И я поняла, насколько сама в это поверила. Снимок был ошибкой, но почему-то эта ошибка начала становиться мной. Как я могу продолжать бороться с этим, продолжать отрицать правду? Это было трудно – защищать себя. Утверждать, что ты не потаскушка, пока все остальные говорят обратное. Когда твое фото было на порносайте. Действительно, как я могу обвинять людей за то, что они строят догадки относительно меня? Как я могу обвинять комментаторов на сайте и школьников за то, что третируют меня? Как я могу винить маму и папу за то, что они предполагают, что я занималась сексом с Калебом?


– Это нелепо, Эшли. Эти люди не могут сказать, кто ты. Не позволяй им иметь такую власть. Ты сделала ошибку. Ты человек.


– Но разве ты не видишь? – сказала я, мой голос стал хриплым и громким в замкнутом пространстве. – У них есть эта сила. Потому что, когда я думаю о том, кто я есть, я могу думать только об этом фото.


– Тогда тебе нужно думать усерднее, – сказал он.


Я покачала головой.


– Забудь, что я сказала. Я ... прямо сейчас я не хочу здесь писать свое имя, вот и всё.


– Хорошо, – ответил он. – Ничего особенного.


Я попыталась снова прислониться к бетону, надеясь вновь ощутить волнение от приключения и восторг от уединения, которые я испытывала, прежде чем он показал мне граффити.


Но стены начали давить на меня, а темнота стала угнетать, из-за чего я чувствовала себя маленькой и испуганной. Мне надо выбраться отсюда.


– Спасибо, что привел меня сюда, но мне нужно возвращаться домой. Увидимся завтра, – прохрипела я, и, несмотря на то, что я однозначно почувствовала, как его рука слегка задела мой локоть, я развернулась и помчалась по той дороге, по которой мы пришли. Я пронеслась через лес, миновала скейт-парк и весь путь домой пробежала не оглядываясь.

ДЕНЬ 28

ОБЩЕСТВЕННЫЕ РАБОТЫ


На следующий день на перерыве я не пошла за Маком к торговым автоматам. Мне было неловко разговаривать с ним. Я чувствовала, что мне нужно извиниться, но не понимала, за что. За то, что заставила показать мне свое самое секретное место, а затем сбежала от него? За то, что психанула, когда он поинтересовался моим прозвищем? За то, что в принципе навязываю ему свою дружбу?


Вернувшись с перерыва, он бросил пачку Life Savers* на мой стол (*популярная в США марка леденцов в форме колечек – ред.). Мы не обменялись взглядами и не произнесли ни слова. Немного погодя, я взяла пакетик с конфетами и открыла. Несколькими часами ранее Филипп Мозес обозвал меня шлюхой, а две второкурсницы хихикали и шептались всё время, пока я была в уборной с ними. А парень с моего курса вел себя так, словно он полчаса лапал мои сиськи.


Но Анджела Фаерстоун на самом деле поговорила со мной на физкультуре, и за обедом некоторые девушки сели неподалеку от меня, словно не в первый раз. Даже Шаенн вроде бы застенчиво улыбнулась мне в коридоре, когда прошла мимо, хотя при других обстоятельствах она бы притворилась, что меня совсем не существует. И тот факт, что я заметила эти маленькие детали, заставил меня задуматься: а что если я не сделала того, что Мак посоветовал в туннеле вчера? Тогда тебе нужно думать усерднее – сказал он. Возможно, дела становятся лучше сами по себе? Или, может быть, я хорошенько подумала?


Папа опять вернется поздно, поэтому мама отвезла меня домой после общественных работ. Я взяла рюкзак и отправилась в свою комнату. Спустя несколько минут я услышала легкий стук в мою дверь, и вошла Вонни.


– Привет, – сказала она, вроде как смущаясь.


Я сидела на кровати, уставившись на нее, потому что не знала, что еще делать. Я практически отказалась от Вонни, что было нелегко. Когда я вернулась с отстранения, она, похоже, оставила прошлое позади. Мне больше не было места в ее жизни, и в большинстве случаев она проходила мимо, будто даже не знала меня.


Вдобавок я обнаружила, что на моем старом месте теперь обедала Рэйчел. И поскольку по решению суда мы не должны иметь ничего общего друг с другом, мне пришлось держаться подальше, что означало, что Вонни выбрала Рэйчел вместо меня.


Как жить дальше, осознав, что ваш лучший друг, которого вы любили всегда, бросил вас, когда ваши проблемы выставили его в плохом свете?


– Привет, – ответила я сомнительно. – Что случилось?


Она теребила кончики трикотажного розового шарфа, который свободно свисал вокруг ее шеи. На ней также были новые сапоги. Из белой замши, со стразами на носках и заднике – невероятно красивые. Я заметила их в школе несколько дней назад, и почти подбежала к ней, чтобы похвалить ее сапожки, но потом вспомнила об этой огромной пропасти между нами, и остановила себя. Даже не могла сказать ей, что мне нравятся ее сапоги – или я бы сломалась.


– Я просто скучала по тебе, – произнесла она. – Мы не общались вечность. Ты в порядке?


Вчера вечером в дренажной канаве я вышла из себя и убежала от единственного человека в мире, который все еще верил в меня. Я избегала моего папы, который возвращался поздно, хандрил и пил каждую ночь. Я смотрела, как мой бывший бойфренд плачет во время извинений, но у меня не было к нему сочувствия. Это нормально? Я не знала, на что похоже «нормально». Я так давно этого не видела. Но Вонни не нужно всего этого знать, тем более что я всё еще не могла даже поверить, что она стоит в моей спальне.


– Полагаю, – ответила я. – Сейчас у меня нет толпы друзей, но я переживу.


Она опустилась на ковер и села по-турецки, как всегда, когда она приходила, как будто ничего не изменилось между нами.


– Прости, Лютик, – сказала она. – Я знаю, что была никудышным лучшим другом.


– Да, – заметила я.


Она была хреновой подругой, и я не видела никаких причин притворяться, что она не такая. Конечно, я никогда раньше не была на ее месте, но я могла почти гарантировать, что я бы поддержала ее. Я бы не убежала, чтобы спасти свою репутацию.


По крайней мере, мне нравилось думать, что я этого не сделала бы. Или убежала бы? Потому что в моей жизни было время, когда я бы сказала, что никогда не снимусь обнаженной и не отправлю фото кому-то.


Она ковыряла стразы на ботинке.


– Как думаешь, сможешь простить меня? Мне очень жаль. Я скучаю по тебе.


– Ты всё еще тусуешься с Рэйчел? – спросила я.


– Немного.


– Потому что она сука, Вонни, и тебе придется выбирать между нами. – Долго не думая, слова вырвались из моего рта неосознанно. Но всё в порядке, потому что это была правда. Если Вонни собиралась дружить с Рэйчел, тогда не со мной. Как сказал Мак, я заслужила лучшего друга.


– Тогда я выбираю тебя. Полностью. – Ответила она, даже не задумываясь.


Мне казалось, что не стоит прощать ее. Вроде надо потянуть с этим делом – помучить ее или типа того. Но я тоже скучала по ней, и хотела, чтобы она вернулась. Даже если я осознавала, что мы больше не лучшие друзья, которыми, как я думала, мы были. И всё же, мы слишком долго дружили, чтобы не простить друг друга. И я не понимала, как злопамятность может решить проблемы.


– Хорошо, – сказала я. – Я прощаю тебя.


Она широко улыбнулась.


– Спасибо.


Наступила минута тишины, во время которой я занялась тем, что пыталась выковырять ногтем крошки из клавиатуры.


– Итак, это должно быть невероятно, – начала она разговор. – Я встречаюсь кое с кем.


– Я знаю. Видела вас двоих в коридоре.


– Разве ты не спросишь, как это произошло?


Что меня восхищало в Вонни – так это ее способность двигаться дальше. Преодолевать странность, неловкость и обиду. Она никогда ничем не парилась. Никогда не критиковала происходящее, и всегда была прямолинейной. Извинись и живи дальше. Для нее жизнь была не более чем вереницей этапов. Мы были в фазе «прости-и-забудь», и это был мой выбор – подыграть или спорить.


– И как делишки?


Она оперлась на локти, вытянув ноги.


– Эх. У него неприятный запах изо рта. Ты же знаешь – я терпеть не могу зловонное дыхание. Будто собака тебя облизала. Так что секса определенно не будет. Ведь если его дыхание настолько плохое, я даже не могу представить, как он будет пахнуть, когда снимет свои носки.


Я засмеялась.


– Мерзость! Но он милый. Может, предложить ему жвачку или что-то в этом роде.


Она скривила гримасу.


– Он слишком слюнявый. Я, скорее всего, просто порву с ним.


Я покачала головой. Для Вонни всегда всё было легко.


– Как насчет тебя, Лютик? В твоей жизни сейчас есть какой-нибудь парень?


– Э-э, определенно нет. И возможно, больше никогда не будет.


– Да ладно! Ты не можешь навсегда отречься от парней, только потому, что Калеб оказался супермудаком.


Я закрыла свой ноутбук и отодвинула его в сторону, затем потянулась к подушке.


– Я видела его.


Ее глаза широко распахнулись, и она выпрямилась.


– Ничего себе! В самом деле? Я слышала, он, вроде как, сейчас полностью подавлен. Я не хотела поднимать эту тему, но раз ты видела его ... как он выглядит?


– Он выглядит сокрушенным, – сказала я. – Он сильно изменился. Худой, бледный, темные круги под глазами, и всё такое. Он извинился передо мной.


– Серьезно?


Я включила какую-то музыку и вытащила пару журналов из ящика стола. И бросила один в Вонни, как в старые времена.


– Его адвокат заставил его сделать это.


– Представляю себе. Он же тряпка.


– Не знаю, – произнесла я. – Я думаю, что это действительно испортило ему жизнь.


– Хорошо, – сказала она. – Не хочу относиться предвзято или типа того, но это его вина. То, что он сделал, было действительно отстойно.


– Да, – сказала я, но чувствовала себя немного неуверенно.


Да, то, что сделал Калеб, было его ошибкой, но в каком-то смысле это был и мой просчёт тоже, верно? Ведь это я сделала фото. Это я приняла решение, и это я стояла в ванной Вонни и разделась. И это я решила послать ему фотографию. Не сделай я этого, ему нечего было бы рассылать. И это подло, что он получил столько негативных последствий из-за такой глупости.