— Тогда выпейте водички, — тетка сунула ему в руку бумажный стаканчик.

Лукьянов послушно сделал несколько глотков. Завозился, пытаясь подняться. Тетка и ветврач тут же с двух сторон подхватили под руки, подвели к ближайшему креслу, помогли присесть.

— Девушка, — болтливая хозяйка шиншиллы уставилась на Светлану, — вы бы подошли к мужу, ему же помощь нужна…

Лана медленно повела головой из стороны в сторону. Разжала губы. Процедила непривычно тонким, писклявым голосом:

— Н-нет… я боюсь… он же псих…

От такого заявления растерялись все: и сам Федор, и те, кто вокруг него хлопотал.

— Зачем же вы так про мужа, девушка? — пробасил ветврач.

Лана в ответ только дернула плечом, словно говоря «отстаньте!»

— Так вы себя уже нормально чувствуете? — на всякий случай уточнила у Федора администратор.

— Да, все хорошо. Спасибо…

Лукьянов мечтал лишь об одном: прилечь и закрыть глаза, для которых яркий дневной свет был в тот момент слишком резок. Но проснувшаяся память услужливо напомнила ему о Карли, и Федор схватил за руку ветеринара:

— Что с нашим щенком?

— Да, в общем-то, ничего страшного. Кости целы, внутренние органы тоже. Наложили ему пару швов, ввели антибиотик, — принялся разъяснять врач. — Оставим у себя под наблюдением до завтра. Можем и до понедельника подержать. В общем, езжайте домой, отдохните, завтра можете приехать, навестить своего питомца.

— Хорошо. Мы приедем, — слабо кивнул Федор: тяжело ворочающаяся в голове боль не позволяла делать резких движений. — Позаботьтесь о нем…

— Даже не сомневайтесь. Глаз не спустим! — пообещал собачий доктор.

…Светлана так и не дотронулась до мужа — ни тогда, когда он, пошатываясь, брел к выходу из клиники. Ни тогда, когда с трудом открывал дверь очередного такси. Ни потом, когда они поднимались в лифте в свой пентхаус.

Кое-как избавившись от заляпанной кровью одежды, Лукьянов опустился на супружескую постель. Светлана вошла в спальню вслед за ним, встала у дверей. Вперилась в мужа гневным требовательным взглядом:

— Что это было?! Ты болен?

— Давай поговорим позже, — попросил мужчина.

— Нет, сейчас! Подумать только — это же… такой позор! Господи! А вдруг кто-то узнает…

Федор с трудом разлепил тяжелые веки:

— Почему позор?

Лана взвилась:

— Ты не понимаешь?! Да меня засмеют! Это будет главной сплетней сезона: Лана Журавская вышла замуж за психбольного!

— Я не псих… — устало, через силу попытался возразить Федор. — У меня этих приступов несколько лет уже не было. А началось все, когда мои родители погибли…

— Да какое мне дело, когда они начались? — не желая слушать оправданий, вновь вспыхнула жена. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о них!

— Никто и не узнает, если ты сама не расскажешь, — сделал еще одну попытку успокоить женщину Федор. — Света, мне нужно полежать хотя бы час в тишине. Давай вернемся к этому разговору позже.

— Я просила называть меня Лана! — почти взвизгнула «заботливая» супруга и вылетела из спальни, громко хлопнув дверью.

Федор передернулся от громкого звука и со стоном уткнулся в подушку.

К разговору они так и не вернулись. В тот же вечер Лана собрала все свои вещи и перенесла в одну из двух гостевых спален.

— Я не смогу уснуть рядом с тобой, — заявила она мужу. — Вдруг на тебя ночью накатит, и ты примешься меня душить.

— Да я никогда… — растерялся Лукьянов.

— Знаешь, все когда-нибудь случается в первый раз, и я не хочу попасть тебе под руку, когда это произойдет, — непререкаемым тоном отрезала жена.

…Карли вскоре полностью поправился. Но Лана больше не соглашалась на совместные прогулки и избегала близости с Федором. А если и подпускала мужа к себе, то делала это с видом мученицы, которая буквально через силу терпит прикосновения отвратительного, уродливого существа.

Федору такие жертвы были не нужны. Спать с женщиной, которую передергивает от его прикосновений, Лукьянов не хотел. Он замкнулся, отдалился, ушел с головой в работу, но расставаться с Ланой не спешил.

Во-первых, в его семье разводиться было не принято, и он не хотел предавать память родителей и бабушки с дедушкой, который до последнего дня были вместе. Во-вторых, считал, что сам виноват в том, что не предупредил Лану о возможности приступов. А в-третьих, кто сказал, что другая женщина, оказавшись на месте его жены, поведет себя как-то иначе? Кто сказал, что он, Федор, найдет ту, которая сможет полюбить его — с его бесплодием и вот этими странными непредсказуемыми припадками?

14. Светлана


5 октября 2015 года. Москва, Новое Медведково

Лана вернулась домой с открытия выставки работ художника-фотореалиста Семена Файбисовича в первом часу ночи. Спустила с рук Карли, сняла с его шеи атласную лиловую — в цвет платья хозяйки — ленточку. Сбросила с усталых ног туфли на десятисантиметровой шпильке. Карли рванул на кухню, начал шумно лакать воду. Женщина пошла следом: ей тоже хотелось пить.

Достав из холодильника бутылочку «Перье», она открутила крышку, перелила дорогостоящую влагу в стеклянный стакан. Карли тявкнул, привлекая внимание к пустой мисочке для корма. Лана удивилась: обычно Федор накладывал корм для песика дважды в день: утром, перед тем как уехать в офис, и вечером — сразу, как являлся домой.

Отмерив питомцу стаканчик «собачьих сухариков», хозяйка тщательно вымыла руки, допила свою воду и направилась в спальню, которую когда-то делила с мужем, а теперь навещала лишь тогда, когда хотела о чем-то с ним поговорить.

Спальня была пуста.

Это Светлане не понравилось. Федор всегда ночевал дома.

Выйдя за него замуж, женщина обнаружила, что стала женой настоящего трудоголика: Лукьянов пропадал в офисе и в будни, и в выходные, задерживался допоздна и брал работу на дом, порой ездил на какие-то конференции и симпозиумы, в том числе в Европу. Но еще ни разу не было такого, чтобы он не вернулся домой до полуночи.

В последнее время муж вообще вел себя странно, и Лану это беспокоило и напрягало.

Женщина вышла из спальни, сильно хлопнув дверью, и направилась в «свою» ванную комнату, чтобы снять с лица вечерний макияж.

Усевшись перед столиком с зеркалом, Света смочила пару ватных дисков жидкостью для снятия макияжа и, глядя на свое отражение, принялась стирать с лица слои пудры, тонального крема, основы под макияж и прочих косметических продуктов. Однако мысли ее витали далеко.

Она чувствовала, что теряет мужа, что у него появилась другая, тайная жизнь, какие-то секреты, но не понимала: как такое могло произойти?

Пару месяцев назад она, стараясь изобразить сочувствие, поинтересовалась у Федора:

— Ты встречался с Ингой, дорогой? Удалось ли ей забеременеть?

— Нет, не удалось, — ответил мужчина коротко и холодно.

— Что ж тебе так не везет, Тео? — похлопала Лана мужа по плечу. — Может, сделаешь перерыв или откажешься, наконец, от своей затеи? Уже столько денег потратил впустую. Эти врачи присосались к тебе, как пиявки, лишь бы побольше денег выманить!

— Может, и откажусь… — поразил Лану ответом Федор. Но больше ничего говорить не захотел, а она не рискнула расспрашивать, опасаясь выдать ликование, которое овладело ей после его слов.

Неужели муж наконец-то понял, что зря старается? Неужели готов смириться с поражением и отказаться от навязчивой идеи обзавестись наследником?

Лана детей не хотела. Категорически. Так что бесплодие мужа стало для нее просто подарком небес! Жаль только, что бесплодие оказалось не абсолютным, а современная медицина предлагала жутко дорогие, но довольно действенные способы решения этой проблемы.

Лане пришлось хитрить и изворачиваться, чтобы помешать Федору осуществить его заветную мечту. Но, видимо, старалась она не напрасно: последние пару месяцев Лукьянов даже не заговаривал о том, что собирается искать новую суррогатную маму, не придерживался диеты, не принимал никаких лекарств и витаминов. Из этого следовало, что он не шутил, когда сказал, что пока больше не планирует повторять попытки инсеминации.

Но где он сейчас?

Почему до сих пор не дома?

Неужели завел любовницу?

Лана передернула плечами, но морщиться себе не позволила: она уже наложила на лицо питательную маску с коллагеном и молекулами золота, и не хотела, чтобы тонкая ткань съехала или пошла складками.

До недавних пор Лана даже не допускала мысли о том, что у мужа может появиться другая женщина. Лукьянов был слишком порядочным человеком, чтобы пойти «на сторону». Но чем тогда объяснить его отсутствие?

«Надо бы попытаться вернуться в его постель». Эта мысль казалась мудрой, но вызывала у женщины тошноту.

С самых юных лет Лана считала секс делом грязным, низменным и постыдным.

Ее мать, Любка, простая деревенская женщина, работала на птицефабрике под Калугой и в одиночку растила дочь. «Все мужики — грубые, грязные животные! — внушала она дочери. — Похотливые кобели, которые только и смотрят, кому присунуть. Держись от них подальше!»

Когда Лане исполнилось двенадцать, у ее матери появился хахаль — простой работяга, любитель выпить и зажать женщину в темном углу. Он вел себя точно так, как и говорила Любка: прямо при Светке хватал женщину за задницу, наваливался всем телом, мял груди и пьяно ржал, когда та принималась отбиваться и обзывать его похотливым кобелем и озабоченным жеребцом.

— Пошли, моя кобылка, — говорил он, щеря в улыбке желтые от дешевого курева зубы, — покатаю! Укатаю так, что неделю врастопырку ходить будешь!

И мать, которой было всего-то тридцать два года, шла: отбивалась, ругалась — но шла следом за хахалем в спальню, из которой вскоре начинали доноситься громкие стоны, скрип продавленного матраса и звонкие шлепки. «Ну не могла я от него отбиться, — томно вздыхала Любка после ухода любовника. — Уж больно он настойчивый!»