Зоя Гарина - Удачная партия

Из кафе уже давно исчезли и подростки, и старуха-жаба, повар, громко крикнув «Пока!», ушел с работы, а застолье только набирало силу.

— Богиня! — шептал Ковард на ухо Татьяне, опрокидывал рюмку водки и запивал ее пивом.

Аркадий Францевич с ужасом наблюдал за безобразием, творимым Злобным Я, и проклинал себя. «Выпустил джина из бутылки», — думал он.

«Я не понял? Это кто похабник? — возражал уже сильно пьяный Злобный Я. — Я нормальный мужик! И веду себя как нормальный мужик!»

— Ферзь, скажи ему, что я нормальный мужик!

— Кому сказать? — поднимал глаза Ферзь. — Я любому скажу: «Кеша — нормальный мужик!», только ты больше не пей, а то Татьяне придется тебя на руках нести.

— И понесу! — соглашалась Татьяна. — Он хороший!

Но ближе к полуночи пьяный Кеша немного отрезвел и, поднявшись, сказал:

— Мне нужно освежиться. Я, видите ли, сегодня как Золушка: скоро полночь — и мне нужно скрыться.

— Брось, — махнул рукой Ферзь, — еще детское время!

— Я ненадолго.

В туалете Кеша умылся и посмотрел на себя в зеркало:

— Красавец…

«Пьяная рожа! — не преминул вставить Аркадий Францевич. — Все. Вечер закончился!»

«Закончился, — согласился Злобный Я. — И я покорно ухожу на второй план. Давай командуй парадом и живи своей бездарной жизнью».

«Бездарная или еще какая — не тебе судить. Это моя жизнь, и ты, возможно, мне ее сегодня сильно осложнил. Что я скажу Эльвире?»

«Вот проблему нашел! Я бы на твоем месте вообще сегодня домой не пошел. А завтра скажешь ей, что был в вытрезвителе».

«В каком вытрезвителе? Я же не пью!»

«А почему бы тебе не начать пить? По-моему, это очень естественно».

«А по-моему, безобразно».

«Моралист!»

«Да. И я сегодня тебя даже слышать не хочу!»

«Пожалуйста. Только не забудь расплатиться за ужин. А то тебя сочтут аферистом».

«Без твоих советов. И слышишь, больше никогда, никогда не смей меня ловить на слове!»

Ковард вернулся в зал. Он был абсолютно трезв.

— Сколько я должен за ужин? — спросил он Татьяну, подойдя к столику.

Этот вопрос прозвучал явно неожиданно. Ферзь и Татьяна переглянулись.

— Кеша, я тебя прошу, не умничай, а? — Ферзь разлил остатки водки по рюмкам. — Мы что, Татьяна, много задолжали твоему заведению?

Татьяна махнула рукой:

— Не смешите! Я завтра эти слезы на кофе отобью.

— Вот, — сказал Ферзь — не суетись. Сядь, выпей.

— Я больше не хочу пить.

— Не хочешь — не надо. Никто не заставляет. Это дело добровольное, но даму до калитки ты проводить обязан. И я очень верю, Кеша, что ты меня не разочаруешь.

— Я мигом, — подхватилась Татьяна, — только со стола приберу.

Ферзь провозгласил тост:

— За вас, голубки!

Аркадий Францевич лихорадочно перебирал в уме варианты развития дальнейших событий, но все они сводились к одному: грандиозному скандалу дома.

«Все, — пришел к выводу Аркадий Францевич, — Эльвира меня выгонит из дома».

«Ну если она тебя выгонит, то может лучше туда вообще не ходить?» — не преминул отозваться Злобный Я.

«Ты мне обещал молчать!»

«Молчу-молчу».

Эта ночь была необычайно звездной, и казалось, что сияние густо рассыпанных звезд гораздо ярче света высоких согнутых, как в поклоне, фонарей, стоящих вдоль дороги. Бледная, круглая, почти белая луна напоминала лицо покорной гейши, которую не может смутить даже самое дикое желание ее господина. Легкий, слегка прохладный порывистый ветерок заставлял чуть пожелтевшую листву высоких тополей трепетать, словно от внезапного волнения, вызванного каким-то тайным непреодолимым желанием. Собачья свора разношерстых дворняг, собиравшаяся каждодневно у дверей «Веселого Краковяка» к моменту его закрытия, терпеливо ожидала объедков, которые им, как правило, выносила Татьяна в большом целлофановом пакете, но увидев свою кормилицу без привычного угощения в сопровождении двух мужчин, собаки понуро разбрелись.

— Ух ты! А на улице-то как славно! — громогласно восхитился Ферзь и вдохнул воздух полной грудью. — Красота! Где мои семнадцать лет?

— Да. Здорово! — согласилась Татьяна. — Только прохладно.

Аркадий Францевич молча снял пиджак и накинул Татьяне на плечи.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась та. — Значит, ты меня все-таки проводишь?

— Конечно, проводит, — тем же тоном, не терпящим возражений, ответил Ферзь.

— Провожу, — тихо подтвердил Ковард.

В глазах Татьяны засветилось счастье:

— Я живу здесь рядом. Всего два квартала. Ну, идем?

— Идем, — кивнул Аркадий Францевич.

— Летите, голубки, — засмеялся Ферзь и поднял руку, прощаясь. — Я удаляюсь с радостью в сердце и благословляю вас: будьте счастливы!

Ферзь, чуть пошатываясь, пошел своей дорогой, Татьяна и Ковард — своей.

Они шли не торопясь.

— Скажи, а это правда? — спросила Татьяна.

— Что?

— Ты действительно считаешь, что я — богиня, совершенство?

Ковард молчал. Что он мог сказать? Что это говорил не он, а совсем другой человек, живущий в его сознании? Рассказать о психологическом феномене раздвоения личности? Глупо. Да и зачем? Не поймет. Не поверит. Обидится.

— Почему ты молчишь? — прервав затянувшуюся паузу, спросила Татьяна. — Просто так сказал? Пошутил?

— Нет, — ответил Ковард и удивился — Злобный Я не подавал признаков жизни.

— Значит, не пошутил, — медленно проговорила Татьяна, будто бы пытаясь в полной мере осознать значение этих слов. — Тогда скажи мне это еще раз. Пожалуйста.

Ковард остановился. Татьяна была рядом, совсем близко. Ее высокая грудь коснулась плеча Коварда.

— Пожалуйста, — прошептала она.

— У тебя глаза зеленые, — сказал Аркадий Францевич и порывисто обнял Татьяну.

Пиджак медленно соскользнул с женских плеч и упал на асфальт под ноги паре, захлебнувшейся в долгом поцелуе.

Высоко в поднебесье горячие звезды вспыхнули ярче, а луна, словно смутившись, прикрылась прозрачным ночным облачком, и ветер, виртуозный дирижер, превратил шелест листвы в трепетную волшебную мелодию. Весь мир закачался, будто палуба большого корабля, уплывающего в бесконечность, и время стало тягучим как смола, заставив и прошлое, и будущее потерять смысл.

Великое настоящее легко уместилось между двумя ударами сердца и, изменив все мыслимые и немыслимые свойства вселенной, стало огромным настолько, что казалось, способно уместить в себя целую жизнь — долгую, счастливую, радостную и беззаботную.

Но крупные капли дождя, внезапно пролившиеся из набежавшей непонятно откуда небольшой, но тяжелой тучи, заставили неподвижные стрелки часов дернуться и возобновить свое привычное движение, возвратив этому миру утерянную реальность.

— Дождь! — звонко воскликнула Татьяна и счастливо засмеялась. — Мы сейчас намокнем!

— Намокнем! — восторженно согласился Ковард и тоже засмеялся.

— Бежим? — спросила Татьяна и взяла Коварда за руку.

— Бежим! — весело крикнул тот.

И они, взявшись за руки, побежали навстречу счастью, так долго прятавшемуся за ближайшим поворотом судьбы.

Ковард почувствовал, что пора просыпаться, но открывать глаза не хотелось.

Что это было — сон или реальность? Очень похоже на реальность. Хотя все его сны похожи на реальность. Это был сон. В реальности такое не могло случиться.

Брыкза, Дюймовочка, Ферзь, Татьяна…

Татьяна… Боже! Такая волшебная ночь! Такая страсть! Такое счастье! Как жаль, что это сон!

А что же было в реальности?

Ковард пытался привести мысли в порядок, но всплывали воспоминания: Брыкза, Дюймовочка, Ферзь, Татьяна…

Как же не хочется открывать глаза! Слышать упреки вечно всем недовольной Эльвиры, считать шаги по пути на работу, изображать бурную деятельность в лаборатории, тешить себя мыслями о мировой славе…

— Просыпаемся, — услышал он шепот и почувствовал нежное прикосновение теплых губ к своей щеке.

Ковард открыл глаза и опешил: нет, не сон! Перед ним в домашнем халатике стояла Татьяна.

— Завтрак готов, — улыбнулась она. — К которому часу тебе нужно на работу?

— К половине девятого, — ответил Ковард и почувствовал, как его жаркой волной захлестнула паника:

«О, Господи! Что я натворил?! Я остался у нее на ночь! Что я скажу Эльвире?! Какой кошмар! О господи!»

Ковард вскочил и заметался, разыскивая свою одежду.

— Да не торопись ты! — улыбнулась Татьяна. — Успеешь. Еще семи нет. Я же не знала, когда нужно тебя будить. А одежду твою я привела в порядок: рубашку постирала, брюки отутюжила, пиджак почистила. Кстати, в кармане твоего пиджака я нашла носки. Я их тоже постирала. Не волнуйся. Все в порядке, — она протянула Коварду махровый халат: — Надень, тебе будет удобно.

Ковард остановился посреди комнаты.

— Спасибо, — сказал он, понемногу приходя в себя.

«Действительно, — подумал он, — может быть, все к лучшему?» А затем спросил:

— Я могу принять душ?

— Да, конечно. Идем, я покажу.

Стоя под душем, Ковард пытался смоделировать ход дальнейших событий. Сейчас он оденется и пойдет на работу. Соврать Эльвире, что был в вытрезвителе, — не получится: в вытрезвителе не стирают рубашки и не отглаживают брюки. Ковард ожидал, что Злобный Я подаст голос и предложит какую-нибудь версию или хотя бы как-то прокомментирует его мысли. Но Злобный Я молчал.

«Ты где? — позвал Ковард. — Набедокурил — и в кусты?»