- Это - мне? - Надя тогда ошалело уставилась на запотевший пластиковый контейнер.

- Я подумал, вы тоже проголодаетесь, - пожал плечами Игорь. - Не мог же я есть перед вами в одиночку!

Еще чуть-чуть, и Надя бы прослезилась. Некоторые и мужа-то такого не могут дождаться всю жизнь, а ей вот клиент достался заботливее, чем мать родная. Неудивительно, что Эрлих так прикипел к своему младшему ученику, для Игоря хотелось сделать все возможное - и даже больше. Конечно, он именно Игоря отправлял на международные конкурсы! Во-первых, Платона в силу своих возможностей неистово пиарила Римма Ильинична, во-вторых, его бесконечно приходилось пинать и тащить на себе. Будто все ему обязаны только за то, что он виртуозно владеет смычком.

Да, возможно, в игре Платона был какой-то особый огонь, если не сказать божественная искра. Перед его улыбкой трудно было устоять, а лукавый взгляд цеплял за живое. Но все это меркло после работы с ним. Теперь-то, глядя на прошлое свысока, Надя понимала: все это время Платон тянул из нее жилы. Она будто бы волокла его за собой на санях, барина, по-шаляпински укутанного в меха. И волокла не по снегу, а по асфальту, причем поводьями служили ее собственные, убеленные первой сединой волосы.

Очевидно, что Игоря она заслужила за долгие мытарства с Платоном, и сейчас ничуть не жалела о своем решении. Напротив, в кои-то веки была преисполнена энтузиазмом. Игорь заразил ее своим задором, впервые за последние годы она снова горела работой, строила планы не ради отдельной квартиры или похвалы Воскобойникова, а просто ловила кайф от того, что делает.

И потому, когда Платон выскочил из весенних сиреневых сумерек, как черт из табакерки, и схватил ее за руку, чтобы обвинить в злостном предательстве, Надя вдруг вспомнила про Лизу. Окажись перед ней сейчас эта маленькая подколодная змейка с востроносой мордочкой Буратино, Надя обняла бы ее и троекратно смачно расцеловала. Ведь если бы не Лиза, она бы до сих пор изо дня в день слушала эгоцентричные баллады Барабаша.

- Ты так и не простил Игорю, что Эрлих любил его больше тебя? - прямо спросила Надя у Платона, надеясь, что этим остудит его пыл.

Какое там! Расколошмать она виолончель у него на глазах, - он и тогда психанул бы меньше.

- Это Игорь тебе наплел, да? - взорвался Платон. - Так и знал! Нажаловался, наверное, рассказал про нищее детство или как больной таскался на пары. Герой хренов! А то, что после этого у Владимира Семеновича была пневмония, он не упомянул? Мама тогда нашла ему лучшего пульмонолога, а что сделал этот кретин Игорь? Он ездил домой к Эрлиху заниматься! Домой, Надя! К больному пожилому человеку!

- Платон... - попыталась перебить Надя, но тщетно: ящик Пандоры-Барабаша был уже распахнут.

- .Как будто нельзя самому взять ноты и выучить программу! Да, именно так я и сделал, потому что мне не начхать было на Владимира Семеновича! Я вызубрил конкурсные пьесы так, что мог бы сыграть их ночью во сне на. Не знаю, на сушилке для белья! Знаешь, такой, со струнами?

- Платон!

- И что ты думаешь? Эрлих отправил в Италию его, а не меня! Хотя он играл, как робот-обезьянка. Чистенько так, просто стерильно. Аж тошнит! Этого тебе Игорь не сказал? Хотя нет, дай угадаю, - Платон поднял указательный палец. - Он, наверное, сказал, что я тогда вообще не занимался, не отмечался у Эрлиха и пинал балду, а к конкурсной программе не притрагивался, так?

- Платон, послушай.

- Игорь всегда был мастером совать язык в чужие уши. - и Платон вдруг замер, будто увидел живого Мусоргского. - Погоди-ка. - озадаченно протянул он, вглядываясь в Надино лицо. - Или он тебе не только в уши язык совал?.. Вот же!..

Но договорить ему Надя не дала. Терпение ее лопнуло, и лопнуло предельно громко.

- ПЛАТО-О-ОН! - истошно заорала она, и дворовая кошка, превратившись в ерш трубочиста, метнулась под ближайшую машину. - Прекрати !

- Что? - на сей раз растерялся Барабаш.

- Игорь ничего мне не говорил! - Надя толкнула его в грудь. - И чтоб ты знал, совать язык, куда ни попадя, - это по твоей части!

- Так ты просто разозлилась из-за одного поцелуя? Вся наша многолетняя дружба насмарку? - отпрянул Платон. - Слушай, я не спорю, это было неожиданно. Но если ты боишься, что секс испортил бы наши отношения...

- О, боги. - простонала Надя и закрыла лицо руками. Разговор слепого с глухонемым. Один отчаянно жестикулирует, второй ни черта не видит. Хоть плачь.

- Ладно, извини, - Платон мягко дотронулся до ее плеча. - Я во всем виноват. Я все придумал, я зря к тебе полез. Я - идиот. Хочешь, ударь меня!

По правде говоря, Надя была не против врезать ему разок-другой, но понимала, что толку от этого не будет никакого. Напротив, он только убедится, что она взбалмошна и пуглива, как молодая горная козочка. Своим снисходительным тоном он, сам того не понимая, демонстрировал ей свой заскорузлый замшелый шовинизм. Мол, что взять с обиженной барышни? Поди, напридумывала себе всякого, да еще и те самые дни, видать, вот-вот нагрянут. Признай ее правоту, приголубь, дай выпустить пар, - и вот она уже тиха, покорна и варит тебе пельмени. Ну, или организовывает очередной концерт. Разница невелика.

- Мне плевать на тот поцелуй. И на несуществующую дружбу, о которой ты постоянно толкуешь, - устало произнесла она.

- В тебе говорит обида. - попытался возразить Платон.

- Во мне говорю я. Послушай, я просто больше не хочу с тобой работать. Вообще. Никогда. Never. Jamais, - добавила она для ясности, но тут же вспомнила, что в языках Платон как раз не силен. - Короче, Игорь мне на тебя не жаловался, мы о тебе вообще не упоминали. Просто я хотела убедиться, что поступаю правильно, и съездила к вашему с ним педагогу.

- К Эрлиху? ! - Платон округлил глаза и вскинул брови.

- К нему самому. И теперь.

- Нет, погоди! Ты его плохо знаешь, он почти в маразме. И детей у него своих нет, а Игорь со своим синдромом подлизы.

- Хватит, - Надя отчаянно замотала головой и заткнула пальцами уши. - Слышать ничего не хочу. На-до-е-ло!

Платон посмотрел на нее как-то по-новому, иначе, чем раньше. Будто впервые за долгое время прозрел.

- То есть. Это все? - тихо спросил он, и Надя, несмотря на пальцы в ушах, расслышала каждое слово. А потому опустила руки, вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.

- Прости, но да.

Теперь он выглядел таким пришибленным, словно забыл и имя свое, и адрес, и где находится. Будто бы даже постарел. Лоб прорезала морщина, глаза потухли, и Надя отчего-то почувствовала себя виноватой. Черт бы подрал это красивое лицо и выразительный взгляд, который цепляет за самое нутро, проникает в череп глубже, чем вилка Ганнибала Лектера.

- Слушай, я не хочу тебя обижать. Но у всего есть предел, и у меня в том числе. Я просто больше не могу. И это не тот случай, когда «давай останемся друзьями» и все такое.

- Скажи еще, что дело не в тебе, а во мне.

- Могу и сказать, - она нервно дернула плечом. - Но мы оба будем знать, что это неправда.

- Поверить не могу! - вдруг рассмеялся Платон. - Мы даже не спали, а ты уже меня бросаешь!

- Пусть это останется на моей совести. В любом случае, я не хочу тебя видеть... Какое-то время.

- Какое именно? - посерьезнел он.

- Ну. От года до. Никогда. Примерно такой промежуток.

- И ты продолжишь работать с Игорем? Несмотря ни на что?

- Именно так, - Надя уверенно кивнула.

- Ты же понимаешь, что нам все равно придется пересекаться? Хотя бы по работе? -прищурился Платон.

- Тогда сделай вид, что мы друг друга не знаем. Можно я уже пойду? - она вцепилась в ремешок сумочки.

- Дело твое, - он сунул руки в карманы и пнул носком ботинка смятый окурок.

Надя замерла на мгновение, не зная, стоит ли попрощаться с Платоном. Как-никак, их связывали несколько лет бок о бок. Работа это была, дружба или странный симбиоз, для которого в русском языке еще не придумали слово. Возможно, у какого-нибудь маленького африканского племени есть термин, состоящий из непривычных гортанных звуков и трудно произносимых щелчков языком. И он обозначает отношения между друзьями детства, которые выросли и работали вместе, пока один из них не выдержал и сбежал. И порой им хочется целоваться, а порой драться всем, что попадет под руку, но внутри все равно сохраняется теплое, почти нежное чувство. Как же прощаются в таком случае? «До свидания» дает ложную надежду, «прощай» добавляет ненужного пафоса.

Так и не разобравшись, Надя развернулась на каблуках и громко зацокала прочь, ничего не сказав.

- Надь, погоди! - окликнул ее Платон и догнал у самого подъезда. Склонился над ней, и ей на секунду показалось, что сейчас последует поцелуй. Самое удивительное, что она даже

готова была ответить: прощальный-то Платон заслужил. Но к губам ее он не притронулся, а почему-то хитро и загадочно улыбнулся.

- Я буду работать с Лизой, - с довольным видом сообщил он.

Не самая приятная информация на сегодня, но Наде было уже все равно. Что -то кольнуло под ложечкой, и все ощущения пропали.

- Хоть с кем, - отозвалась она как можно равнодушнее.

- И мы раскатаем вас с Игорем, как младенцев.

Надя даже не стала уточнять, что это значит. Видно, Платон решил включить защитный механизм и превратить все в игру, - дело хозяйское. Надя давно перешла в другую лигу.

- Как скажешь, - и она приложила ключ-таблетку к магнитному замку. Тот запиликал, пронзительным писком завершив симфонию под названием «Красавец-чудовище».

Надю не особо пугала перспектива соперничать с Лизой. Во-первых, Лиза училась там, где Надя преподавала, и вряд ли могла серьезно навредить карьере Игоря. Во-вторых, трудно было представить, в чем именно может выражаться война двух виолончелистов. Даже если Платон вдруг начнет вдруг рисовать на афишах Игоря гитлеровские усы или писать в Интернете неприличные комментарии про творчество Заславцева, урон от этого будет небольшой. И поэтому в тот вечер Надя не придала угрозе Платона ровным счетом никакого значения.