Резкий тон Уинстона, не говоря уже о его недружелюбных словах в адрес Джима заставили Эмму встрепенуться. Она бросила на него быстрый удивленный взгляд, заметила суровые складки вокруг рта, сердитый блеск в глазах. «А ведь он имеет зуб на Джима, – подумала она. – Вот откуда его плохо скрываемый гнев и раздражение. Уинстон настроен против Джима Фарли, потому что тот завоевал Полу, обойдя Шейна».

Эмма кивнула, но никак не ответила ему.

– Бедный Шейн, жизнь так несправедлива, – сказала Эмили грустно и отрешенно.

– Будет тебе, голубушка. Ты сейчас смотришь на эту ситуацию только глазами Шейна, – проговорила Эмма. – Возможно, Пола не думает, что жизнь несправедлива. Я уверена, она счастлива с Джимом. Я знаю, что она любит его. К тому же, Эмили, кто сказал тебе, что жизнь сладка? Она очень даже горька порой. Моя, например, была очень нелегкой. Как мы справляемся с этой жизнью, как мы реагируем на тяготы и страдания, как преодолеваем их – именно это имеет значение в конечном счете. Мы все должны быть сильными и извлекать уроки из трудностей, закалять в них характер и все тверже стоять на ногах. Мы никогда не должны позволять, чтобы трудности или неблагоприятные обстоятельства сбили нас с ног. Ну, а сейчас давайте закончим этот разговор. Я хочу несколько минут побыть одна.

Уинстон подошел к ней и поцеловал. То же самое сделала Эмили. Они молча вместе вышли из библиотеки.

Эмма чувствовала себя очень усталой. Ей казалось, что не успеет она решить одну проблему, как сразу же возникает другая. Впрочем, ее жизнь никогда и не была иной. «Милый, милый Шейн, – мысленно произнесла она. – Мне от всего сердца жаль тебя. Жизнь на этот раз обошлась с тобой несправедливо. Но ты выживешь. Так или иначе, все мы выживаем».

Совершенно неожиданно слезы навернулись ей на глаза и потекли по щекам. Она пошарила по карманам, нашла носовой платок и вытерла свое старое морщинистое лицо. Ей хотелось хорошенько выплакаться. Но это было не в ее характере – вот так раскисать. И слезами делу не поможешь. Она высморкалась, положила платок в карман и встала, расправляя платье.

Эмма снова подошла к окну, несколько раз глубоко вздохнула, призывая на помощь все свои силы, всю свою огромную силу воли. Постепенно ей удалось взять себя в руки. Ее мысли вернулись к Шейну. Возможно, Уинстон и прав. Вполне вероятно, Шейн не сознавал, какие чувства он питает на самом деле к Поле, пока не стало слишком поздно. А может быть, он считал, что у него еще целая вечность впереди и он сможет завоевать ее. «Когда мы молоды, мы все думаем, что время бесконечно, – вздохнула она про себя. – Будущее расстилается перед нами, и кажется, что нет у него ни конца ни края. Но на самом деле годы проходят… они пролетают, проносятся мимо в мгновение ока». Она подумала о Блэки. Интересно, что сказал бы он в этой ситуации. Но она сразу же решила, что ничего не расскажет ему. Это огорчило бы его, причинило бы ему слишком много горя.

Вчера вечером Блэки сказал, что жизнь чертовски коротка, чтобы тратить ее на сомнения и колебания. В этих его словах много правды и мудрости, особенно если речь идет о двух старых закаленных бойцах, вроде них. Эмма вдруг приняла еще одно решение: она все-таки согласится на предложение Блэки отправиться в кругосветное путешествие. Она больше не будет сомневаться или колебаться.

Отвернувшись от окна, Эмма бодрым шагом пересекла библиотеку и вышла из нее. Она вошла в гостиную, имея перед собой четкую цель – она искала Блэки и старалась представить себе выражение его лица, когда она попросит немедленно приступить к осуществлению его Плана. Она была полна решимости сделать это, как только найдет его в толпе гостей.

Глава 12

– Ты думаешь, все семьи – такие, как наша? У нас все время возникают драмы: то одна, то другая. Мне кажется, у нас никогда не было ни одной спокойной минуты, сколько я себя помню. То наши ужасные дядюшки и тетушки затевают какую-нибудь гадкую интригу, то они готовы всем глаза выцарапать. Да и наше поколение не отстает от них и создает чудовищные проблемы. По правде сказать, у меня такое ощущение, как будто я полжизни провожу на поле боя – а я совсем не считаю себя хорошим бойцом.

Уинстон усмехнулся – его позабавил ее трагический тон, который в точности соответствовал мрачному выражению ее лица. «Ничего, у тебя неплохо получается. Мне кажется, ты – маленький солдатик».

Они сидели на старой садовой каменной скамье на нижней лужайке: несколько лужаек – каждая следующая немного ниже предыдущей – вели сюда от широкой веранды, на которую выходили окна Персиковой гостиной. За их спиной возвышался Пеннистоун-ройял, уходя в голубое небо, уже начинавшее темнеть. Особняк отсюда казался особенно внушительным во всем своем великолепии и царственной красоте. Его многочисленные окна сверкали, отражая лучи клонящегося к закату солнца.

После недолгого молчания Уинстон сказал в раздумье:

– А что касается твоего вопроса, то я не думаю, что другие семьи в точности такие же, как наша. В конце концов, у кого есть еще такая родоначальница, как Эмма Харт?

Эмили немного отстранилась и посмотрела на него снизу вверх, слегка нахмурившись, отчего на ее гладком лбу появились морщинки. Очень строго глядя на него, она сказала:

– Не обвиняй бабушку в тех бесконечных драмах и конфликтах, которые без конца разыгрываются у нас. Я думаю, она, бедняжка, стоит в стороне от них и вовсе к ним непричастна. Когда я думаю о том, как сильно мучают ее некоторые члены этой семьи, я просто прихожу в ярость.

– Ты не так меня поняла – я вовсе не критиковал ее. И я совсем не говорил, что она виновата в возникновении всех этих ситуаций, Эмили. Я просто хотел сказать, что она – самая замечательная женщина нашего времени, совершенно не похожая на других и поэтому вокруг нее просто не могут не возникать противоречия и конфликты. Подумай только, у нее была очень трудная и сложная жизнь – жизнь, которую она, несомненно, прожила на полную катушку. У нее куча детей и куча внуков, а если включить сюда всех нас, Хартов, что обязательно нужно сделать, семейство у нее просто огромное. Больше, чем многие другие семьи. И не забывай, что есть еще два близко примыкающих клана – семейство О'Нил и семейство Каллински. Сложи-ка все это вместе – и у тебя получится почти целая армия.

– Все, что ты говоришь, правильно, Уинстон. И все же мне порой до смерти надоедают стычки и постоянная вражда, это подсиживание друг друга. Мне просто хотелось бы, чтобы все мы могли жить в мире друг с другом и чтобы это наступило побыстрее. Господи, как я этого хочу!

– Да… но есть еще одна вещь, о которой нельзя забывать, Эмили. Эмма и ее семья обладают огромным богатством и огромным могуществом, поэтому неизбежно возникают зависть друг к другу, конкуренция и всевозможные интриги. Мне кажется, интриги неизбежны – таковы люди по природе своей… Они бывают очень низкими и подлыми, Эмили. Эгоистичные, жадные, заботящиеся только о своем благе и жестокие. Я открыл для себя, что некоторые люди не остановятся ни перед чем, если затронуть их интересы.

– Это я очень даже хорошо знаю! – Эмили смотрела, не отрываясь, в глубь темного пруда. Она казалась встревоженной. Наконец она подняла голову и посмотрела на Уинстона. – Когда я несколько минут назад сказала о драмах, разумеется, я имела в виду Шейна. Но должна признаться, сегодня я почувствовала еще кое-что неладное… знаешь, какие-то подводные течения, словно комната была разделена на несколько враждующих лагерей. И все время шли какие-то сложные маневры.

– И кто что делал? И по отношению к кому? – спросил Уинстон, настораживаясь: в нем проснулось любопытство.

– Во-первых, Джонатан и Сара были неразлучны. А это странно, потому что мне известно, что она всегда его недолюбливала. Я не могу точно сказать, в чем дело, но не могу избавиться от чувства, что они что-то замышляют. Возможно, Александру эта их новообретенная дружба кажется подозрительной. Ты не заметил? Он явно избегал их сегодня.

– Теперь, когда ты сказала… да, пожалуй. Я сам никогда не обращал особого внимания на Джонатана Эйнсли. В детстве он очень любил держать остальных в страхе. И, как все такие задиры, в душе он – трус. В последнее время он старается покорять всех своим обаянием, но не думаю, что он сильно изменился за эти годы – во всяком случае, внутренне. Я не забыл, как он стукнул меня по голове клюшкой для крикета. Противный был тип. Он тогда мог здорово поранить меня.

– Да, он такой. И со мной он ужасно обращался в детстве. Я до сих пор думаю, что это именно Джонатан порезал шины на том велосипеде, который мне подарила бабушка на день рождения, когда мне исполнилось десять лет. Когда бабушка его прямо спросила, он, конечно, отрицал и придумал себе довольно правдоподобное алиби, где он был в тот день. Но я точно знаю, что это абсолютная неправда, – Эмили усмехнулась. – А что касается Сары, она всю жизнь держалась особняком – этакая тихоня.

– В тихом омуте черти водятся, – заметил Уинстон.

Он наклонился, поднял камешек и бросил его в воду, а потом долго смотрел, как от места его падения в центре пруда расходятся круги.

– Ты знаешь, мне иногда казалось, что Сара положила глаз на Шейна.

Эмили вздрогнула от неожиданности.

– Ты не единственный, кому так казалось, – спокойно признала она. – Но здесь ей ничего не светит. – Она запнулась и быстро добавила: – Это прозвучало так гадко, извини, я не хотела злорадствовать, Уинстон. Я не могу сказать, что не люблю Сару. Она иногда может быть очень милой, и мне ее действительно жаль. Влюбиться в человека вроде Шейна О'Нила – это, должно быть, просто ужасно. Это может совсем разбить сердце. Мы с ней никогда не были очень близки, но… я всегда думала, что она по-настоящему предана бабушке – по крайней мере, до сегодняшнего дня. А теперь я уже и не знаю.

– Возможно, она использовала Джонатана как прикрытие – и больше ничего. Ясно, что ей хотелось быть как можно незаметней – наверняка из-за того, что Шейн был там.