Юлия Гауф - Училка и бандит

И как такая женщина могла выйти за этого… Боречку? Как могла с ним встречаться, и даже разговаривать? Он не в ее лиге.

- Алевтина Петровна, можно? – Василиса трижды стучит в дверь, и открывает.

Дверь, к слову, держится на петлях не иначе как с Божьей помощью. Ну Борис, ну сынок…

- Входи, милая, - раздается из дома голос, и мы входим.

Внутри дом и правда выглядит получше, чем снаружи. И антураж здесь как в сериале «Цыганская кровь»: полумрак, черно-красные тона, бусы и гирлянды. Красота, в общем, неописуемая. Тихо хмыкаю, и ловлю строгий взгляд Василисы – ах, да, свекровь она свою любит.

- Ой, а кто это с тобой?

- Иван, - представляет меня Василиса сидящей в кресле полноватой женщине. – Друг мой.

- Друг? – задорно переспрашивает Алевтина Петровна, и я даже в полумраке вижу ее хитрые черные глаза. – Думаю, врешь ты, Василиса. Быстро нашла замену моему Борьке… или, наоборот, затянула. Это как посмотреть еще.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хм, не такого приема я ждал. Хотел продемонстрировать женщине, что Василиса моя, и сынку ее ничего здесь не обломится. Но, кажется, мирить их Алевтина Петровна и не собиралась. Странная женщина, и с Борисом они не похожи ни капли: черноволосая, черноглазая, полноватая, но видно, что лет десять назад она могла похвастаться пышной грудью и бедрами, при тонкой талии.

Будто цыганка.

Может, Борис приемный? Нужно будет у Васи спросить.

- Василисушка, извини за наглость, но мне нужна твоя помощь по хозяйству. Полезла я в погреб за лечо, и кубарем грохнулась – еле выползла на свет Божий, - Алевтина Петровна кивает на свою правую ногу с распухшей икрой. – Поможешь?

- Не вопрос, только руки помою, - решительно заявляет моя училка. – Еды наготовлю, приберусь… эксплуатируйте меня по полной.

- Вот и замечательно. Только кошечку мою покорми сначала с котенком, окатилась Маруся месяц назад, - вздыхает цыганистая свекровь. – Хорошо хоть одну девочку принесла, а не пять, как обычно. Хотя и эту я не знаю, куда девать. Тебе не надо?

Вспоминаю свою коварную идею, и подаю голос. Хватит уже ветошью прикидываться при этих странных женщинах.

- А отдайте мне, - прошу Алевтину Петровну. – Обещаю кормить, поить и баловать. И назову я ее…

- И назову я ее Василисой, - произносит Иван, которому жить надоело.

Дворник Василий, кот у него Василий, теперь Иван туда же…

«Держись, Василиса, - сдерживаю я себя. – Глупый мужчина не ведает, что творит. Вот выясню про него все, особенно про эту сомнительную историю знакомства с Петей, и устрою веселую жизнь. Особенно если разрешу себе влюбиться! Куплю козлика, и назову Иванушкой».

- Ты не против? – как-то разочарованно интересуется Иван.

А я уже не против. Я только за! Повод будет отомстить, уже руки чешутся.

- Прекрасное имя, - с милой улыбкой отвечаю я. – Василис на этом свете должно быть как можно больше. Называй.

Алевтина Петровна хитро оглядывает нас обоих, и прищелкивает пальцами.

- Иван, кошечку я тебе отдам, коли не шутишь. Ты, я вижу, одного поля ягодка с моей Василисой, - хихикает она, но затем снова становится серьезной. – Значит, так. Василиса пока поможет мне мазь втереть в ногу, а ты, раз уж приехал, помогай. Силой не обижен, судя по всему, так что бери лопату, богатырь, и вскопай мне пару соток. Уж не откажи старой женщине.

Иван растерянно хлопает глазами, а затем кивает и выходит из комнаты.

- Лопата около яблоньки воткнута, - кричит ему вслед «старая женщина», и обращается ко мне: - Справится?

- Да на нем пахать можно, - я, наконец, выдыхаю, устав играть в примерную училку.

Аж упрела вся от усилий сдержаться. Все же, характер у меня ужасный, и я почти никогда его не сдерживала.

- С моим Борькой все? На этого хлопчика променяла? – спокойно спрашивает Алевтина Петровна.

- Мммм… да. Даже если бы Ивана не встретила…

- Понимаю, - кивает свекровь, и тяжело вздыхает: - Всю душу вымотал, пока здесь был. Связался с этими психами из леса, которые базиликом накуриваются, и просветленными себя воображают, и совсем очумел. Все проповедовал мне, что карты – зло, будто мне батюшки нашего мало. Сиднем сидел, пока в лесу не ошивался – медитировал, хотя, как по мне, спал он. И нудел, нудел, нудел… зимой-то по лесу больно много не побегаешь, и я весны ждала, чтобы выставить – может, подальше от этого дурачья лесного будет, так мозги на место встанут?! Хотя я на тебя рассчитывала, что уж греха таить. Ты из него хорошо дурь выбивала.

- Хорошо, - соглашаюсь я, вспоминая все Боречкины выкрутасы за нашу совместную жизнь. – Только устала я. Но вы не переживайте, его моя мама к себе забрала.

- Вот и пусть у Вари сидит, окаянный! – радуется свекровь. – Она – это ты, только в большей концентрации.

Мысленно ужасаюсь такому сравнению – неужели я так похожа на маму? Всю жизнь этого боялась, и вот… ну я хоть не коммунистка, как она.

- Спасибо на добром слове, - ворчу я обиженно. – Борис, знаете, тоже весь в вас пошел. Один в один.

Алевтина Петровна фыркает со смеху, и поднимает с пола железную кружку, от которой исходит убойный аромат полыни и ядреного самогона.

- Уела. На вот, натри мне колено, только руки ополосни для начала.

Омываю руки, и поглядываю в окно, как Иван вскапывает огород. Думала, почему-то, что он неумеха и неженка, хоть и сильный, но ошибалась: за какую сторону лопаты браться Иван знает.

Хороший мужик. Вот если бы только не его вранье…

- Хватит своим принцем любоваться, поди сюда, - прикрикивает свекровь, и я возвращаюсь к ней, повесив влажное полотенце на плечо. – Погадать тебе на него?

- Нет уж, спасибо. Вы мне уже погадали, до сих пор страшно!

- Другая баба бы радовалась, - подло хихикает моя ведьминская свекровь. – Дети – дар Божий!

- Дары данайцев, скорее, - спорю я.

Насмотрелась в школе на этих дьяволят: хамят, дерзят, врут, курят по подворотням, матерятся как матросы. Ужас один!

- Не так уж много я тебе детей предсказала: три дочери и сын. Справишься, Лиска, куда денешься?! – продолжает издеваться надо мной эта жестокая женщина.

Я лишь отмахиваюсь. Бог нам дает детей, а свободный рынок – презервативы. И про них забывать не следует, чтобы с ума не сойти с таким выводком.

- Я бы одного ребенка хотела, - делюсь я своими соображениями, втирая самодельную мазь в колено Алевтины Петровны. – Воспитанную девочку или мальчика.

И желательно сразу лет восьми-девяти. Без подгузников, режущихся зубов, ночного плача и прочих пахучих прелестей материнства

- Дурища ты. Так, ладно, - Алевтина Петровна скидывает дурашливую маску с лица, и расстилает на коленях кухонное полотенце. А затем, не иначе как из воздуха вынимает колоду карт. – Сделаю расклад.

- Не надо…

- Цыц! – прикрикивает на меня свекровь, и смягчается: - Тревожусь я, Василиса. Ты – девка хорошая, языкастая, но одинокая совсем. Случись беда – одна с ней останешься. Вот я и посмотрю, стоит ли этому Ивану доверять. Ты хоть и не дура, но сопля совсем, вдруг на красивую обертку повелась, а с лица воду не пить…

Я мрачно ставлю кружку обратно на пол, и прикрываю ее блюдцем, пока Алевтина Петровна раскидывает карты. Мою руки в полной тишине, и снова выглядываю в окно: Иван вишневые корни выкорчевывает.

Хороший мужик, правда.

А если таковым не окажется – прибью. Нечего наивные, девичьи ожидания обманывать, вот!

- Хмм, - подает голос свекровь, - занятный юноша этот Иван.

- Еще какой!

- Не перебивай старших, никакого воспитания, - фыркает Алевтина Петровна. – Иван твой – любимый сын и брат. Неглупый, хоть и бестолковый, ну так мужик ведь. Мужем хорошим станет, терпеливым, любящим. Стеной каменной. Вот только идет он по темной дороге, и тропинка есть на правильный путь, осталось лишь свернуть на нее. А не свернет – сгинет.

- Умрет? – пугаюсь я, прижимая ладони к щекам.

- Все мы умрем когда-нибудь, но я не про это сейчас, - терпеливо поясняет ведьма. – Если Иван твой по правильному пути не пойдет, не выйдет из него хорошего мужа, любящего отца и сына. Ничего не выйдет, шалопаем останется. И сгинет.

Сгинет… не понимаю!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Что значит «сгинет»? Погибнет? – переспрашиваю я.

- Вечно ты буквально все воспринимаешь, - сердится свекровь. - Просто сгинет, не умрет. Но себя потеряет. Может, сопьется, или за решетку попадет. Так что следи за своим мужиком, Вася, следи.

Решительно киваю. Уж я за ним прослежу! И выслежу, какими делишками он занимается!

- Пссс, - раздается со спины знакомое. – Пошли, я покурю.

- Я скоро, - шепчу Ивану на ухо, и встаю со стула, украшенного красно-синими лентами.

Свадьбу решили отмечать с размахом в самый последний момент. До этого подруга раз пять меняла решение: то она склонялась к выбору в пользу родственников, настаивающих на торжестве, то решала плюнуть на все, и обойтись без гулянки.

Не обошлась, и по мрачнеющему с самого утра лицу Оксаны, я поняла: жалеет. Как и жених, которого я пыталась взбодрить во время выкупа невесты. Взбодрила я его так, что тот чуть не сбежал.

- Ой, что будет, - прижимала я руки к щекам, выходя из дома Оксаны, в котором вовсю шла подготовка к традиционному выкупу. – Кошмар!

- Что там? Ну расскажи, Василиса, будь человеком! – молили и жених, и его уже с утра подвыпившие друзья.

А я лишь головой качала, припоминая слова одного из этой развеселой компании, сказанные в один из праздников: