Иоланда двигалась в плотной толпе, люди задевали ее. Она пришла на Бэренплац. Снова села на край фонтана. Мужчина сказал ей что-то по-немецки. Иоланда улыбнулась в ответ. Ей не хотелось выделяться, потому что она не понимала этого языка. Она забывала о своей жизни в живописной сутолоке этой площади, в этих бесконечных хождениях взад и вперед с доносившимися то оттуда, то отсюда обрывками мелодий. Включенная в некое чистое братство, где никто не пытался к ней приблизиться. И никто не был враждебен. Эта прекрасная, утопающая в цветах площадь, казалось, примирила ее со всеми.

Иоланда решила принять приглашение Вернера. После одной-единственной ночи, проведенной с Винсентом. Надо было ему сказать, что они больше не увидятся. Стоило ли договариваться еще и на этот вечер?

Иоланда покинула площадь, вернулась в гостиницу и поднялась в комнату. Села на край кровати и после долгих размышлений набрала номер конторы Винсента, где на этот раз секретарша ответила, что Винсента не будет целый день, и спросила, что передать ему.

– Ничего, – сказала Иоланда. – Ничего, благодарю вас.

Затем она решила набрать другой номер. На другом конце после трех звонков детский голос проговорил в телефон так, чтобы не прервали:

– Катрин (последовала фамилия) слушает. Сердце Иоланды резко забилось.

– Когда возвращается ваш отец?

– Я не знаю. Хотите поговорить с мамой? Она знает…

– Нет, благодарю. Я позвоню вашему отцу на работу.

Она положила трубку. Вот как это просто. Этот привлекательный мужчина, этот превосходный соблазнитель, это нежный и неутомимый любовник имел семью и, возможно, несколько детей. Жену, которую он целовал в лоб, возвращаясь домой. Другие Лоранс, другие Иоланды населяли его мир. Все обмануты. «Только бы понять, – подумала она, – мне хотелось бы только понять, что такое мужчина и женщина вместе. Ошибка? Прибежище для упрямцев? Больше не встречаться с Винсентом».

Ей все еще слышался голос девочки: «Вы хотите поговорить с мамой?» Она позвонила Вернеру в больницу.

– Я знаю, что я вам мешаю, – сказала ему Иоланда.

– Продолжайте, я вас слушаю.

– Я принимаю ваше приглашение. Я с удовольствием поживу у вас несколько дней.

– Я в восторге, – сказал он. – Это приятная новость. Я приеду за вами в 19 часов в гостиницу.

– Нет. Мне бы хотелось покинуть гостиницу раньше.

– Возьмите такси и устраивайтесь у меня. Секретарша будет там с 13.30. Я ее предупрежу. Приходящей домработницы не будет сегодня, но я уверен, что вы найдете все, что надо. Устраивайтесь… Мы обсудим программу вашего пребывания вечером… Я счастлив…

Иоланда покинула гостиницу в 13 часов. Села в такси. Водитель должен был объехать весь город из-за одностороннего движения, чтобы попасть на Юнкернгассе. Шофер поднял ей чемодан на третий этаж. Она позвонила, вошла, секретарша вышла из приемной и встретила ее с вежливой улыбкой.

– Сюда, мадам. Вот, эта дверь налево. Вы пройдете по коридору, повернете еще раз налево и окажетесь в вашей комнате. Я поставила телефон на ваш стол. Так что можете звонить, минуя приемную.

Было бы занятно, подумала она, позвонить Жоржу. Начав новую жизнь, она раскладывала вещи в шкафу.

Вошла секретарша.

– Доктор велел мне передать вам ключи.

После короткого колебания она позвонила мужу в Иер. Говорить с тем, кто ее всегда обманывал, сидя на чужой кровати, было для нее утешением. Она услышала голос Жоржа, он оказался случайно дома. Тяжело дыша в трубку, потому что стал слишком тучным, он заполнял своим стесненным дыханием всю бернскую комнату.

– Жорж?

– Кто говорит?

– Иоланда.

– Иоланда? Надо же… Хорошо, что ты решила мне позвонить. Твоей дочери хотелось бы знать, где ты… Я говорил с ней несколько дней тому назад.

– Как приятно, – воскликнула она, – узнать новости. Семью разбросало на части.

Они были в разных уголках мира уже многие годы. Ей все еще хотелось делать вид, что кто-то очень скучает по ней, что кому-то она была нужна…

– Откуда ты звонишь?

– Я в Берне.

– В Берне? Что ты там делаешь? Ты мне намекала о каких-то друзьях в Швейцарии. У тебя друзья в Берне?

– Да, у меня друзья здесь… Он присвистнул.

– У мадам друзья, о которых я не знаю. Ты становишься интересной. Я о тебе думал лучше, представляя, что ты на берегу теплого моря.

Он рассмеялся грубоватым смехом человека, любящего поиздеваться.

Она осмотрелась вокруг себя, обстановка в квартире Жака Вернера ее воодушевила, и она произнесла:

– Я счастлива в Швейцарии.

– Мадам обретает свободу, – сказал Жорж. – Осторожно, чтобы тебя не похитили…

У Жоржа была привычка хлопать ее по спине, по-мужски. Ей были неприятны эти хлопки. Она поняла, что наконец она освобождается от Жоржа.

– У тебя есть номер Лоранс?

– Да. Я тебе его дам.

Иоланда проверила номер, который был у нее, и добавила:

– Это тот, который мне оставила Лоранс, никогда не отвечает. Она что-нибудь говорила, что-то хотела сообщить мне?

– О чем ты говоришь? Она мне устроила разнос.

– Почему?

– Я ей объявил, что скоро я вернусь к тебе… Она мне ответила, что ты заслуживаешь лучшего. Это так, мой ангел?

Она слушала его, лишенная чувств. Жорж хотел вернуться. Лоранс ее защищала. «Это меня не удивляет. Она любит меня. Девочка немного жестокая, потому что ей не приходилось страдать, она любит меня». Затем, ободренная полученным окольным путем сообщением из Америки, Иоланда услышала, как она произнесла то, о чем часто думала:

– Я хочу развестись, Жорж. Он потерял голос.

– Что ты говоришь? Что? Развестись? Ты говоришь о разводе как раз тогда, когда я намереваюсь вернуться?

– Я больше не хочу тебя.

Она выпалила фразу, которую даже не осмелилась бы сформулировать некоторое время тому назад. Все оказалось намного проще, чем она это представляла. Отдаться в гостиничном номере, провести ночь с незнакомцем, получить розы, переехать к одинокому мужчине и сказать, несмотря на освященный церковью брак, что она хочет развестись… Надо было прострадать 20 лет, испытывать унижение, оставаться одной в Рождество. Самым трудным для нее было одиночество в рождественские праздники. Она запиралась в квартире на замок не отвечая на звонки в дверь уличных торговцев ни на телефонные, чтобы заставить поверить, что ее не было дома. Проглотив снотворное, она проваливалась в бессознательное состояние, в сон, похожий на самоубийство. Достаточно было этого, чтобы сказать: «Я хочу развестись».

– У тебя ничего не получится без моего согласия, – ответил Жорж.

– Получится, – сказала она очень спокойно. – Ты подал на развод, когда ты меня оставил: «Или ты соглашаешься, или я тебя оставляю без алиментов…» Ты помнишь это?

– Это не значит… – пробормотал Жорж.

– Это значит, что, как только я подам заявление, я буду свободна через несколько недель. Что бы ты ни делал. Ты мне часто угрожал, объясняя, что ты мог сделать. Это ты меня всему научил…

На другом конце провода поверженный Жорж понял, что ускользает его домработница, его кухарка, его компаньонка и, при необходимости, его сожительница, с которой он разделял бы ложе раз в месяц, взбадривая себя вином.

– А что ты будешь делать одна?

– Кто говорит об одиночестве? – сказала она. – Я выйду замуж за швейцарца.

Она слушала себя. Откуда эта уверенность?

– Ты выйдешь замуж? При моей жизни?

– Почему ты говоришь «при моей жизни»?

– Иоланда, а твоя религия? Ты больше не добропорядочная христианка? Примерная? Верная жена?

Иоланде казалось, что ей помогала Лоранс, что дочь ей подсказывала слова, которые она должна сказать.

– Не заливай, – добавила она, осторожно произнося это новое для нее слово.

– А Бог, – закричал Жорж, – каким образом ты уладишь с ним? А твой ад и твой рай?

– Оставь Бога в покое. Бог – не твое дело. И не мое.

– И не твое тоже? Что ты такое мне говоришь?

– Я попала впросак из-за религии. Меня обманули.

Это слово ей было подсказано Лоранс, которая, казалось, была рядом.

– Мной пользовались, – продолжала она. – Этому конец. Возможно, у меня остается еще немного времени, чтобы пожить.

– Иоланда, – сказал Жорж, другой на другом конце провода в другой стране. – Иоланда, я мог бы быть более обходителен…

Следовательно, надо быть жестокой, чтобы притворялись, что вас любят, независимой, чтобы бегали за вами… Жить, изменяя, с одной стороны, чтобы с другой была обещана верность.

Жоржу было страшно оказаться свободным. Лишившись этой проклятой, но удобной гавани, которой была его брошенная, но законная жена, к которой он мог бы вернуться в любой момент, Жорж почувствовал себя вырванным из привычной обстановки. Добрый ангел, медсестра, хозяйка, автомат в бархате и шелке, тихая пристань в старости, Иоланда собиралась его бросить.

– Иоланда… Иоланда, ты этого не сделаешь?

– Сделаю, – сказала она спокойно. – Это – окончательное решение. Я тебе буду звонить время от времени, чтобы тебя держать в курсе дела. Я оставлю информацию на автоответчике. А в следующем месяце подам заявление на развод. До свидания, Жорж.

Она положила трубку, обессиленная. Чрезвычайно довольная собой. Затем принялась за осмотр квартиры. Ей хотелось вписаться в новую обстановку, слиться с ней. Это существование могло продлиться несколько недель или всю жизнь. Она не могла предвидеть развязки, только надеяться. Она решила сделать покупки и приготовить на вечер салат «ассорти». У нее хватило смелости дойти до приемной кабинета.

– Пожалуйста, покажите мне кухню.

– Сейчас, иду.

Они прошли через квартиру.

Она в восхищении смотрела на кухню. Настоящая ультрасовременная лаборатория, обшитая панелями под старое дерево. Иоланда обнаружила превосходную плиту. Никто, наверное, ничего не подогревал на ней. В большом и вместительном выдвижном ящике она нашла кастрюли. Привыкшая к предметам, которые были так долго в употреблении, что казались времен Помпеи, Иоланда была сбита с толку таким совершенством. Она открывала стенные шкафы. Разглядывала фарфоровые сервизы, фаянсовую посуду и стекло. Все было расставлено и сверкало, как в магазине. Все было настолько прекрасным, что казалось нереальным. «Единственная вещь, которую я осмелюсь приготовить, – подумала она, – это салат».