– Я не хотела, чтобы все это видели, – произнесла я неустойчивым голосом. – Это Калеб разослал.


Миссис Уэстли начала писать в своем блокноте. – Калеб − кто это? – Спросила она, не поднимая глаз.


– Коатс, – сказал я, мне пришлось вытереть нос тыльной стороной ладони, от чего плакать захотелось еще больше. Директор Адамс толкнул коробку салфеток через стол, и я взяла ее.


– Коатс? – сказал он. – Он окончил школу, не так ли?


Я кивнула.


– Мы расстались.


Услышав это, у директора Адамса появилась глубокая морщина между бровями.


– Ему восемнадцать, как я понимаю?


Я кивнула. Я не понимала, при чем здесь Калеб, ведь он больше не учился в нашей школе, но, наверное, это имело для них значение, потому что директор Адамс и миссис Уэстли переглянулись.


– Эшли, как он изначально получил твою фотографию? – спросила она, и я была уверена, что не смогу произнести ни слова, я была так смущена. Я сделала глубокий вдох, чтобы унять слезы.


– От меня, – сказала я. – Я отправила ему.


– Ты знаешь, у кого еще есть это сообщение? – спросила она.


Я покачала головой.


– У множества людей.


У директора Адамса появилось огорченное выражение на его лице. Он выпрямился в кресле.


– Родители, которые звонили мне, имеют учеников-первокурсников, – сказал он. – И сегодня утром миссис Мартинес сказала, что ей пришлось конфисковать телефоны трех второкурсников. Она сказала, что они распространяют фотографию голого ученика. Некоторые учителя жаловались на то, что на их уроках участилось использование телефонов. Ты понимаешь, Эшли, сколько шума наделало это сообщение? И эти родители не собираются оставлять это дело. Они хотят отстранения.


Я села прямо, встревоженная. Родители увидели фотографию. Учителя тоже. Отстранение. Мой папа убьет меня. Моя мама будет так разочарована. Она захочет узнать, что случилось. Они оба захотят.


– Пожалуйста, не говорите моим родителям, – умоляла я, и слезы начинались заново. Я не могла поверить, что готова упрашивать директора, чтобы он скрывал это от моих родителей. – Пожалуйста. Я буду посещать субботнюю школу или что-то иное, но если вы расскажете моим родителям ... Мой папа – управляющий.


– Я хорошо знаю, кто твой отец, Эшли, и мне очень жаль, но уже слишком поздно. Я уже рассказал ему об этой проблеме, которую мы имеем, и он попросил меня переслать сообщение. Я должен был предупредить его о том, что он увидит. Он уже знает о твоем затруднительном положении.


Клянусь, в этот момент пол рухнул вниз на тысячу футов, а мой стул провалился в черную дыру. Вещи начали расплываться, и я, должно быть, упала в обморок или что-то еще, потому что миссис Уэстли потянулась и положила руку мне на плечо.


– Ты плохо себя чувствуешь? – спросила она.


Я согнулась на своем стуле. Мой папа видел сообщение. Я хотела умереть прямо на месте.


– Эшли, – она слегка потормошила меня. – Тебе нужно прилечь в кабинете медсестры на минутку?


Я покачала головой. Должно быть, потому, что перед глазами всё плыло, и мой желудок сжимался, от чего возникало странное чувство головокружения.


В течение нескольких минут они разговаривали друг с другом, и даже в оцепенении я могла понять, что они обсуждают порядок моего отстранения. Они принимали решения о том, что делать с этой «ситуацией», которую я создала. Но в моей голове звучало только гудение, жужжание, которое, должно быть, добралось до моего мозга, и это звучало как орда цикад, орущих о том, каким ужасным человеком я была.

 Доступная шлюха! Доступная шлюха! Доступная шлюха!

Наконец, директор Адамс повернулся ко мне и сказал:


– Прямо сейчас мы собираемся отстранить тебя на неопределенное время, пока не разберемся с этой ситуацией. Также мы собираемся выяснить причину, как эта фотография распространилась. У тебя есть догадки, кто мог разослать ее, кроме твоего парня?


– Он мой бывший парень, – произнесла я холодными и сухими губами. – И Нейт. Нейт Чисольм тоже отправил ее, я уверена.


– Второкурсник?


– Да. Он играл в бейсбол с Калебом.


И снова они переглянулись. Миссис Уэстли закрыла глаза и с сожалением покачала головой.


Директор Адамс встал.


– Миссис Уэстли проводит тебя к твоему шкафчику, чтобы ты взяла свои вещи. Мы позвонили твоему отцу, чтобы он забрал тебя.


Слезы снова начались, когда я встала, и последовала за ней по коридору к моему шкафчику. Я вытащила куртку и пару книг и спрятала остальное внутрь. Я ненавидела то, что не знала, как долго я буду отсутствовать, когда я вернусь. Если я вернусь. Возможно ли, что я уйду до конца года? Что мне пришлось бы перейти в другую школу? Пересдавать третий курс?


– Мне нужно забрать мои вещи для бега, – сказала я, и миссис Уэстли проводила меня в спортзал, а затем осталась ждать около раздевалки, куда я вошла. Я вытащила спортивную сумку и запихнула туда всю одежду и сменную пару кроссовок.


Тренер Иго была в своем кабинете, когда я прошла мимо, чтобы уйти.


– Насколько я понимаю, ты не будешь участвовать в этой еженедельной встрече, – отозвалась она.


Я остановилась, вошла внутрь. Освещение в раздевалке раздражало мои глаза, они словно отекли.


– Нет, наверное, нет.


– У тебя есть замок?


– Я оставила его на шкафчике. Я забираю вещи домой, чтобы постирать, пока… – я не могла заставить себя произнести это, не могла сказать «отстранена» – …меня не будет.


Она посмотрела в книгу, в которой писала. – Иди и возьми его, – сказала она.


– Тренер?


Она подняла глаза.


– Пойди, возьми свой замок и принеси его мне.


Я стояла, пытаясь понять, что она говорит.


– Спорт – это привилегия, а не право. Ты потеряла эту привилегию. Ты исключена из команды.


На мгновение это показалось мне таким сюрреалистичным, просто нереально, что это на самом деле происходило со мной. Конечно же, я не была отстранена на неопределенный срок и вышвырнута из команды всего за десять минут. Это было невозможно.


Тренер встала, ее стул издал ужасный металлический визг по полу, и посмотрела на часы.


– Поспеши, у меня через десять минут начинается урок.


Я прошла через раздевалку и набрала комбинацию на замке, который мне выдали в первый год обучения, когда меня приняли в команду. В последний раз я его сняла и передала тренеру. Она окинула меня почти сочувствующим взглядом.


– Я знаю тебя какое-то время, Эшли, и что-то говорит мне, что всё это произошло случайно или как-то вышло из-под твоего контроля.


Я кивнула.


– Но это не меняет того факта, что ты приняла плохое решение, провернув это дело.


– Я знаю.


Мальчик, которого я когда-либо знала. Знала, и знала, и знала.


– И ты знаешь правила игры. Если ваши оценки упадут или вы столкнетесь с какой-либо проблемой в школе, вы вне команды. Без исключений. Я должна сделать это.


Она несколько раз постучала замком по ладони, и, если бы я не была столь проницательной, я бы подумала, что она почти сожалела из-за того, что исключала меня из команды.


Появилась миссис Уэстли, ее каблуки эхом отзывались от шкафчиков. Она указала головой за угол.


– Эшли? Ты готова? Твой отец здесь. Он в офисе ждет тебя.


Проклятье, нет, я не была готова. Я никогда не была бы готова встретиться с ним. Я до сих пор не знала, как я это сделаю. Но не могу же я оставаться в раздевалке для девочек навсегда, надеясь, что он уйдет. В конце концов, он придет сюда и найдет меня. И тогда он будет очень зол – как будто он уже не разозлился.


– Простите, тренер, – сказала я.


– Мне тоже жаль, Эшли. Ты хороший бегун. – Она печально покачала головой, что только заставило меня почувствовать себя хуже.


Я последовала за миссис Уэстли из раздевалки. В спортзале было несколько мальчиков, играющих в баскетбол, некоторые из них останавливались и пялились на меня, когда я выходила. Каким-то образом это было хуже, чем обзывание – тихие любопытные взгляды. Я знала, о чем они думают сейчас. Они радовались, что это не их выгнали из школы, и они не могли дождаться, чтобы посплетничать с друзьями, что они видели, как это случилось со мной.


Папа ничего не сказал мне по дороге домой. Мы сидели в полной и абсолютной тишине, и это было еще хуже, чем если бы он отчитывал меня. То, что начиналось как способ привлечь внимание Калеба, теперь принимало угрожающие размеры между нами на переднем сиденье папиной машины. Что-то большое, уродливое и непроницаемое.


Когда мы приехали, папа вышел из машины и скрылся в доме, оставив меня одну. Несколько минут я сидела молча, прислушиваясь к тиканью и пощелкиванию охлаждающего двигателя, затем собрала вещи и вошла внутрь, убегая прямо в свою комнату и запирая дверь. Я ожидала, что в любой момент сюда ворвется рассвирепевший папа, хотя он такого никогда не делал. Я сидела на кровати, уныло удаляя сообщения, и наблюдала, как солнце опускалось в небе, и как тянулся день.


Мой телефон зазвонил. Это была Вонни. Я слышала скрип обуви на полу в спортзале, когда ее товарищи по команде делали разминку.


– Я сказала тренеру, что у меня судороги, поэтому она позволила мне взять пять минут перерыва, – прошептала она в телефон. – Но я слышала, что тебя отстранили, поэтому я хотела убедиться, что с тобой всё в порядке.


– Я полагаю.


– Твой отец взбесился?


– Пока нет, – сказала я. – Он собирается меня убить.


Я услышала свисток, и голос Вонни стал еще тише.


– Он справится с этим. Не похоже, что ты первый человек, который когда-либо влипал в неприятности. Он взбесится, вероятно, наорёт на тебя, а потом забудет об этом.