Лилиана начинает визжать.

— Я задал тебе, черт побери, вопрос. — Сквозь стиснутые зубы, замечаю я.

— Нет, — кричит она в ответ.

Я понимаю, что она лжет. А чего еще стоит ожидать от дочери Джека Идена? Каков отец — такова и дочь. Я разжимаю кулаки, мне нужно вернуть свой контроль. Я не могу позволить ей взять над собой верх. С тихим смехом я откидываюсь на спинку кресла и насмешливо смотрю на нее.

— Хорошо. Я расскажу тебе свою историю, возможно, она поможет тебе... вспомнить.

Она сжимает руки с такой силой, что костяшки ее пальцев белеют.

— Когда-то у меня тоже была семья, — начинаю я, устраиваясь поудобнее в кресле. — Не менее любимая, чем твоя. Мой отец был садовником, и мы жили в фургоне, как и все цыгане. Мы никогда не останавливались на одном месте больше, чем на несколько месяцев. — Мое лицо кривится в усмешке. — Мы не могли этого сделать, потому что копы — свиньи все равно бы прогнали нас с этого места. — Я замолкаю. — Постой... моя история кажется тебе недостаточно поэтичной, не так ли?

Даже с другого конца комнаты я слышу, как ее дыхание учащается от напряжения и тревоги.

— Я хочу сказать, что моя семья не была какой-то особенной. Извини, — Я поднимаю глаза к потолку. Как мне ей все рассказать, чтобы история моей семьи была достойной внимания дочери Джека Идена?

Она с вниманием смотрит на меня, полностью прикованная вниманием к моей истории. Почти не моргает.

— У моей матери были длинные черные волосы и ярко-зеленые глаза. Она была очень красивая. Самые сильные и известные мужчины в нашем клане хотели жениться на ней, но она выбрала моего отца. Помню, она листьями герани, которую отец приносил домой, румянила щеки.

Лилиана хмурится. Мне казалось, что это должно на нее подействовать.

— Трудно забыть такую женщину. Ты смогла бы ее забыть, маленькая Лилиана?

Она молчит, я начинаю морщить лоб, как бы предупреждая, что мне не нравится ее молчание. Она тут же выпрямляется и отвечает:

— Я... Да, наверное, не смогла бы. Но какое отношение она имеет ко мне?

Мой взгляд становится темным от ее глупого ответа. Хотя я притворяюсь беззаботным, но внутри у меня все кипит и горит.

— Я решил рассказать тебе о ней, поскольку ты должна вспомнить моего отца.

Наступает тишина.

Непроизвольно у меня рука сжимает подлокотник кресла, когда я произношу свой следующий вопрос, сердито рыча, как животное нежели, чем человек.

— Ты его помнишь... не так ли?

Она дотрагивается рукой до головы и кивает. Медленно.

Мои губы кривятся в горькой усмешке.

— Хорошо. Мы, наконец-то подошли к самому главному. — Внезапно я чувствую, что больше не хочу играть в эту игру. Я даже смотреть на нее не могу. Есть вещи, по которым до сих пор тоскует мое сердце, и я предпочитал ими не делиться ни с кем. Я встаю. — Забавно... Я никогда не могу ее рассказать сразу от начала и до конца. Продолжим в другой раз.

Она делает нервный шаг вперед, ее глаза сверкают и широко раскрыты, как голубые звезды.

— Прошу тебя… отпусти меня. Я была тогда всего лишь ребенком.

Я хмурюсь.

— Прибереги свои оправдания для кого-то другого, меня они не интересуют.

— Чего ты от меня хочешь? — испуганно спрашивает она.

— Пока не знаю, — честно говорю я, разворачиваясь и уходя. Призраки моих родителей подобрались ко мне так близко, что я потерял всякое желание к ней.

— Ты похитил меня, держишь в заложниках в глуши и не знаешь, чего от меня хочешь?

Я останавливаюсь, наполовину повернувшись. Она вызывающе смотрит на меня, глаза прожигают дыры страха на бледном ее лице. Кровь стучит в ушах. Все эти годы я думал о ней, как о песчинке, которая попала мне в глаз. Ее легко смыть, но оказывается это не так. Она своим видом и взглядом встревожила всех дьяволов, демонов и упырей в моей душе.

— Ладно, я скажу тебе то, что хочу, — бормочу я. — Я знаю одно — не могу выбрать между тобой и твоим отцом. Я хочу, чтобы один из вас умер, а другой всю жизнь, до скончания века, жил с виной за эту смерть. — Я втягиваю воздух от трудной дилеммы, поглаживая подбородок. — Не знаю, кто из вас должен умереть, а кого заставить мучиться всю жизнь. Не могли бы ты мне помочь с выбором?

И она срывается с места, голося, как баньша и пытаясь дотянуться до моего лица, чтобы поцарапать. Я с легкостью хватаю ее за изящные запястья. Она пытается ударить меня по ногам, но я отталкиваю ее, она не успевает удариться спиной о стену. Она, задыхаясь, смотрит на меня с шоком и болью. Ее дыхание подобно горячему ветру, несущее воспоминания об усохших розах, зелени и темной земли, которую все время копал мой отец. Я прижимаюсь к ней всем телом, она не сопротивляется, и я мгновенно становлюсь твердым, как камень.

Она чувствует мою эрекцию, упирающуюся ей в пах, и замирает. Мы не двигаемся.

Я смотрю ей в глаза, ощущая запах, исходящей от ее тела и волос, мыла и шампуня. Я чувствую драгоценную жизненную силу внутри нее и теплоту ее кожи. Я слышу, как бьется ее сердце и ее кровь бежит по венам. Желание к ней ударяет меня, словно под дых. Желание раздвинуть ей ноги и попробовать на вкус настолько невероятно сильное. Я столько ждал. Зачем ждать еще?

— Почему должен кто-то умереть? — шепчет она. — Что, черт возьми, мы сделали такого ужасного?

— Потому что я поклялся отомстить за смерть своих родителей.

Ее глаза распахиваются.

— Что это значит?! Я даже не понимаю, о чем ты говоришь.

— Все дело в чувстве вины. Я хочу, чтобы ты почувствовала те же чувства, что и я. Я хочу разделить с тобой свою вину, но как я могу разделить что-то подобное, если ты даже не знаешь, каково это — стать причиной смерти того, кого больше всего любишь? — Я отпускаю ее.

Но ее ноги подкашиваются, и она медленно сползает по стене на пол.

Я смотрю на нее сверху вниз.

— Это ответ на мой предыдущий вопрос. Твой отец должен умереть... тогда ты, как и я, будешь все время жить с чувством вины.

Она отрицательно качает головой и поднимает на меня взгляд.

— Нет, лучше, пусть умру я. Это моя вина. Лучше тогда убей меня.


Глава девятая

Лилиана

Девять лет назад


Я видела перед собой чумазого мальчишку. Он был высоким, широкоплечим, со свирепыми черными глазами и прямыми черными волосами. Он был на пару лет старше меня. Сыном одного из странствующих цыган. Его отец работал на моего отца, садовником у нас в саду. Мальчик стоял один и смотрел в пруд. На нем была грязная одежда, руки были черные от грязи, но по какой-то непонятной мне причине меня тянуло к нему. Я решила подойти и предложить перекусить.

— Как тебя зовут? — Спросила я, подходя.

— Не твое дело, — пробормотал он, даже не взглянув на меня.

— Какой ты грубый, — презрительно произнесла я. — Я пришла предложить тебе перекусить.

— Я не голоден. Мне не нужны твои подачки.

Я уперла руки в бока, злясь на его грубость.

— Я просто пыталась быть вежливой.

Он повернулся ко мне, его глаза сверкнули.

— Хочешь быть вежливой?

Я растерянно посмотрела на него.

— Ну, хотела. Но больше не уверена, что хочу.

— Тогда проваливай.

Я ахнула от удивления. Не знала, почему я не ушла тогда и не пожаловалась папе, но я чувствовала себя обязанной остаться и противостоять ему.

— Почему ты такой грубый?

— А почему ты такая заноза в заднице?

Я скрестила руки на груди.

— Хорошо, я хочу быть вежливой. Что не так?

Он схватил меня так быстро, что я взвизгнула, как щенок. И прежде чем я поняла, что происходит, он поцеловал меня прямо в губы! Я была слишком потрясена, чтобы сопротивляться его поцелую. Его губы были твердыми, сильными и горячими. Поцелуй продолжался и продолжался, и, к моему удивлению, маленькая бабочка начала трепетать внизу у меня в животе. Потом он поднял голову и посмотрел мне в глаза. Я не могла отвести от него взгляда. Я была слишком удивлена и шокирована.

— Лилиана Иден, когда-нибудь я женюсь на тебе, — заявил он, прежде чем уйти.

Я коснулась губ. Они все еще покалывали.

Он поцеловал меня.

Фу... Фу.

Неотесанный грубиян поцеловал меня! Я неслась к дому с такой скоростью, на какую была способна. Я влетела в парадную дверь и ворвался на кухню. Там находились мама с папой.

— Меня поцеловал мальчик, — выдохнула я.

— Что?! — Закричал отец, вскочив на ноги, его лицо потемнело от ярости.

Мама схватила отца за запястье.

— Ей всего одиннадцать, Джек. Это ничего не значит.

— Черт возьми, нет, это значит. — Папа яростно выругался и вышел из дома.

Я смотрела, как он направился к отцу мальчика. Они разговаривали, папа сердито жестикулировал. Мужчина позвал сына и дал ему подзатыльник. Мальчик ничего не ответил. Он просто повернул голову и посмотрел на меня в окно дома. На его лице не было улыбки. Он просто смотрел на меня, пока отец снова не ударил его и не потащил за собой.

Я коснулась губ. Они все еще покалывали. Теперь я жалела, что рассказала папе о его поцелуе.


Глава десятая

Бренд


Я прищуриваюсь, глядя на нее у своих ног.

— Хм. Единственное, в чем виноват твой отец, так это в том, что он обращался со мной и с моим отцом как с собаками. Ты, с другой стороны,..

Я не смогу сказать вслух или даже признаться самому себе, какое сильное влияние она оказывала на меня. Мой взгляд блуждает по ее телу, по полной груди, ее позе на полу, натянутой блузки, тонкой талии и слегка раздутым бедрам. Я чувствую боль в сердце, словно осязая ее боль. Я опускаю руку и хватаю затвердевший член между ног.