Заметив страх в ее глазах, я медленно улыбаюсь. Наклонившись, поднимаю ее на ноги.

— Посмотри на себя, ты уже взрослая и находишься сейчас во власти сына садовника.

И она совершает странную вещь — облизывает губы. Я слишком много раз бывал в том квартале, чтобы сделать вывод, что не сухость во рту заставляет женщин облизывать губы. С удивлением провожу пальцем по ее мокрой нижней губе. Мягкая и пухлая.

— Ты когда-нибудь вспоминала обо мне, Лилиана?

Секунду она колеблется, потом отрицательно кивает.

Чего можно ожидать от дочери бандита? Я отпускаю ее.

— Бери это кресло, — приказываю я, кивая головой на другое кресло рядом с ней, — и тащи его в свой угол.

Она смотрит на меня смущенно, словно не понимает. Я молчу, не собираясь повторять, мой взгляд темнеет, она подчиняется. Тащит кресло по деревянному полу, издавая такой же скребущий звук, как и я, когда ее разбудил.

— Отлично, — говорю я, садясь в свое кресло, выдвинув его на середину комнаты. — Теперь раздевайся.

Она с ужасом глядит на меня, и на долю секунды я готов поспорить, что она готова упасть на колени, начав меня умолять. Но вместо этого она надменно поднимает подбородок и спрашивает:

— Это спасет моего отца?

Я пожимаю плечами. Я рад, что она начинает задумываться о своем положении.

— Посмотрим, это только начало.

Не сводя с меня глаз, она поднимает руки и начинает медленно расстегивать пуговицы на блузке. Все пуговицы расстегнуты, она снимает блузку с плеч. Двигаясь совсем несексуально и неторопливо, будто надеется, что ее стриптиз будет для меня таким, черт побери, занудным и скучным, что я потеряю к ней всякий интерес, или внезапно во мне проснется совесть, и я попрошу ее остановиться. К сожалению, у нее нет ни единого шанса ни на то, ни на другое. С каждой пуговицей, которую она расстегивает, все мое тело становится более и более напряженным от первобытного желания. И когда она доходит до темного кружевного лифчика, я уже не в состоянии оторвать глаз от ее груди. Она замирает.

— Снимай его, — слышу я свое рычание.

Громко сглотнув, она делает то, что я ей сказал. Чтобы скрыть свое выражение лица, она опускает голову и волосы накрывают ей лицо. Ее груди — сливочные прекрасные красавицы.

— Дальше, — хрипло настаиваю я, я опускаю взгляд по ее тонкой талии к пупку. Трусики на ней скрывают слишком много. Я ненавижу их. — У тебя имеется целый ящик нижнего белья. Отныне ты либо носишь его, либо вообще ничего.

Она молчит.

Мать твою. Я сообщаю ей следующее правило.

— Снимай трусики и лифчик, потом сядь в кресло и положи раздвинутые ноги на подлокотники.

Теперь я полностью завладел ее вниманием. Она задыхается и открывает рот, пытаясь возразить, но мне достаточно приподнять бровь и сказать:

— Ты ценишь свое тело больше, чем жизнь своего отца?

Она резко закрывает рот и стягивает с бедер оскорбительные трусики.

Да, я предполагал, что она будет именно такой. После эпиляции, свежевыбритая, гладкая, как попка младенца. Во рту у меня пересыхает. Она поворачивается к креслу спиной, я разглядываю ее полные округлые ягодицы. У меня перехватывает дыхание, когда она садится, одну за другой поднимает ноги на мягкие подлокотники.

Ее влагалище раскрывается перед моим взором, как прекрасный, покрытый росой цветок, блестящий от возбуждения. Именно так я его себе и представлял — розовое, влажное и, однозначно, манящее и соблазнительное. Я хватаюсь за подлокотники кресла, чтобы не нырнуть прямо к нему. Мне хочется попробовать его на вкус, а потом, чтобы мой член растянул его и грубо трахнул.

Я подаюсь вперед в неподдельном возбуждении и поднимаю на нее затуманенный взгляд.

— Ты когда-нибудь фантазировала о мужчине?

Она молчит, я этого ожидал. Ее взгляд пуст и устремлен куда-то поверх моего плеча.

Я продолжаю:

— Ну, а я представлял. Тебя. С тех пор, как я увидел два года назад на благотворительном мероприятии. Твоего отца тогда награждали очередным призом, вся ваша семья сидела за главным столом. У тебя была такая короткая юбка, что ты не могла нагнуться. Я слышал, как один из твоих братьев посмеивался над тобой на этот счет. И твои волосы почти доходили до талии, жалко, что ты их подстригла, а твои губы были ярко-красными. С тех пор я постоянно трахаю тебя… мысленно. И теперь ты передо мной, с разведенными ногами. — Я улыбаюсь, обнажив зубы.

Она заторможено в шоке смотрит на меня.

— Дотронься до себя, — приказываю я. — Представь, что это я, — «Ты ведь так и делал в своих мыслях и в сердце», тихая мысль шепотом приходит из ниоткуда. На долю секунды она настолько меня ошеломляет, а затем сводит с ума. Лилиана и так уже пытается обвести меня вокруг пальца. Но у нее ничего не получится. Ненавижу ее. — Трогай себя, — резко приказываю я. — Устрой для меня представление, Лилиана. Действуй как шлюха.

Ее глаза недоверчиво расширяются.

— Проблемы? — Вежливо осведомляюсь я, наслаждаясь ее унижением так же, как тогда она наслаждалась моим. Мне нужно избавиться от мучений и вины, которые, как проклятье, нависают надо мной постоянно.

Тишина, кажется, тянется вечно, злые слезы наполняют ее глаза, она с ненавистью смотрит на меня. Потом закрывает глаза, ее рука двигаться к влагалищу, меня пронзает гнев.

— Открой свои чертовые глаза, — рычу я.

Она дергается от внезапной вспышки моего гнева, распахивая глаза.

— Не заставляй меня повторять, — напоминаю я ей, откидываясь на спинку кресла.

Ее взгляд останавливается на мне, ее пальцы медленно приближаются к красивой киски. У меня рот начинает наполняться слюной, дыхание становится прерывистым, а член грозит прорвать штаны. Внешне, правда, я кажусь спокойным, почти безучастным, пока наблюдаю за ней.

Что в ней такого?

Почему она так на меня влияет? Мне двадцать четыре года, но такое чувство, словно прожил уже лет сто. За это время я потерял счет количеству женщин, которых трахал до изнеможения. Ничто не может сравниться с возбуждением от вида обнаженной Лилианы Иден, с широко раскрытыми ногами, сидящими прямо передо мной.

— Рукой, — приказываю я.

Ее рука прикрывает влажную плоть.

— Сильнее. — Я должен себя сдерживать от рычания монстра внутри меня. Глядя, как ее соки сочатся между ее пальцами, стекая вниз. Довольный смешок срывается с моих губ от вида такого красивого зрелища. Она хочет этого так же сильно, как и я.

— Поднеси руку ко рту и попробуй себя на вкус.

Ее вызывающий взгляд смотрит на меня осуждающе. Как бы говоря, что она никогда не простит мне того, что я с ней сейчас делаю. Она не понимает, что ее взгляд меня еще больше заводит.

Поднеся руку к губам, она высовывает язык и облизывает свои пальцы. Хотя, она специально делает все это со скучающим выражением лица, но для меня этот жест очень сексуальный. У меня губы сами собой раскрываются от желания облизать ее пальчики. Я забываю, как дышать, совершенно не осознавая этого.

— Оближи пальцы, медленно... один за другим. Не заставляй меня напоминать тебе не закрывать глаз.

Она следует моим указаниям, слизывая свою сливочную влагу с руки.

— Ты, должно быть, очень сильно возбуждена, раз твой клитор чертовски набух. — Я ловлю ее взгляд, удовлетворенно улыбаясь. Яркий румянец заливает ей щеки. — Погладь его, — приказываю я. — Жестко и быстро.

Она начинает гладить свой розовый бутон. По тому, как она стискивает зубы и начинает часто дышать, мне становится ясно, как день, что она борется, боясь показать мне какое испытывает наслаждение.

Я подаюсь еще больше вперед.

— Еще быстрее.

Она убыстряет движения пальцами, и ее бедра начинают двигаться в такт. Грудь начинает быстро подниматься и опускаться, показывая учащенный ритм ее сердцебиения. Ее глаза превращаются в полуприкрытые щелки, голубые радужки блестят между густых ресниц. Вскоре похоть берет верх. Она перестает притворяться равнодушной и открыто идет на волне кульминации до полного завершения. Левой рукой она вцепилась в основание кресла, сдерживая сильные вспышки желания, пробегающие по телу. Я вижу, как все ее тело дергается, груди трясутся, испытывая настоящее удовольствие. Она прекрасна в своем оргазме. Ужасно, что она, наконец, вспоминает, где находится, в какой ситуации. Она заставляет себя открыть глаза и посмотреть на меня. В них читается полное презрение.

И демонстрировать мне такое откровенное презрение — ошибка с ее стороны. У меня на руках все карты.

— Боюсь, все было слишком быстро, — растягивая слова, говорю я. — Я хочу разглядеть все сполна. Поэтому сделайте все снова. На этот раз представь, что меня здесь нет, не стесняйся. Трахай себя вдоволь. Поиграй грудями, поиграй собой и трахни себя, пальцами свою дырку.

У нее глаза расширяются, она с трудом сглатывает.

— Ты уже трахала свою дырку, не так ли, маленькая Лилиана? — Со смехом спрашиваю я.

— Нет, — отрицает она, затаив дыхание.

Еще одна ложь.

— Может, мне научить тебя как это делается?...

— Нет! — тут же выкрикивает она.

Ее ужас заставляет меня тихо рассмеяться. Я замолкаю, продолжая смотреть на нее в положении полной уязвимости и подчинения.

— Тогда порази меня, как ты можешь трахнуть сама себя.

Она вздыхает с облегчением, видя, что я не собираюсь ее учить.

— Мне нужно закрыть глаза, — смущенно произносит она.

— Закрой, — разрешаю я улыбкой.

Глубоко вздохнув, Лилиана Иден закрывает глаза и начинает свое представление. Она берет левую грудь в руку и нежно сжимает ее. Языком облизывает нижнюю губу, правой рукой сжав красный сосок, потом скользит рукой вниз. Она начинает кружить и потирать набухший клитор, который выглядит таким нежным, ее попка почти приподнимается со стула от ощущений.