— Дай мне руку, моя дорогая. Я поведу тебя, чтобы ты не споткнулась в этих потемках.

Ранчо осталось в получасе езды. Гидеон спешился и привязал Акамаи к стволу охия лехуа. Листья священного дерева отливали серебром в лунном свете, издалека доносились звуки чудесной музыки. Глаза Гидеона таинственно мерцали, в них переливались синие и голубые искорки. Он поднял Эмму, обняв ее за талию и крепко прижав к себе.

— Гидеон, сейчас же прекрати! Отпусти меня. Я прекрасно могу идти сама… Говорю тебе, отпусти меня, бесстыдник! — Она вырывалась, болтая ногами в воздухе. — Куда ты меня завез? Мы нарушили границы частной собственности, это чужая земля, ты понимаешь это? Сейчас сюда прибегут люди и начнется скандал!..

Не обращая внимания на ее сопротивление, Гидеон понес ее по тропинке, вьющейся между невысоких скал.

— Мне лучше знать, на какой мы земле, своей или чужой, миссис Кейн. Теперь я хозяин твоей судьбы, твой владыка и повелитель. Ты должна во всем слушаться меня, Эмма, и если будешь вести себя как следует, то скоро сможешь сушить юбки на новых воротах. Это я тебе твердо обещаю.

— Сушить юбки на новых воротах? Так говорят мужья своим женам, когда собираются ввести их в свой дом. — Эмма недоверчиво оглядывалась кругом. — Но где же эти ворота? Я ничего не вижу, кроме каких-то балок и стропил…

Ей показалось, что она стоит под сводом ребер какого-то гигантского кита, выброшенного бурей на берег океана.

Запах свежих стружек и скипидара, заглушивший все остальные запахи ночи, казался ей таким приятным, таким уютным… Она с наслаждением вдыхала его.

— Так где же обещанные новые ворота, сэр? Я не вижу тут ничего похожего на них. — Эмма капризно топнула ножкой, и Гидеон еще раз подивился тому, как мило ему каждое движение, каждая нотка ее прелестного голоса.

— Ты ничего не видишь, радость моя, потому что смотришь пока на все это своими глазами…

— Как ты странно говоришь? Конечно, я смотрю своими глазами, а чьими еще глазами ты мне прикажешь смотреть? Не слишком ли ты многого требуешь от меня, глупый и заносчивый мужчина, погрязший во грехе гордыни и самоуверенности?

— Нет, Эмма. — Голос его звучал так серьезно и взволнованно, что она решила оставить шутливый тон. — Я только прошу тебя взглянуть на все это глазами воображения, понимаешь.

Лавируя между штабелями досок и грудами опилок, Гидеон донес ее до свежеструганных ступенек, ведущих внутрь недостроенного двухэтажного дома.

— Стой здесь, смотри внимательно и скажи мне, что ты видишь теперь, что ты видишь своим вторым зрением, миссис Кейн?

Эмма стояла на пороге, оглядывая двор, тропу среди высокой травы, по которой они пришли сюда, дерево охия лехуа, возле которого пасся серый жеребец, верный Акамаи…

— Ну же… Сосредоточься немного… Ты видишь теперь?..

— Что же я должна видеть, Гидеон? Новые ворота?

— Да, прекрасные, узорные чугунные ворота с чудесными литыми украшениями. Смотри, какой затейливый рисунок, какие цветы и травы, какие сказочные звери и рыбы вплетены в него. Они сделаны по специальному заказу в Новой Англии и привезены сюда по океану. Смотри, как похожи на часовых эти массивные тесаные блоки из белых кораллов, к которым они крепятся! Разве они не великолепны? Не только на острове, но и во всей Америке нет ничего подобного.

Эмма согласно кивала, осторожно поглядывая на Гидеона. Да-да, прекрасные, великолепные ворота, но не пригласить ли сюда срочно доктора Форестера? Похоже, что ее дорогой муженек свихнулся от счастья. Опасно спорить с сумасшедшими — ее предупреждали об этом еще воспитательницы в монастыре, когда учили ухаживать за больными. Честное слово, она немного испугалась.

— Ну, а теперь самое главное! Дом!

Он понес ее на руках вверх по лестнице, временами останавливаясь, чтобы поцеловать свое сокровище. На самой верхней ступеньке он бережно поставил ее на ноги.

— Не желаете ли войти, дорогая? — Гидеон широким жестом распахнул перед ней воображаемую дверь и повел вперед, придерживая за плечи, чтобы она не оступилась.

— Вот холл, мэм, взгляните и убедитесь сами, что он достаточно светел и просторен. Вот винтовая лестница, ведущая на второй этаж. Она очень изящна и удобна, не правда ли? Может быть, вы соблаговолите подняться, уважаемая хозяйка? Наверху вас ждет мастер. Он жаждет получить от вас подробные указания по дальнейшему обустройству этого дома.

— Гидеон, ты и в самом деле сошел с ума? Что мы делаем здесь, объясни мне. Ворвались в чужие владения, бродим по чужому недостроенному дому, вместо того чтобы провести первую нашу ночь у себя, в своей спальне? Давай-ка, уедем отсюда поскорее, пока нас не застукал настоящий хозяин этих мест.

— А он уже здесь, дорогая! — Гидеон смотрел на нее сверху вниз, горделиво приосанившись. Его бархатный баритон звучал так нежно и вкрадчиво… Он был так величав, так спокоен, так прекрасен… Точно знойный самум обжег щеки Эммы, — так страстно любила она его в эту минуту.

Гидеон ласкал горячими пальцами черные завитки волос у нее на затылке.

— Милая, это наш дом. Я обещал тебе когда-то, что построю его для нас с тобой — и вот он ждет тебя, счастье мое! Уже полжизни он ждет, когда ты войдешь в него полновластной хозяйкой.

Фиалковые глаза ее блеснули.

— Это твой дом, Гидеон? Правда?

— Нет, не мой, а наш, Эмма. Я так долго мечтал о нем, что уже и не верил в то, что настанет час, когда ты увидишь его. И вот ты здесь — и делишь со мной эту радость!

— И ты сам строил его?

— Целых шесть месяцев. И он еще не закончен. Но я придумал его еще до того, как забил первый гвоздь. Ты помнишь, когда это было, Эмма?

Она растерянно молчала. Помнила ли она? О да! Она слишком хорошо помнила, как семь лет назад один долговязый влюбленный мальчишка обещал ей построить большой красивый дом из дерева коа, дом с длинной верандой над берегом океана, на которой они будут сидеть вдвоем вечерами и любоваться пенными гребнями волн и диким пляжем, пристанищем их первой любви! Разве могла она забыть эти счастливые часы, которые выкрадывала с таким трудом, разве могла она забыть ту полную луну, при свете которой они любили друг друга под кровом из лоз винограда? Именем этой луны она назвала свою и его дочь, малышку Махеалани, зачатую в полнолуние.

— Как я счастлива, Гидеон, что ты помнишь все это! Но ведь мы были тогда всего лишь глупыми детьми.

— Возможно. Но мы были уже достаточно взрослыми, чтобы понять, что не сможем жить друг без друга.

Гидеон перецеловал ее пальцы, коснулся губами нежной ложбинки в середине ладони. Неотрывно глядя любимой в глаза, он словно старался прочесть ее мысли. Эмма чувствовала, как страсть, нежность и великая гордость за то, что этот большой сильный человек так предан ей, переполняют ее душу.

Это чувство опьяняло ее, все ее тело трепетало, щеки пылали. Ей казалось, что они стали единым целым, она ощущала его с такой полнотой, какой не знала до этой минуты.

В каждой вене, в каждой жилке ее билось желание.

— Идемте, миледи…

Гидеон старался сохранять спокойствие, но голос его прерывался.

Эмма поднялась с ним по лестнице на второй этаж. Она гладила перила, глядя на иссиня-черный свод небес, усеянный крупными, немигающими звездами. Как огромны и прекрасны были эти звезды, сиявшие в просветах между стропилами, — небо, словно расцвело невиданными цветами, сплетавшимися в чудный свадебный венок созвездий! Это была ночь Небесной Звезды, их первая брачная ночь!

Сердце ее билось так сильно, что Эмма, боясь упасть, крепче сжала широкую, мозолистую ладонь Гидеона. Это была рука настоящего зрелого мужчины, знакомого с тяжким трудом, много пережившего и перенесшего в жизни, но оставшегося таким же молодым и прекрасным, как и семь лет тому назад. Это была рука мужа, отца, защитника. Ее пальцы ласкали его ладонь. Эта невинная ласка доставляла им обоим неизъяснимое наслаждение. Нет, их чувства не изменились за годы разлуки.

— Нет, Эмма, я не согласен с тобой в этом. Кое-что все-таки изменилось.

Он подслушал ее мысли. Как он понимает ее!..

— Что же изменилось, Гидеон?

— Во-первых, я люблю тебя теперь сильнее, чем раньше. А во-вторых, ты стала еще прекраснее с тех пор, как удостоила меня счастья называть тебя женой.

— Я стала еще прекрасней? Это невозможно! — Она рассмеялась и вдруг обняла его, прижавшись к нему всем телом.

Гидеон почувствовал полноту ее груди, тяжесть тела, дрожавшего от страсти.

— Невозможно? — эхом откликнулся он.

— Конечно, ты ведь всегда любил меня, как сумасшедший!

— Разумеется, моя жестокая обольстительница. Но теперь я просто обезумел от любви к тебе. Еще ни один мужчина на свете не любил женщину так, как я люблю тебя, миссис Эмма Калейлани Кейн! И ты даже представить себе не можешь, как я буду любить тебя в нашу первую брачную ночь.

— О-о! А я думала, что все знаю о тебе. Неужели я ошибалась?

— Да, дорогая, я обещаю тебе, что в эту ночь мы узнаем друг друга совсем по-новому, иначе, лучше, чем прежде. Но сначала поднимемся в мой рабочий кабинет, в мастерскую строителя, возводящего этот дом. Неужели тебе не интересно побывать в нем?

— Побывать в твоей мастерской? Я всю жизнь мечтала только об этом!

Они вышли на просторную площадку, где стояли козлы, лежали груды стружек и щепок. Это был ход на веранду.

Эмма замерла в восхищении. Она уже видела весь дом, мысленно украшала его, расставляла в нем мебель из ротангового дерева, развешивала люстры и бра из граненого хрусталя — каскады подвесок, отражавших свет сотен свечей, тоненько и мелодично звенели при каждом шаге, и она уже слышала этот нежный звон, хотя над головой не было ничего, кроме черного бархата ночного неба… Она слышала говор гостей, прибывших из Гонолулу, Сан-Франциско, Бостона… Она видела картины, тяжелые шторы, снежно-белые занавеси на окнах. У нее будет собственная гостиная, уставленная мягкими удобными креслами, столовая с огромным обеденным столом под тяжелой крахмальной скатертью, где всем найдется место и обеденный прибор из старинного серебра… Все комнаты в этом доме будут просторными и светлыми, в высокие французские окна от пола до потолка будет щедро литься яркий солнечный свет… И повсюду будут цветы роскошные розы, жасмин, фиалки… В полдень она будет принимать у себя светских дам и беседовать с ними о том, о сем за чашечкой ароматного чая. За ужином соберутся их мужья и будут обсуждать с Гидеоном свои дела и всякие события, происшедшие на острове за истекший день. Они будут попыхивать дорогими, душистыми сигарами, а она отправится в спальню Махеалани, чтобы рассказать ей на ночь новую сказку.