— Ты издеваешься! — утвердительно повысил голос он, — что ты там говорила только что? Ты любишь его? Любишь того, кто давно гниёт в могиле, того, кто даже ничуть не позаботился о твой судьбе, бросив тебя одну на произвол всем передрягам?!

— А не твоими ли стараниями это произошло?! Если бы ты явился в тот день…

— Я не знал, я понятия не имел, что ты у него!

— Ну да, а если бы знал, что, молча бы удалился, сделав вид, что ошибся дверью?!

Я осеклась на полуслове, когда Денис рывком притянул меня к себе, заставляя смотреть в глаза.

— Ты же ни хрена не знаешь, Алиса. Ты судишь только по тому, что угодно было понять тебе!

— И что же я должна знать? — непримиримо отозвалась я, отклоняя голову еще дальше, чтобы не встречаться с ним взглядом, — отпусти меня, ты делаешь мне больно!

— Прости, — он ослабил хватку, и я поспешно отошла, накрыв живот руками. Боль пронзила мои внутренности внезапно так сильно, что я согнулась пополам, не удержавшись от стона.

Дэн испуганно подскочил ко мне, помогая опуститься на диван и заглядывая в лицо.

— Прости, милая, прости… Что с тобой, тебе плохо? Алиса, не молчи, скажи мне, что?! Что сделать, может, врача?

Я замотала головой, перетерпев приступ боли, постепенно отпускавший мое тело, а затем выпрямилась.

— Прошу тебя, уходи… Этот разговор ни к чему не приведет. Я не хочу, чтобы ты вынашивал какие — то надежды, Дэн, понимаешь? Тебе кажется, что брак со мной это правильное решение, но это не так. Я не смогу стать тебе хорошей женой, я никогда… Я не смогу забыть его.

— Но он уже не вернется, никогда, — с этими словами, резанувшими похлеще острого ножа по моей душе, Денис покинул комнату, а я без сил прислонилась к спинке мягкого дивана.

Никогда не вернется. Никогда — какое страшное слово, разбивающее мечты…

9

Папенька, конечно, опечалился, узнав, что я дала отставку, но отныне плясать под его дудку я не собиралась. Другая, более трезвомыслящая Алиса Белова теперь умела выстоять в жизненных передрягах, и единственное, что поддерживало во мне огонек жизни, была моя дочь, которая должна была появиться на свет в начале июня.

Дэн долгое время не появлялся, и я могла вздохнуть с облегчением. Наверное, он все же понял, что я не изменю своим принципам и не предам память Юры, но однажды он явился, без обиняков потребовав, чтобы я вернула ему сумку с общаком.

Леська как назло укатила куда-то с Тимом и дома я была одна. Сидела на лавочке в прилегающем к дому саду, любуясь цветущими мимозами и подставив лицо ласковому солнышку. Поэтому услышав рядом знакомый голос, от неожиданности чуть не свалилась с лавки.

— Блин, чего так пугать-то?! — напустилась я на Дениса, который деловито присел, сдвигая солнцезащитные очки на волосы.

— Прости… Алиса, мне нужна сумка, дело об убийстве Кисанова снова в производстве, а эти деньги являются основной уликой.

— Ты же утверждал, что Киса угрохал Юрка! — насторожилась я.

— Открылись новые обстоятельства, и мы думаем, что Третьяков не имел к этому отношения. Князю было бы совершенно незачем убивать своего курьера и потом, воры придерживаются определенных правил по поводу мокрухи. На это у них есть шестерки, киллеры, которые выполняют всю грязную работу.

— Но если это так, за что же тогда… За что ты упрятал его за решетку?! — срывающимся голосом завопила я, неловко вскакивая и тотчас почувствовав резкую боль, скрутившую низ живота, — ты… Ты же упек его за решетку именно за это гребаное убийство, а на деле… Получается, что Юрка ни в чем не виноват?! Ты… — я перевела дух, не обращая внимания на испуганно взиравшего на мои мучения Панкратова, — это ты… Ты устроил тот бунт в СИЗО, как же я сразу не догадалась?!

— Алис, что ты несешь? — встав с лавки, произнес он, пытаясь меня поддержать, но я отпрянула, с ненавистью на него взирая, — в то время я еще не знал всех обстоятельств дела, а все указывало на Князя. Его кто-то подставил, понимаешь? Пистолет, которым был застрелен Кисанов, зарегистрирован на его имя и поэтому Третьяков вполне мог оказаться заказчиком убийства адвоката.

— Но я же… я же была там и слышала, как эти двое подходили к машине! Ты подумай сам… подумай, если бы Князь, с которым должен был в ту ночь встретиться Кисанов, чтобы передать ему общак, заказал это убийство, разве бы братки не обшарили машину в поисках денег?!

— Но мы обязаны были проверить все факты. Алиса, тебе плохо?

— Черт… Черт тебя побери, Дэн, ты же… Ты убил Юру, это ты во всем виноват! Не трогай меня! Отвали, не смей ко мне прикасаться! Ай, мамочки!!!!

Не слушая моих протестующих воплей, Денис с огромным трудом сгреб меня на руки и потащил к воротам. Мне казалось, что мое тело раскололось на маленькие осколки, а боль безжалостно выедает кусочки плоти. Блин, неужели роды это настолько больно?!

Я орала, как ненормальная, пока машина Панкратова неслась по оживленным улицам, а сам он, бледнее смерти, поглядывал на меня, корчившуюся в судорогах. Наконец впереди показались здания клиники, соединяющей два корпуса гинекологии и интенсивной терапии, а между ними располагалось детское отделение.

Чуть поодаль виднелись безупречно чистые ворота родильного дома и Дэн, кое — как вытащив меня из салона джипа, осторожно поднял на руки и, краснея от натуги, понес к дверям.

— Потерпи, Лиса, сейчас все будет хорошо… Слышишь, держись, милая, мы уже пришли… Вот так, обопрись на меня, тише, тише, не кричи так… Врач! Позовите врача!

Голос его долетал до меня смутно, я утопала в волнах спазм и боли, отчаянно цепляясь за плечо Дениса.

Откуда-то появились медсестры, меня уложили на каталку и перед глазами замелькали белые потолки, чьи-то незнакомые лица, приглушенные вопросы, на которые я отвечала, не слыша свой собственный голос.

А потом потянулись мгновения невыносимых пыток, и когда я уж было, решила, что мне конец, обессиленно упав на операционный стол, мужской баритон веско сообщил кому — то, что нужно кесарить. Это было последнее, что я слышала перед спасительной чернотой забытья…

… Папенька, непрестанно вскакивая и подбегая к двери палаты, пока я сидела на кровати, за обе щеки уплетая принесенные им булочки с изюмом, изрядно веселил меня. Прыская со смеху при виде его суеты, я прожевала очередной кусок лакомства и поинтересовалась:

— Пап, ну сколько можно, а? Чего ты суетишься?

— Что — то долго они не несут нашу Дашеньку, — оглянувшись на меня, отозвался он, вытягивая шею и оглядывая больничный коридор.

— Так ведь и я еще не собралась, куда ты так спешишь? меня сегодня выписывают, мы с Дашулькой приедем домой, и на твои крепкие мужские плечи ляжет столько забот, что ты еще сам не рад станешь!

— Все шутишь, — укоризненно заметил Сергей Иванович, возвращаясь на свой пост у окна, — между прочим, я самостоятельно вырастил вас с Лесей, ты уж не считай отца, за какого-то простачка, который упадет в обморок при виде младенца!

— Ха, так — то твои дочери, а тут первая внучка! — поддела я его, стряхивая крошки с рук за окно.

— Я пойду узнаю, что они так долго, — нетерпеливо чмокнув меня в лоб, папенька устремился в коридор, прикрыв за собой дверь палаты.

Моя соседка по «камере пыток» Настя, с которой за время пребывания здесь мы успели познакомиться, прилегла на свою кровать, отложив газету, которую читала, не встревая в наш разговор.

— Я вот все думаю, откуда только люди так озлобляются! Вот было бы хорошо, если бы не было настолько жестоких законов, где каждого мало-мальски провинившегося чуть ли не к смертной казни приговаривают! Ты ж посмотри, как переполнены тюрьмы, и даже малолеток не щадят. Ну, оступился пацан, так вы доходчиво ему объясните, что так и так нельзя делать. Ан нет, сажают под замок и вся молодость коту под хвост, а выходят они оттуда озлобленными волчатами!

— Насть, ты чего? — улыбнулась я, с грустью вспоминая и своего Юрку, которого тоже жизнь потрепала нешуточно, и по лагерям за свои двадцать четыре поскитался немало.

— А, статью вон читала. В середине июня суд состоится, какая то бандитская шишка, вор в законе.

Не знаю, что сподвигло меня взять в руки брошенную Настей газету, но впоследствии, вновь вспоминая об этом, я благодарила собственное чутье, не раз выручавшее меня. Развернув страницу, я без особого интереса пробежала глазами по строкам, выхватывая отдельные фразы «Незаконное хранение и торговля огнестрельным оружием», «Отмывание денег через офшорные счета», «Подделка документов» и все в том же духе.

Но когда взгляд мой упал на некачественно сделанный черно — белый снимок, красовавшийся в правом углу вверху статьи, мое сердце пропустило удар. С тусклого фото беспечно улыбался Юрка, глядя задумчиво куда — то вдаль, это было явно отпечатанное откуда-то фото, которое впихнули в статью для достоверности.

Чувствуя, как затряслись мои руки, я присела на Настину кровать и, не слушая того, что она мне говорила, быстро прочла несколько абзацев.

«.. В ходе расследования отделами по борьбе с преступностью было установлено, что смерть воровского авторитета Юрия Третьякова, известного московского бандита по кличке Князь была мнимой и во время бунта, устроенного в ночь с тридцать первого декабря минувшего года, его и еще нескольких заключенных из числа все тех же воров, тайно переправили в другой следственный изолятор до начала судебного заседания. Третьяков обвиняется в незаконном хранении и продаже огнестрельного оружия. В том числе сбыте автоматов, приобретенных преступным путем у лиц кавказской национальности. Адвокат авторитета, довольно известный московский правозащитник Степан Кузнецов, утверждает, что ранее предъявленное его клиенту обвинение в убийстве Кисанова ныне снято за отсутствием прямых доказательств. В середине июня состоится первое слушание по громкому делу, и как сообщают наши негласные источники, курирующие этот процесс, Третьякову грозит не менее двенадцати лет лишения свободы…»