Дженни Хан - У нас всегда будет лето

– Тебе легко говорить мне не беспокоиться. Не ты же занимаешься подготовкой к свадьбе.

Джереми положил ролл на тарелку и сел прямо.

– Я же сказал, что помогу тебе. Тем более папа решит многие проблемы.

– Но я не хочу этого. Я хочу, чтобы мы вместе занимались подготовкой. И от шуток о фильмах Квента Тарантино пользы пока мало.

– Он Квентин, – поправил меня Джереми.

Я бросила на него злой взгляд.

– Я не шутил, когда говорил о танце, – сказал он. – Я правда думаю, что это было бы круто. И я тоже кое-что делаю. Я решил проблему с музыкой. Мой приятель Пит работает диджеем по выходным. Он сказал, что привезет колонки и подключит к ним свой айпод. И у него, кстати, есть песня из «Криминального чтива».

Джереми комично поднял брови. Я знала, что он ждал, что я засмеюсь или хотя бы улыбнусь. И я уже была готова сдаться, лишь бы закончить этот спор и спокойно продолжить есть, когда он наивно сказал:

– Ой, погоди, или тебе надо обсудить это с Тейлор? Узнай, что она думает по этому поводу, хорошо?

Я посмотрела на него испепеляющим взглядом. Ему стоило перестать шутить и поблагодарить Тейлор, потому что пока только она помогала мне с организацией свадьбы, а не он.

– Мне не нужно обсуждать это с ней, потому что это тупая идея, с которой я соглашаться не буду.

Джереми присвистнул.

– Ладненько, как скажешь, Невестонатор[22].

– Не называй меня так! Я вообще ничего этого не хотела. Это все ты.

Он уставился на меня.

– Что ты подразумеваешь под всем этим?

Внезапно мое сердце бешено заколотилось в груди.

– Я имею в виду планирование свадьбы. Я не говорила о самой женитьбе, я все еще хочу выйти за тебя замуж.

– Здорово. Я тоже все еще хочу жениться на тебе. – Он наклонился через весь стол, стащил одного гребешка из моей тарелки и отправил его себе в рот.

Последнего гребешка я съела сама, пока Джереми не утащил и его. Затем я стянула немного жареной картошки из его тарелки, хотя у меня и своей было достаточно.

– Эй, – возмутился он. – У тебя есть своя картошка.

– Твоя более хрустящая, – сказала я, хотя это было совсем не так. Мне стало интересно, даже спустя много лет Джереми так же будет пытаться стянуть последнего гребешка или последний кусочек стейка с моей тарелки? Я всегда доедала свою еду. Я не относилась к тому типу девушек, которые считают, что съедать всю порцию – дурной тон.

Я отправила несколько ломтиков картошки в рот, когда Джереми спросил:

– Лорел звонила тебе?

Я сглотнула. Чувство голода резко исчезло.

– Нет.

– Она уже должна была получить приглашение.

– Ага.

– Что ж, надеюсь, она позвонит на следующей неделе, – сказал Джер, запихивая остатки ролла в рот. – То есть я уверен, что она позвонит.

– Надеюсь. – Я отпила немного чая и добавила: – Мы можем станцевать наш первый танец под «Никогда не угадаешь», если ты правда так хочешь.

Джереми взметнул кулак в воздух.

– Вот поэтому я и женюсь на тебе!

Я расплылась в улыбке.

– Потому что я тебя понимаю?

– Потому что ты меня понимаешь, – поддакнул он, забирая обратно несколько ломтиков своей картошки.

Когда мы вернулись домой, машины Конрада не было.

Конрад

Я бы предпочел, чтобы кто-нибудь выстрелил мне в голову из гвоздемета, чем наблюдать, как они всю ночь обжимаются на диване. Как только они уехали поужинать, я сел в свою машину и поехал в Бостон. Пока я ехал, я думал, что не вернусь обратно. К черту все. Так будет лучше. Полпути я убеждал себя, что так оно и есть, но примерно за час до дома, решил, да пошли они, у меня столько же прав находиться в этом доме, как и у них. Мне еще надо было прочистить водосточные трубы, и я, кажется, видел осиное гнездо в водостоке. У меня было еще много работы. Я не мог просто не вернуться.

Около полуночи я сидел за кухонным столом и ел хлопья, когда вошел мой отец. На нем все еще был рабочий костюм. Если честно, я даже не знал, что он дома.

Он не был удивлен, когда увидел меня.

– Кон, могу я с тобой поговорить кое о чем? – спросил он.

– Да.

Он сел напротив меня с бокалом бурбона. В тусклом кухонном освещении мой отец выглядел старым. У него стали редеть волосы на макушке, и он очень сильно похудел. Когда он успел так постареть? В моей голове ему все еще было тридцать семь.

– Как думаешь, что мне стоит сделать в сложившейся ситуации с Джереми? – Он прокашлялся. – Я хотел сказать, он действительно настроен серьезно?

– Думаю, да.

– Лорел очень расстроена. Она испробовала все, но дети все равно не слушают. Белли сбежала из дома, и теперь они даже не разговаривают друг с другом. Ты знаешь, какой Лорел может быть.

Это было для меня новостью. Я не знал, что они не разговаривают.

Отец сделал глоток вина.

– Как думаешь, могу я что-нибудь сделать? Как-нибудь положить конец этому?

Впервые я был действительно солидарен с отцом. Даже несмотря на мои чувства к Белли, я считал, что выходить замуж в девятнадцать было глупо. В чем смысл? Что они пытались доказать?

– Ты можешь перестать давать Джеру деньги, – предложил я и сразу же почувствовал себя моральным уродом. – Но даже если ты это сделаешь, у него все равно будут деньги, которые ему оставила мама.

– Главная проблема заключается в доверии.

– Он настроен очень решительно. Так что он сделает это в любом случае. – Я замялся и затем добавил: – Кроме того, если ты выкинешь что-нибудь в этом роде, он никогда тебя не простит.

Отец встал и налил себе еще немного вина. Он отпил из бокала, прежде чем сказать:

– Я не хочу потерять его так же, как потерял тебя.

Я не знал что сказать. Мы сидели в тишине, и когда я наконец открыл рот, чтобы сказать, что он не терял меня, он встал.

– Спокойной ночи, сын, – горько вздохнул он, опустошив бокал.

– Спокойной ночи, отец.

Я смотрел, как он поднимается по лестнице, каждый его шаг был тяжелее предыдущего, словно он был Атлантом, держащим на своих плечах небесный свод. Ему никогда раньше не приходилось сталкиваться с такими вещами. Ему раньше не приходилось быть отцом в этом смысле слова. Мама всегда была рядом, чтобы позаботиться о таких проблемах. Теперь, когда ее не стало, у нас остался только он, но его было недостаточно.

Я всегда был любимчиком. Для отца я был Иаковом, а Джереми – Исавом. Я никогда не задавался вопросами по этому поводу. Я всегда думал, что дело в том, что я был старшим, что я родился первым. Я просто принял это, Джер тоже. Но чем старше мы становились, тем отчетливее я понимал, что все совсем не так. Дело было в том, что он видел себя во мне. Для отца я был его отражением. Он думал, что мы очень похожи. Джер же был копией мамы. Поэтому я был тем, в кого отец вкладывал всю свою энергию, тем, на кого он возлагал свои надежды. Футбол, школа, все остальное. Я изо всех сил старался оправдать его ожидания, чтобы быть как он.

Впервые я осознал, что мой отец не идеален, когда он забыл о мамином дне рождения. Он весь день играл в гольф с друзьями и вернулся поздно. Мы с Джером испекли торт и купили букет цветов и открытку. Мы накрыли стол в гостиной. Когда папа вернулся, я почувствовал от него запах пива, когда он меня обнимал. Он сказал:

– Вот черт, я совсем забыл. Впишете мое имя в открытку, ладно?

Это был мой первый год в старшей школе. Знаю, поздновато я осознал, что твой отец никакой не герой. Это был первый раз, когда я разочаровался в отце. И после этого причин для разочарования я находил все больше и больше.

Всю гордость, всю любовь к нему я обернул в ненависть. А потом я стал ненавидеть себя – человека, которого он вылепил своими руками. Потому что я тоже видел, как был похож на него. Это пугало меня. Я не хотел быть человеком, который изменяет своей жене. Я не хотел быть человеком, для которого работа была важнее семьи, который оставляет мизерные чаевые в ресторане, который не удосужился запомнить имя своей домработницы.

С того момента я начал уничтожать изображение себя, которое мой отец держал в своей голове. Я забросил наши утренние пробежки, перестал ездить с ним на рыбалки, играть в гольф, который мне и не нравился никогда. Я забросил и любимый футбол. Отец приходил на все мои игры, записывал их на видео, чтобы мы потом посмотрели записи вместе и разобрали мои ошибки. Каждую статью обо мне он вырезал из газеты, вставлял в рамку и вешал в своем кабинете.

Я бросил все это назло отцу. Я забрал все, что заставляло его мной гордиться.

Прошло много времени, прежде чем я осознал кое-что. Это я возвел своего отца на пьедестал. Я, а не он. И потом разозлился на него за то, что он не оказался таким идеальным. Что он оказался обычным человеком.

В Казенс я вернулся в понедельник утром.

В понедельник днем мы с Конрадом обедали на террасе. Он приготовил курицу гриль с кукурузой. Он не шутил, когда сказал, что все время питался курицей.

– Джер сказал тебе, что вам со Стивеном надеть на свадьбу? – спросила я его.

Конрад покачал головой, кажется, он был сбит с толку.

– Я думал, парни надевают костюмы на свадьбу.

– Да, но вы же его шаферы, поэтому вы должны быть одеты похоже. Шорты цвета хаки и белые рубашки с пуговицами на воротнике. Он не сказал тебе?

– Я впервые слышу о рубашках и шортах. Как и том, что буду шафером.

Я закатила глаза.

– Джереми надо быть шустрее. Конечно же ты его шафер. Ты и Стивен.

– Как может быть два шафера? Он должен быть один, – сказал он, кусая свою кукурузу. – Пусть Стивен им будет, я не против.

– Нет, ты же брат Джереми! Ты должен быть его шафером.

Когда я объясняла ему, что входит в обязанности шафера, зазвонил телефон. Я не узнала номер, но с тех пор как я занялась подготовкой к свадьбе, это стало для меня привычным делом.