– А ты её с радостью утешал!

– Ей нужен был ты! И только ты! Ты один.

Андре перевёл дыхание. Он признал поражение. Но таил надежду.

– Вам, кажется, пора в путь, маркиз. Госпожа графиня была бы огорчена, если вы задержитесь с письмами.

– Я вернусь, Давенпорт.

– Не сомневаюсь. И вас будут здесь ждать.

***

Утром Андре привёз вещи Элизы. Джек, мрачный как туча, встретил его молча. Брийон догадываясь, всё же спросил о здоровье девушки.

– Мне вас нечем порадовать, маркиз.

– Это моя вина, – прошептал Андре. – Она едва оправилась от болезни, а эта поездка навредила её здоровью.

Джек усмехнулся невесело. Ни упрекать Андре, ни оправдывать его ему не хотелось. На нём самом вины было не меньше, но признаваться в этом Брийону Джек не собирался. Простившись с маркизом, граф Давенпорт медленно поднялся по лестнице на второй этаж. Он надеялся на чудо.

Словно провинившийся ребёнок он взглянул в глаза матери. Как и вчера, когда он пришёл к ней за помощью, вынужденный признаться, что их гостья больна.

– У неё действительно жар, – подтвердила его опасения леди Сьюзен. – Бедная девочка! И как это могло случиться, Джон?

Ему нечего было ответить. Он хотел было сам поехать за врачом, но Сьюзен отговорила его, напомнив, что для этого есть слуги, а доктор Перси предан их семье и не задержится в пути.

Сьюзен подняла изорванную рубашку Элизы и дождалась взгляда сына.

– Даже не хочу знать, что здесь было, Джон! Но если надумаешь рассказать, я желаю слышать правду.

Джек перенёс Элизу в жарко натопленную гостевую спальную, и в ожидании визита доктора Перси не оставлял девушку одну. А леди Сьюзен на случай, если девушка очнётся, велела сварить крепкий куриный бульон. Элиза так и не пришла в себя.

Уильям Перси осматривал больную, и Джеку совсем не нравилось его сосредоточенное молчание. Хотелось верить, что это лёгкая простуда, простое недомогание, но эта мысль была слишком наивна. Джек понимал, что Элиза, скорее всего, серьёзно больна, и ждал слов доктора, словно приговора.

– Не знаю, известно ли вам, и имею ли я право говорить, – смущаясь, начал Уильям Перси. – Но я предполагаю, что ваша гостья ждёт ребёнка.

– Мисс Элизабет догадывалась о своём деликатном положении, – поспешил подтвердить Джек. – Что вы можете сказать о состоянии её здоровья, мистер Перси?

– Тяжёлое, – со вздохом признал тот. – Сильный жар, возможно воспаление лёгких. Трудно что-то обещать, граф.

– Ну так и не обещайте! Просто вылечите её, мистер Перси! Спасите её и ребёнка! И я озолочу вас!

– Всё в руках божьих, граф.

Джек сжал кулаки и раздражённо выдохнул. В милость небес он не верил. Доктор Перси оставил подходящие лекарства из тех, которые были у него с собой, дал указания и обещал непременно быть завтра.

– Я пришлю за вами утром экипаж, мистер Перси, – проводил его Джек.

И вот и сейчас доктор Перси не смог сказать ничего утешающего.

– Жар спал, – подтвердил он наблюдения молодого графа и леди Сьюзен. – Но если температура продержится дольше двух следующих дней, останется надеяться только на чудо. И молиться, миледи.

Джек сжал горячую руку Элизы, закрыв глаза, надолго припал губами к её горячему, покрытому испариной лбу.

– Вы будете жить, мадам, – зашептал он с непонятной злостью. – Вы не посмеете умереть! Если не желаете, чтобы я и на том свете преследовал вас! И пусть я не заслужил рая, но сам дьявол не удержит меня в аду!

И Джек выбежал из комнаты. Оставаться рядом с Элизой, мучимой лихорадкой, быть почти бессильным помочь ей справиться с болезнью, и просто ждать и надеяться, было одинаково невыносимо, как и находиться вдали от неё.

Некоторое время спустя леди Сьюзен нашла сына в библиотеке за очередным стаканом виски. Отняв из его рук спиртное, Сьюзен от души влепила сыну пощечину и стиснула руки от волнения за этот поступок.

– Да простит мне бог, ибо я надеюсь, что это в первый и последний раз, Джон!

Джек словно и не почувствовал удара по щеке.

– Это я во всём виноват, – пробормотал он, пошатываясь от выпитого виски.

– Не мне судить о твоей вине, Джонни, – откликнулась леди Сьюзен.

– Я запер её в той ужасной холодной комнате, – продолжал каяться Джек.

– Ты, несомненно, поступил грубо, Джон. Но я уверена, что мисс Элизабет могла простудиться ещё в дороге. А ты в таком виде не смей появляться в её комнате и показываться мне на глаза!

– Простите! – поцеловал Джек руку матери. – С вашего позволения я позволю себе прокатиться верхом.

– Ступай, Джон, – вздохнула Сьюзен. – Как же ты изменился, мой мальчик!

Из окна гостиной она наблюдала, как Джек взвил на дыбы Рейвена и умчался, как когда-то в юности. Но теперь она понимала, что он пытается заглушить боль.

И столь явные терзания сына убеждали её в его чувствах к той девушке.

***

Когда вернувшийся Джек увидел леди Сьюзен, встречающую его в холле, он подумал о самом худшем. Но потом разглядел спокойствие на лице матери и даже лёгкую улыбку на губах.

И сердце сильнее забилось от надежды.

– Она очнулась? – сразу же подумалось ему.

– Нет. Но она произносила твоё имя.

В мужских глазах заблестели слёзы.

– Только переоденься, прежде чем пойдёшь к ней.

Исполняя просьбу матери, Джек торопливо сменил одежду. Ему и вправду не хотелось нести запах конского пота и конюшни в комнату больной.

Джек застал её тихий приступ лихорадочного бреда. Хотя её бессвязные повторяющиеся слова и не были бессмысленными.

– Не надо, Джек! Он твой. Ребёнок твой. Я люблю тебя.

Мучившийся сомнениями Джек не мог понять должен ли он поверить этим словам, или сказанное в бреду, наоборот, является истиной.

Ему удалось дать ей несколько капель лекарства и даже показалось, что Элиза приоткрыла глаза. На некоторое время она затихла, словно заснула.

А вечером, когда случился новый приступ, Джек прибежал на её крик. Элиза металась и стонала, звала Джека. По обрывкам слов и фраз Джек догадывался, какие кошмары прошлого переживает сейчас девушка. И он не выдержал. Сев рядом на постель, он прижал девушку к себе, укачивая и убаюкивая, не замечая, что сам плачет.

– Я здесь, девочка моя, – шептал он, целуя её макушку. – Я здесь, не бойся, я не брошу тебя. Жизнь моя. Любовь моя. Только не покидай меня!

***

Дыхание Элизы было тихим и совсем неслышным. Джек открыл глаза и прислушался, коснулся рукой её щеки. И вместо жара лихорадки ощутил холод.

Джек затряс девушку за плечо, но она словно тряпичная кукла поникла в его руках. И тогда Джек закричал…

– Джонни! Мальчик мой! Тише!

Леди Сьюзен коснулась его плеча, и заснувший в изголовье постели Джек вырвался из кошмара, в котором Элиза была мертва.

Осознав реальность, молодой граф тут же потянулся к девушке. Дыхание её было тихим, но беспокойным. Она не бредила, но лихорадка по-прежнему сжигала её.

Джек вынужден был ненадолго выйти, чтобы доктор Перси осмотрел больную.

– Это кризис, – словно приговор прозвучал вердикт доктора. – Если она переживёт его – она выздоровеет.

– Но что-то же можно сделать! – в отчаянии не выдержал Джек.

– Ждать. И молиться.

Ждать. Это для Джека было самым невыносимым. Он исступлённо целовал её горячие ладони, вспоминая дни, которые он провёл с Элизой. Будь то день их встречи, её страх и сопротивление, её признание, счастливые ночи их любви. Или же тот вечер, когда его мир рухнул от потери и предательства. Но теперь Джек понимал, почему Элиза лгала или ничего не говорила ему. Возможно, он согласился бы прожить жизнь без этой женщины, но как смириться с мыслью, что она может умереть?

– Ступай, поешь немного, – попыталась его отвлечь леди Сьюзен.

Джек покачал головой. Чувство голода давно притупилось и перестало его волновать. Зато отчаяние и собственное бессилие порождали яростное желание что-нибудь сокрушить.

– Она не умрёт! – почти выкрикнул он. – Она не может умереть! В ней вся моя жизнь. Без неё мне незачем будет жить.

Было невыносимо больно, и эта знакомая боль отчаяния и бессилия сдавливала горло, не давая дышать.

– Помолись, Джон.

– Никто не отнимет её у меня! – упрямо покачал головой молодой мужчина. – Ни бог, ни дьявол!

Джек выбежал из комнаты. Он плеснул себе виски в библиотеке, но тут же отставил стакан, не выпив ни капли. Молодой мужчина поспешил в конюшню, сам оседлал Рейвена. И порыв ветра обжёг его лицо, когда граф пустил жеребца галопом.

Джек влетел в часовню, бросая слова на ходу, словно удары.

– Ты не посмеешь её отнять! Я знаю, угроз ты не боишься. Угроз ты не слышишь, да и кто я такой, чтобы угрожать? Но ты же слышишь молитвы? Пусть я не умею молиться, но ты же видишь – я стою перед тобой! – смирив гордыню, упал Джек на колени. – Знаю, ты любишь наказывать за грехи. Да, у меня их немало. Если тебе хочется наказать меня – накажи! Но не так! Не ценой её жизни! И жизни моего ребёнка! Спаси их, я согласен на любую цену!

Джек повернулся к статуе святого Кристофера.

– Ты, который нёс Его на плечах! Я знаю, это ты сберёг её для меня! Ты привёл её ко мне! Ты, мой святой заступник! И я не знаю, кого ещё просить о помощи. Не дай ей ступить на последнюю тропу её жизни! Я, Джон Кристофер, прошу тебя!

Джек долго стоял в часовне перед статуей святого и молчал. Кровь пульсировала в висках, разум едва был в силах облекать стремительные мысли в слова.

Сердце тянуло его обратно. Джек не мог назвать это предчувствием, он просто хотел очутиться рядом с Элизой. Он торопливо вышел из часовни, вскочил в седло и пустил Рейвена галопом. Он мчался по пустоши, и бьющий в лицо ветер срывал его слёзы.

Рейвен взвился на дыбы, а из горла мужчины вырвался крик. Джек кричал, не зная, как ещё можно выплеснуть накопившуюся боль. Но стало действительно легче.

Джек направил Рейвена домой. При виде Жана, выбежавшего встречать его за ворота особняка, у Джека похолодело внутри, сердце замерло.