– Как насчет тебя? Как проходит общественная работа? – спросила Вонни.


В памяти всплыло лицо Мака. Обязаловка перестала быть таким ужасным наказанием, и, полагаю, причина в нем.


– Всё в порядке, – ответила я. – Там есть несколько по-настоящему интересных людей, и есть также один неплохой парень.


Вонни взвизгнула.


– Парень?


Я покачала головой.


– Не в том смысле. Он друг. Некоторое время он был моим единственным другом.


Она наклонила голову.


– За что он там?


Я закрыла свой журнал.

– За что он там? Ты что – телевизионный коп? Я не знаю.


Вонни прекратила листать страницы, и уставилась на меня.


– Ты не знаешь? А что если он убийца или вроде того, а ты с ним дружишь?


– Он не убийца. За такие преступления не приговаривают к общественным работам. Вероятно, он просто запутался, как и я.


– Если ты так говоришь, – протянула она. – Но на твоем месте, Лютик, я бы это выяснила. Перед тем, как набиваться ему в друзья. Последнее, что тебе нужно, это еще один негодяй.


Она начала рассказывать, что она видела по телевизору, и я какое-то время слушала ее болтовню, витая в облаках. Затем мы читали друг другу статьи в журналах из разделов вопросов и ответов, смеясь над ними, как обычно, и мне так сильно хотелось, чтобы у нас всё было как раньше. Но это не так. Люди живут дальше, и Вонни вернулась ко мне, но все же я не чувствовала, будто всё в порядке. Что-то было упущено.


– Итак, моя мама что-то говорила о заседании совета завтра вечером? – спросила Вонни.


– Думаю, да. Я мало знаю об этом. Мои родители больше не говорят о таких вещах при мне.


– Моя мама сказала, что они собираются обсудить «проблему секстинга», – продолжала Вонни, делая воздушные кавычки. – И что несколько членов совета требуют, чтобы твой папа покинул пост или его уволили. Думаешь, так будет?


По правде говоря, мне не нравилось думать об этом. Не нравилось думать, что это будет означать для нашей семьи. Мы не могли жить за счёт маминой зарплаты. И чем бы папа занял себя? Он любил свою работу. Он был бы опустошен.


– Я не знаю.


– Это отстой. Моя мама говорит, что там будет много людей. Она сказала, что это будет очень унизительно для твоей семьи. На твоем месте, Лютик, я бы удостоверилась, что меня не будет нигде поблизости этой встречи.


– Это, наверное, хороший совет.


Вонни осталась до тех пор, пока мы не услышали, как мама хлопочет на кухне.


После ее ухода, я спустилась вниз, посмотреть, не готовит ли мама ужин, а из головы не выходило то, что сказала мама Вонни о заседании правления: это было бы унизительно для нашей семьи.


Мама варила суп, в переднике поверх рабочей одежды, ее очки для чтения были сдвинуты на волосы. Ее глаза выглядели усталыми, и казалось, что вокруг них больше морщин, чем было раньше. Я взяла разделочную доску и начала нарезать морковку, которую она выложила.


– Это была Вонни?


– Да. Она заскочила.


– Я не видела ее вечность. – Мама казалась отстраненной.


– В последнее время мы не так уж много общались. Но всё в порядке. Мы всё еще друзья.


Она взглянула на меня.


– Тогда, я полагаю, это хорошо. – Она продолжала помешивать, и я начала измельчать сельдерей.


– Как работа? – спросила я.


– О, это ... – начала мама и замолчала. Она не обернулась и не спросила, почему я интересуюсь, не сделала ничего, чтобы я поверила, что она хотела продолжить разговор. – Люди ... ты знаешь ... люди в твоей школе слышали о ... случившемся?


Я собрала кусочки сельдерея и бросила их в миску, а затем начала резать лук.


Она сделала паузу, и продолжила:


– У меня было несколько огорченных родителей.


– Что ты имеешь в виду?


Она развернулась и прислонилась к плите.


– Эш, не беспокойся об этом. С самого начала у них были проблемы с детьми. Такие родители жалуются на всё.


Я положила нож.


– Как огорчены? Что ты имеешь в виду? – повторила я.


Мама закрыла глаза, и меня поразило то, какой уставшей она выглядела, словно, если она так долго постоит, то уснет. Медленно она снова открыла их.


– Несколько родителей забрали детей из детсада. Они считают, что я не могу подавать хороший пример из-за проблемы, с которой ты столкнулась. На самом деле это не так уж и важно. Как бы то ни было, у нас есть список ожидания из желающих занять места выбывших детей.


Казалось, я должна что-то ответить. Вроде я должна поддержать маму или извиниться. Но что бы я ни сказала, это не может отменить произошедшее. Это словно последствия моих поступков, которые никогда не прекратятся.


Через несколько минут суп начал закипать, и мама отвернулась, чтобы снова помешивать его, а я вернулась к нарезанию. Полагаю, мы закрыли эту тему.


– Ты собираешься на заседание совета завтра вечером? – спросила я.


– Да. Но у меня будет время, чтобы забрать тебя из общественной работы и завезти домой до этого. Таким образом, тебе необязательно быть там.


Заседания правления всегда проводились в здании Центрального офиса, этажом выше 104 кабинета, и я задумалась, может мне пропустить общественные работы и вернуться домой. Я определенно не хотела оказаться среди людей, которые говорили гадости обо мне в интернете и в средствах массовой информации. Мне не хотелось быть там и видеть, как работа и жизнь моего отца рушится. Ни за что.


– Как ты думаешь, папа собирается уйти в отставку?


– Я даже не знаю, знает ли папа, что он должен сделать в этот момент, – ответила мама, и по ее тону стало понятно, что по этому поводу она сказала достаточно, поэтому я закрыла рот.


Мы закончили бросать ингредиенты в кастрюлю, затем мама накрыла ее крышкой и убавила огонь, чтобы суп немного потомился. Пахло знакомо и по-домашнему. И я вспомнила себя ребенком, живущего в безопасности, тепле и уюте, семейные ужины вместе с родителями, где мы обсуждали, как прошел наш день.


Но я знала, что запах теперь был просто запахом. Мы с мамой перекидывались за ужином бессмысленными шутками, а папа возвращался домой поздно, наливал себе выпить и ел в тишине. Никто не хотел делиться тем, как прошел их день, потому что мы все хотели его забыть.


Как будто мы могли.

ДЕНЬ 29

ОБЩЕСТВЕННЫЕ РАБОТЫ

Когда на следующий день я пришла на общественные работы, то была на грани. Здание словно гудело. Снаружи стояла полицейская машина, чего практически никогда не бывало. Полагаю, полицию вызвали, чтобы поддержать порядок этим вечером. Эта мысль немного пугала меня.


По правде говоря, я там вообще не хотела быть, и почти сымитировала кишечный грипп, чтобы отмазаться. Но, в конце концов, я знала: чем скорее разделаюсь с исправительными работами, тем скорее это закончится, и тем скорее я смогу вернуть свою жизнь. Вскоре наступят зимние каникулы, и у меня была слабая надежда, что за время отдыха люди всё забудут и зациклятся на следующем большом скандале. А я бы могла начать новый семестр, будто ничего не случилось.


А что, если не забудут? Что, если я навсегда останусь большой темой для обсуждения? Я пыталась не думать о том, что у меня впереди еще целый год. Эта мысль была слишком удручающей.


Я явилась первой, и миссис Моузли оторвала взгляд от своей книги, когда я зашла.


– Не была уверена, что увижу тебя сегодня, – сказала она.


Я положила свою бумагу на стол.


– Моя мама отвезет меня домой до начала встречи.


Миссис Моузли посмотрела на меня поверх очков, затем сняла их, и они повисли на шейной цепочке.


– Эшли, я думаю, тебе нужно знать, еще никого не присылали на программу с твоей... проблемой.


Отлично, – подумала я. – Я аномалия. И у меня проблема. Звучит, будто я зависима от порно.


Миссис Моузли продолжила:


– Я знаю, что многие дети эсемесятся, и им всё сходит с рук. Ты не первая девушка в мире, которая отправляет свое пикантное фото парню. Ты знаешь это, не так ли?


Я кивнула, уставившись на свои туфли. Разговор начинал становиться неудобным.


– У меня были дети, которых присылали сюда из-за наркотиков, из-за насилия, из-за всяких вещей. Была одна девушка, попавшая сюда, потому что ее поймали за планированием убийства ее матери. Ты можешь в это поверить? Хорошая студентка, никаких наркотиков, связалась с плохой компанией, и следующее, что она узнала – ее арестовывают. За намерение убийства, Эшли. Но у меня никогда не было девушки, попавшей сюда, потому что ее видели обнаженной. Я хочу, чтобы ты знала. Твой случай необычен, потому что ... это необычно. Улавливаешь?


Я кивнула, хотя не совсем понимала, что она говорила вообще. Я уже знала, что мое дело нетипичное. От этого мне не становилось лучше, но и проблем не добавляло. И я просто хотела пойти за свой компьютер и работать.


– И если бы я была окружным прокурором, я бы подумала дважды о том, чтобы называть это не иначе как необычным, – сказала она. – Детская порнография – слишком серьезное обозначение.


Разве я не знаю этого? Я ночами не спала, размышляя, как однажды я объясню это важным людям в моем будущем. Послушайте, прежде чем вы попросите меня выйти за вас замуж, вы должны знать, что я распространила детскую порнографию, когда училась в старших классах....Фу!


Вошел Мак, затем Даррелл и Энджел, хихикая над тем, что они просматривали в телефоне.


Миссис Моузли снова одела очки и закрыла книгу.


– Пожалуйста, никаких сотовых телефонов в кабинете. Вы знаете правило.


– Но, Моз, вы должны это увидеть. Это забавно, – произнес Даррелл, забирав мобильный из рук Энджел и положив его на стол миссис Моузли. И хотя я знала, что они не настолько тупые, чтобы показать Моузли мое фото, я всё еще нервничала из-за слов «вы должны это увидеть», как будто это было оно. Я воспользовалась возможностью, чтобы улизнуть.