— А вот этого в присутствии гостя делать не надо, — предупредил меня отец, — впрочем, после замужества корчи какие угодно рожи, но до него постарайся воздержаться.

Отлично, нужно скорчить герцогу одну из моих любимых гримас.

Я направилась к двери, чтобы выполнить пожелание отца с некоторыми корректировками.

— Дорогая, пожалуйста, веди себя как следует, — взмолился батюшка мне в спину.

— Конечно, — отозвалась я, выходя.

Разумеется, я буду вести себя так, как надо. Как надо мне, а не вам, батюшка. У герцога надолго пропадет охота к женитьбе вообще, а на мне, в особенности.

Отослав Эмили, чтоб она не помешала мне своими советами и причитаниями, я приступила к задуманному. Никогда нельзя забывать, что первое впечатление — самое сильное. И исправить его практически невозможно. Это правило я усвоила накрепко. Вот, я и занялась произведением этого впечатления.

Спустя час в комнату вбежала Эмили с радостным видом.

— Приехал господин виконт и его светлость герцог де Каронак, — сообщила она на всю комнату и принялась оглядываться в поисках своей госпожи.

Я выступила вперед, чтобы не затягивать эти поиски. Эмили вытаращила глаза, ахнула и прижала руку ко рту. Я обрадовалась, что ее речевой аппарат временно не работает, но преждевременно. Будто я не знала Эмили!

— Госпожа! — ахнула она снова, — на кого это вы похожи?

— Мне всегда говорили, что на маму, — съязвила я.

— Ваша покойная матушка никогда не позволила бы себе выглядеть подобным образом, — заявила Эмили со свойственной ей дерзостью.

Она, вообще, была непозволительно дерзка со мной, опираясь на то, что помнила меня ребенком. А я никогда не ставила ее на место как следует. Не могла. Наверняка по той же причине.

— Согласна, но я не похожа на нее до такой степени, — успокоила я ее, — что там говорит батюшка? Нужно спускаться к гостям?

— Вы никуда не пойдете в таком виде, — Эмили решительно преградила мне дорогу.

— Пойду и именно в таком виде, — отрезала я, — и не вздумай мне мешать.

— Но госпожа, так не годится! — запричитала она, — что подумает господин герцог?

— Именно на это я и рассчитываю, — я хихикнула.

До Эмили всегда все долго доходило, но сегодня она была на редкость сообразительна.

— Вы не хотите выходить за него замуж? — спросила она.

— Совершенно верно, — подтвердила я.

Эмили сдавленно фыркнула.

— Представляю, как рассердится господин граф, — выдавила она из себя.

Тут я рассмеялась. Поправив прядь волос и уложив ее так, как мне это было нужно, я отправилась вниз, поражать гостей. Я надеялась на приступ легкого столбняка, и нужно сказать, почти никто не обманул моих ожиданий.

Открыв дверь, я чинно вошла в гостиную и присела. Ни дать, ни взять, благонравная, благовоспитанная и скромная благородная девица. Потом подняла голову и окинула присутствующих взглядом.

Батюшка застыл с раскрытым ртом. Глаза у него были выпучены и в них застыло выражение ужаса. Альфред, мой кузен, шагнул, было, ко мне, чтобы поприветствовать, но на середине пути его шаги замедлились, а потом и вовсе остановились. Я знала, что производит на них такое впечатление.

Представьте, что вы находитесь в гостях и заняты светской беседой, ожидая прихода дочери хозяина, по слухам, очень красивой девушки. И вдруг раскрывается дверь и в комнату входит создание, менее всего походящее на дочь благородных господ, а тем более, красивую дочь. На девице старое, чиненное-перечиненное платье, никакие заплаты не могут скрыть потертости и выгоревшего цвета. Это платье когда-то принадлежало Эмили, но потом она перестала его носить по причине старости, но до сих пор так и не выкинула. Эмили вообще не любит выбрасывать вещи, считая, что они когда-нибудь могут ей пригодиться. Вот, и пригодились.

Но продолжу. Волосы девицы заплетены в неряшливую косу, из которой выбиваются целые пряди, причем, волосы эти не первой свежести. Я долго мучилась, пытаясь придумать, как достичь этого эффекта, но потом меня озарило. Я намазала их маслом.

Лицо небесной феи тоже не блещет чистотой. На лбу, к примеру, заметны следы сажи, а нос подозрительно испачкан чем-то темным.

— Вы звали меня, батюшка? — осведомляется девица и не эстетично шмыгает носом.

Прелесть, правда? Именно о такой жене всю жизнь мечтает любой мужчина.

— Боже мой, Боже мой, — лихорадочно прошептал батюшка, вскидывая руки к голове, — Изабелла…

В мое имя он вложил столько патетики, смешанной с ужасом, что я едва не расхохоталась.

Альфред пришел в себя первым и сделал героическое усилие над собой. Он все-таки подошел ко мне.

— Здравствуй, сестричка, — сказал он, наклоняясь к моей щеке, имитируя поцелуй.

На самом же деле тихо прошептал:

— Твои фокусы переходят все границы, Изабелла. Пожалей хотя бы дядю, если до меня тебе нет никакого дела.

— Здравствуй, Альфред, — громко сказала я, — давно не виделись.

Вот, кто страдал от моих выходок по полной программе. У меня был единственный кузен и я третировала его, как умела. Колотила я его столько раз, что сама не могла вспомнить, сколько именно. А что касается всего остального, то он испытал все. Лишь три последних года мы смогли подружиться и теперь он вспоминает мои выходки со смехом.

— О да, — отозвался он, отходя.

Тут батюшка окончательно очнулся и торопливо подошел ко мне, взяв за руку.

— Изабелла, — прошептал он едва слышно, — ты задумала свести меня в могилу? Что ты вытворяешь? Ты с ума сошла? Зачем, Господи, зачем? Я ведь просил тебя.

Больше он ничего не добавил, видимо, его красноречие иссякло. Понурив плечи, но решив все-таки соблюдать приличия, он повернулся к гостю и произнес голосом, в котором было настоящее отчаянье:

— Изабелла, позволь представить тебе его светлость герцога де Каронака.

— Ага, — кивнула я, так, чтоб меня все услышали, особенно, гость, и добавила чуть тише, — богатенький женишок пожаловал.

Что ж, настало время описать этого достойного мужчину. Он действительно был красив, в этом отец не солгал. Как я ни старалась, не могла отыскать неприятных мне черт. Черноволос, высок и строен, с жгуче-черными глазами и тонкими чертами лица. И еще, у этого невозможного франта были тонкие подкрученные усики. Господи помилуй! За кого это он себя принимает? Да и все остальное было до невозможности ухожено. Вот, кто заткнет за пояс парижских модниц. Должно быть, его одежда была сшита по последнему писку моды. Я не была в этом уверена, так как плохо разбиралась в моде. Куда уж мне пытаться соревноваться с этим образцом для подражания!

Что же касается остальных его достоинств, которые расписал мне батюшка во всей красе, то я не могла о них судить, так как мне их еще не продемонстрировали. Ничего, все еще впереди.

Я присела снова и выдала следующее:

— Это… очень приятно.

В детстве меня учили, как следует говорить и как говорить ни в коем случае не следует. Сегодня мне это пригодилось. Я говорила именно так, как не следует говорить ни при каких обстоятельствах. Спасибо учителям. Есть от них все-таки польза.

Итак, я сделала почти все, чтобы навсегда удалить из головы герцога мысль, что на мне непременно нужно жениться. Но что бы вы думали? Этот противный тип сделал вид, что моя одежда, лицо, волосы и речь достойны всяческих похвал, а не порицания и ужаса. И могу поклясться, кажется, он сдерживал улыбку. Нет, более отвратительного человека я еще не видела.

— Мадемуазель, — сказал он тягучим и вкрадчивым голосом, что вызывало в памяти по ассоциации ленивого ухоженного кота, — счастлив вас видеть. Мы с вами уже встречались, когда вы были совсем ребенком. Вы не помните меня?

— Не-а, — помотала я головой.

— А я очень хорошо вас помню, — продолжал герцог невозмутимо, — видимо, я вам очень понравился, за обедом вы вовсю посыпали меня песком.

Вот нахал! Я не нашлась даже, что сказать на это. Посыпала его песком! Жаль, что не засыпала по самую маковку.

Альфред сдавленно фыркнул, видимо, припомнив кое-что из своего богатого опыта.

Отец сжал мне руку, я взглянула на него и поняла, что эффект, произведенный на него моим изысканным поведением, был выше всяческих похвал.

— Прекрати, — прошептал он одними губами, — я тебя умоляю.

В ответ я ободряюще ему улыбнулась, кстати продемонстрировав ему зубы, измазанные чернилами. Жаль только, что эти чернила так плохо держатся на зубах. Я и из комнаты выйти не успела, как они уже наполовину стерлись.

За обедом я старательно демонстрировала всем, что не знакома с такими предметами, как нож и вилка. Единственное, на что я не решилась, это есть руками, на мой взгляд, это было уже чересчур. Но во всем остальном я развернулась на славу. Сопела и чавкала, с шумом втягивала в себя жидкость и тянулась через весь стол, чтобы взять какой-нибудь особенно приглянувшийся мне кусочек. А также дала волю своему аппетиту, уничтожая все, что было в пределах видимости. Надеюсь, герцогу не нужна жена, так отвратительно ведущая себя за столом, да еще и в присутствии гостей, плюс к тому прожорливая, как акула. Такая супруга вмиг проест все его огромное состояние. А также отвадит от дома всех гостей и на приемах станет настоящим посмешищем.

Отец бы точно на мне не женился, будь он на месте герцога, с таким ужасом он на меня взирал. Да и на лице Альфреда я не заметила особенного восторга. Правда, он хихикал втихомолку, отлично поняв мои планы. Зато противный герцог вел себя так, словно ничего особенного не происходит. Напротив, он пару раз учтиво пододвинул ко мне блюдо, показавшееся мне особенно привлекательным. Нет, ну это просто отвратительно. Для кого я, собственно, стараюсь? Уж, конечно, не для батюшки. Он прекрасно знает, на что я способна. Неужели, герцогу нравится мое поведение? Может быть, сделать еще что-нибудь гадкое? Такое гадкое, что даже такой непробиваемый тип, как он преисполнится отвращения. К примеру, поковырять в носу.