастье и каждый выбирает его сам. Жень, ну не плачь, пожалуйста, не рви мне сердце!

– Что? Петь, кто попросил? Решишься на что?

У меня даже слёзы высохли от неожиданности.

– Жень, извини, но не надо тебе знать, для кого это. Тем более, что это не моя тайна.

Глава 23

– Доброе утро!

– Доброе утро! На процедуры? – горничные вышли из номера, в котором только что закончили уборку.

– Да.

– Мы можем сейчас в ваших номерах убраться?

– Да, да, конечно. Спасибо! – ответила женщина и дальше уже продолжила разговор с мужчиной, – Петь, у Саши же процедуры плотно, без перерывов до самого обеда, да? – мужчина кивнул и покатил коляску в сторону лифта, пытаясь не потерять из вида убежавшего вперед мальчика.

– Ваня, сегодня моя очередь на кнопку лифта нажимать! – крикнул мальчик, сидящий в коляске тому, другому, уже убежавшему вперёд.

– Я помню! – послышался ответ мальчика уже из холла.

Со стороны они выглядели семейной парой: мама, папа и два сына. Один из мальчишек, правда, в инвалидной коляске, но здесь, в санатории этим никого не удивишь.

Когда они уехали на лифте вниз, горничные продолжили свой разговор.

– Нет, Ларис, они точно не любовники! Ну вот смотри сама: это её номер, вот спальня сына. Простынь в кровати сына смята, одеяло сбито. Ну тут понятное дело – ребенок спал. Это её спальня – простынь тоже смята, а наволочка смята только одна! А теперь смотри в его номере. Видишь? То же самое!

– Слушай, Петровна, я тогда ничего не понимаю! Ну ты же сама видела, он же над ними, и над мальчишками, и над ней, трясется, как над сокровищами.

– Ларис, может, мы с тобой ничего не понимаем в этой жизни? Может, так и надо держать мужика на расстоянии, а? Ты вот со своим Валеркой утром уже успела поцапаться?

– Ну, а как с ним не поцапаться? Накурил в туалете, сиди потом после него, как в газовой камере! Зубную пасту опять не закрутил. Носки сам найти не может! Твой Саныч, что ли, лучше?

– Да такой же! А эти смотри, утром вышли каждый из своего номера, она цветёт и пахнет. Потому, что только на себя время тратила и на одного из детей. Он – тоже благоухает. Вон, смотри, у мужика вещи сложены, носки не валяются по всему номеру. Зубная паста закрыта. Вон, мужик даже раковину от своей щетины сполоснул, чтобы не присохла! Дети умыты, причесаны. Он её в щёчку поцеловал, она его чмокнула. Идиллия! Так и надо.

– Ага! Надо! Где? В нашей двухкомнатной хрущевке?

– Ой, да, – вздохнула одна из горничных и принялась менять постельное белье в номере Жени.

***

Женя не стала настаивать на том, чтобы Петр ей рассказал, на что он всё-таки решился и чью тайну он скрывал. Не имела она на это право. На следующий день, он попросил её побыть с Сашей, а сам уехал куда-то на такси сразу после обеда. Уехал не на свидание, потому что не наводил лоск: не брился, туалетной водой не поливал себя с головы до ног. Хотя в душ сходил, сменил футболку, выбрав просто чистую. Перед отъездом зашёл узнать, всё ли у них хорошо.

Женя смотрела на него и не узнавала Петра. Всегда улыбающийся и открытый, сейчас он был закрытой коробочкой. Сосредоточен, спокоен, немногословен. Так выглядит человек, который принял для себя какое-то решение.

Его не было почти три часа. И опять первым делом в душ. Это Женя поняла потому, что к ним в номер он зашел в другой футболке, не в той, в которой уезжал. Вернулся немного странный – спросишь о чем-то, ответит. Нет – молчит. Он весь вечер возился с мальчишками, читал им книги в лицах, с выражением, от чего они весело смеялись. Тискал их по очереди. Можно сказать, что вообще из рук не выпускал. Саша уже не так остро реагировал на прикосновения и постоянно улыбался. К концу вечера сам Петр от общения с детьми будто оттаял и вдруг предложил:

– А пошли купаться!

Две недели пролетели незаметно. Петр ещё несколько раз оставлял Женю с мальчишками, уезжая вот так же на пару часов. Приезжал и всегда после этого не отходил от мальчишек, будто убеждая самого себя в чем-то. Женя уже тогда поняла, что ведь, по сути, она Петра очень плохо знает. Оказывается, он может быть и вот таким: закрытым и в то же время каким-то смущенным что ли. Да, возится и шутит с мальчишками, а сам исподтишка взгляды на Женю бросает. И совершенно не понятно, что он при этом думает, потому что у самого внутри стена. Стена, за которую Жене хода нет. И опять с мальчишками он прежний, а с ней странно смущенный.