– Вас следует уложить в постель, – объявил Бернар с отеческой заботой.

Он остановил такси, я позволила отвезти себя. Подъехав к дому, он расплатился.

– Идемте, вы посмотрите, где я живу. У меня есть виски, фруктовый сок и охлажденная вода. Мы цивилизованные люди. Если вы отказываетесь от физического удовольствия, это – ваше дело, но от бокала виски с апельсиновым соком никто никогда не терял самообладания… Ну, так что же?

Я пошла за ним. Мы пришли к нему. Я заметила несколько книг в гостиной на шаткой полке. Едва он дотронулся до светильника, покосившийся абажур покачнулся и обнажил лампочки. Бернар передвигался по квартире, явно довольный. Он принес мне минеральной воды со льдом. Кура в желудке казалась пудовой гирей. Я находила, что Бернар симпатичный и не очень настойчивый.

– У меня достаточно времени, – сказал он, ласково улыбаясь. – Теряете время вы. Мне стоит лишь позвонить, если мне скучно. А вы?

Он раздвинул диван-кровать, принес откуда-то подушки, одетые в свежие наволочки.

– Я собираюсь спать. Знаете, если вы хотите остаться здесь… Даже ели вы будете спать со мной, как младшая сестра. Если вы хотите принять душ… Самое лучшее, что у меня есть, – это моя ванная комната.

Он показал мне ее.

– Я отделал ее заново, когда переехал сюда. Мой халат справа от вас. Сложенный.

Я скрылась в ванной комнате, ввязалась в борьбу с краном.

– Не могу открыть его. Он слишком тугой.

– Вам помочь?

– Да, с закрытыми глазами.

Он смеялся.

– Ох, уж эти женщины… Я вхожу?

– Да.

Он вошел в ванную комнату, нагнулся над краном, касаясь головой моей груди. Открыл кран, чмокнул в верхнюю часть спины и вышел. Мне надо было лишь повернуть рычаг, чтобы оказаться под сильным тропическим дождем, который меня обволакивал, хлестал, очищал. Я была вне себя от восхищения.

Я крикнула:

– У вас приспособлен сток для такого количества воды?

Он ответил:

– Не беспокойтесь. Мой душ уникален. Не торопитесь.

Ах, до чего же было хорошо. Это длилось очень долго, затем я закрыла кран, надела его халат. Вышла свежей и счастливой.

– Бернар?

Он читал, сидя в кресле.

– Если это вам действительно не мешает, я останусь на ночь здесь… Из-за кондиционера…

Он согласился, невозмутимый.

– Это большое удовольствие. Вы больше не боитесь меня?

– Нет.

– Я приму душ и лягу, согласны?

– Давайте.

– Но я не тороплюсь, – сказал Бернар. – Вы ложитесь.

Устроившись в постели, я смотрела на него с недоумением. Он был очень хитер. Ему хотелось, чтобы я начала конкретный разговор.

– Неделю тому назад я узнала, что мой муж мне изменяет.

Он опустил газету и посмотрел на меня.

– Ведь существует столько женщин, изменяющих своим мужьям. Надо, чтобы время от времени был реванш. Скольких легковерных мужей я знаю. И это только среди моих знакомых. Они здороваются, похлопывают по плечу, приглашают на семейные праздники, словно ничего и не было.

– Какой опыт!

– Да, – сказал он. – В моей жизни были только замужние женщины. Именно с ними меньше всего рискуешь подцепить болезнь… Вы плачете? Почему?

Я не знала, что у меня текли слезы, глаза были, как в огне. Он подал мне пакет с бумажными носовыми платками.

– Если вам изменяет муж, что вам мешает делать то же самое?

– Ничего. Но теория и практика – вещи разные.

– Вы верующая?

– Почему это вас интересует?

– У вас религиозные убеждения.

– Совсем нет. Я просто заторможена. Заржавела от верности.

– Жаль, – сказал он, усаживаясь в кресло. Я с ним говорила почти во сне.

– У вас было много таких женщин… которым хотелось мстить?

– Довольно много. Отомстить для них – это лишь предлог, чтобы освободиться от скованности. «Я изменяю мужу, потому что он мне изменяет. Это он начал». Женщины ищут повод.

– Повод?

– Увы…

– Скажите, вы всегда так спокойны? Он отложил газету.

– У меня очень хороший характер. Я человек сильных страстей. Ну вот в тот самый момент я неукротим.

– Почему у вас нет бельгийского акцента?

– Потому что я наполовину фламандец.

– Тогда у вас должно быть два акцента. У вас только «р», как у Бреля.

– К сожалению, я только этим похож на него…

– Вам хочется меня? Бернар?

– Скорее да. Но я веду себя как настоящий джентльмен.

Мне хотелось, чтобы он немного понервничал. Заставить его немного пострадать. Когда я была студенткой в Нью-Йорке, в нашу компанию затесался психиатр, который работал над диссертацией. Он считал нас легкомысленными. Ему хотелось разбавить подробностями наши исповеди. Мы решили его проучить. Я была самая способная на розыгрыш. Жаловалась на свои комплексы. Он упивался тем, что может воспользоваться моей закомплексованностью. Он жил с матерью на углу Шестьдесят шестой улицы и Медисона. Принял меня, словно ненасытная утроба. Лежа на диване, я разговаривала с ним, пока ему не стало плохо, так я возбудила его своими надуманными фантазиями. С закрытыми глазами рассказывала ему смущающие истории. Сочиняла, дав волю своей фантазии. В критический момент более чем смелого описания я услышала глухой звук, он съехал со своего стула. Упав на пол, он прохрипел:

– Воды, пожалуйста. Принесите мне, пожалуйста, воды.

Смеясь, я встала с дивана и принесла ему воды. Ему стало дурно от моих рассказов. Должно быть, его смутила эрекция, которую он почувствовал. Больше мы его не видели.

Бернар был более крепким орешком, более опытным, и мне так хотелось спать, что я не могла говорить.


Наверно, я глубоко спала, когда Бернар забрался в кровать. На рассвете обнаружила себя рядом с чужим мужчиной. Я смотрела на него, чтобы вспомнить. Счастливая оттого, что моя ночь была целомудренной, тихонько поднялась с постели и снова долго стояла под душем. В удобной и сверкающей чистотой кухне приготовила себе кофе и наслаждалась им в тишине. Мне нужна была скорее нежность, чем физическая близость, мне понравилась эта проведенная по-дружески ночь. Никогда, ни разу в жизни меня не обманывали. Я жила, как рыба в чистой воде, в плотских наслаждениях. Мое тело было создано для любви. Ничто не влияло на ощущение счастья, которое я испытывала, находясь в объятиях приятного мужчины. Я почти стыдилась того, что мне было так хорошо в моей шкуре. Телесные радости компенсировали недостаток в чувствах. Оргазм потрясал меня с головы до ступней и так здорово стимулировал, в то время как чувства едва затрагивали меня. Марк, я любила его, по-честному, привычной, общепринятой любовью. Но в то же время я испытывала удовольствие. Что делать? Бернар пошевелился, я слышала, как он встает. Он показался в проеме двери, поздоровался и исчез под душем. Затем без разглагольствований, молча, как чревоугодники, мы оказались в постели, он даже не успел вытереться. Его губы пахли ванилью. Ни один порнографический фильм не возбуждал меня так, как ухоженный и чистоплотный мужчина. Я пылала. Он смотрел на меня с удивлением.

– Ну и темперамент у тебя!

– Да, да…

– Настоящая мечта. Я потягивалась.

– Тем более я не могу смириться с изменой мужа.

– С другой женщиной он будет лезть из кожи вон, если ты приучила его к такому комфорту…

– Возможно, именно этого ему и недоставало. Лезть из кожи вон.

Он целовал меня, и мы снова предались любви. Мне не нужен был ускоритель, я сама поворачивала контактный ключ, чтобы мчаться. Это было чудесно.

– Однако, – сказал он некоторое время спустя, – в первый раз мы занимались любовью полчаса, а во второй – сорок семь минут.

Я улыбалась, удовлетворенная и вялая.

– Мы хорошая пара. Что ты делаешь в этот знаменательный уикенд?

Он внимательно осматривал простыню.

– Сегодня пятница, 2 июля. Тебе надо уходить.

У меня перехватило дыхание.

– Почему?

– Потому что приезжает моя жена.

Чтобы привести меня в чувство, он принес мне воды со льдом и поцеловал в губы.

– Это не преступление, не дуйся так.

Я была вне себя и не находила больше слов. Завернулась в простыню.

– Ты посмел говорить, что спал с замужними женщинами, хвастался своими победами. Какой непорядочный тип!

– Моя жена замужем за мной. Она возвращается от своей матери во второй половине дня, и мы тотчас уезжаем.

Я почти перешла на крик.

– Ты негодяй, ты изменяешь ей в вашей постели.

– Она этого не знает. Это самое главное. Она очень счастлива со мной, я ее уважаю, я ей открываю двери, пропуская ее вперед, пристегиваю ремень в автомобиле.

– Но зачем такому бабнику жениться?

– Для самозащиты.

– Зачем?

– Она славная, прекрасная хозяйка, порядочная женщина, а также хороша собой…

Я продолжала:

– Идиотка, она ничего не понимает.

– Она не глупа, просто я умею устраиваться. У нее лишь смутные догадки, подозрения, но она никогда не знает, изменяю ли я ей.

Я натягивала джинсы, браня этих легковерных женщин, этих несчастных животных, которым рассказывают что угодно. Я им сочувствовала.

– Следовало бы всех вас выбросить в окно… Он смеялся, смеялся, не в силах остановиться.

При этом занимаясь уборкой, приводя все в порядок, как в кино, когда хотят создать правдоподобную картину преступления.

– Все женщины ворчат одинаково, – говорил он, покачивая головой. – Ни у одной из них нет оригинального подхода… Сядь на этот стул.

Вне себя от ярости я смотрела на него, он был педантичен, только что помыл мою чашку, сполоснул поднос, вытер стакан, проверил его на прозрачность.

– Ты боишься отпечатков пальцев?

– Ты угадала.

Напевая, снял простыни, засунул их в стиральную машину. Я вспомнила нашу машину. С ней, словно с истеричкой, надо было обращаться осторожно, не переборщить порошка, если чуть больше, эта дрянь останавливалась. Плотно закрыть окошечко, иначе она издавала вибрирующий звук и грохотала. Средство для полоскания надо было заливать через отверстие, крышка которого часто отскакивала под напором жидкости, и все выплескивалось мне на ноги. Здесь был другой мир и другие машины. Он повернул выключатель, как драли уши плохим ученикам, судя по старинным литографиям, в один миг. И она заурчала. Он заправил кровать, потом примял немного, чтобы придать ей обычный вид. Оставался пылесос, снаряд на ножке, шумный, маленький, круглой формы. Бернар вытащил из чрева этого зверя шланг, прикрепил к нему какой-то плоский продолговатый предмет, напоминающий гармошку.