Надя не учла одного: вместе с лишними килограммами Платон потерял всякую совесть. Временами он вел себя мило и душевно, снова становился ее трогательным другом, почти родным человеком. А временами, когда кровь отливала от его мозга вниз, заставляя последний иссыхать от феерического идиотизма, Платон устремлялся на поиски приключений за стрелкой своего природного компаса. Кобелировал, если коротко. И тогда, - даже не со зла, а просто в тестостероновом тумане, - Платон забывал обо всем. О концертах, репетициях, встречах. О том, что если ты-таки явился на репетицию, то хорошо бы захватить ноты. И без смычка играть на виолончели довольно затруднительно.

Из агента, из уважающего себя концертного директора, Надя постепенно превратилась в няньку. И как Римма Ильинична, столько сил отдавшая образованию сына, забыла втемяшить в его талантливую башку, что чужих теть трогать не надо, потому что от этого бывают болячки?

- Зря ты сказала ей, что ты моя жена, - Платон выдернул Надю из печального прошлого, чтобы погрузить в не менее безрадостное настоящее. - Это выставляет меня в дурном свете.

Надя чуть не поперхнулась, - было бы чем. Из-за того, что пришлось нестись к Платону через весь город, не успела даже позавтракать.

- А ты собирался ей перезвонить?

- Ну... - Платон задумчиво наморщил лоб: Надя так и видела, как у него перед глазами высвечивается шкала женской привлекательности. - Вряд ли.

- Тогда скажи спасибо, не придется оправдываться, - она швырнула в чемодан несколько пар носков и с облегчением застегнула молнию: одним делом меньше.

- Как думаешь, это злокачественное? - вдруг донеслось ей в спину.

Надя обернулась: Платон сидел на кровати, натянув джинсы по колено, и задумчиво разглядывал родинку на левом плече.

- Ты долго будешь одеваться? Серьезно, у меня племянник быстрее в садик собирается.

- Не помню, она раньше у меня была или нет. Не знаешь хорошего дерматолога?

У Нади во рту бурлили всякие разные слова в адрес «злокачественной» родинки Платона и хождения по дерматологам. Но слова эти пришлось проглотить: хоть что-то. Такими темпами дожить до полноценного завтрака Наде удастся уже ближе к ужину. Опыт подсказывал ей, что проще успокоить Платона, чем спорить с ним, да и на споры у Нади не было ни сил, ни времени.

Поэтому она подошла к мужчине, в чьих глазах читалась тревога о неминуемой близкой кончине. Ох, как же хотелось отхлестать его, отлупить от души, чтобы привести в чувство! С какой старательностью и методичностью он испытывал ее терпение!

Надя глубоко вздохнула, подождала, пока кислород пробежит по организму и соберет излишки ярости, а потом склонилась над плечом Платона. Родинка была самая обыкновенная. Ничем не выдающаяся. Посредственная донельзя. А кроме того, она была у Платона еще с детства.

Но Надя почему-то замерла, пытаясь это сформулировать. Она знала, что должна что -то сказать Платону, но не могла вспомнить, что именно. Взгляд упрямо пополз от родинки дальше по плечу к крепкой шее и ключичной впадинке, где застыла последняя капля воды, которую почему-то очень хотелось подцепить кончиком пальца.

И Надя бы так и сделала, к вящему своему стыду, если бы в эту самую секунду телефон в ее заднем кармане не грянул трелью.

- Да! Это меня! - судорожно пробормотала она, хватаясь за гаджет.

- Я в курсе, - Платон бросил на нее озадаченный взгляд: мол, может, это не меня стоит показать специалисту? - Телефон же твой.

Ага!

Надя хотела мазнуть пальцем по экрану, чтобы ответить, но телефон выскользнул из отчего-то вспотевшей ладони и с глухим стуком упал на ковер.

- Я. Я сейчас...

- Давай я.

Они пробормотали это одновременно, но Надя так спешила нагнуться первой, что не рассчитала и коснулась рукой того, что трогать никогда в своей жизни не планировала. Не в смысле вообще, а в смысле у Платона.

- Извини, я. - Наде показалось, что она вот-вот задохнется. - Я отвечу. - телефон все же удалось подцепить дрожащими пальцами, и Надя ответила на звонок, прочитав имя Саши, но не сразу заметив, что набрал он ее по видеосвязи. - Привет, милый.

Она резко выпрямилась, одернула блузку, но помогло это слабо. Вид у нее был, как у человека, застуканного на месте преступления. Щеки горели, волосы растрепались, а глаза норовили выскочить из орбит.

- А ты где? - Саша обеспокоенно щурился в телефонную камеру, и Надя повернулась так, чтобы он не мог разглядеть за ее спиной сексодром Платона. - Ты в порядке вообще?

- Я?! Конечно в порядке! - Надя попыталась придать голосу убедительности. - Собираюсь в Вену, предупреждала же. Забыл?

- Не я один, - шепнул Платон, довольный своим чувством юмора, и Надя показала ему кулак.

- Ты так и не сказала, где ты! - Саша вытянул шею, как будто это помогло бы ему увидеть всю комнату. - Я приехал, а твоя сестра говорит, что тебя со вчерашнего вечера не видела.

Ну, Машка! Зараза мелкая! Восемнадцать лет, а ведет себя. Все потому, что Надя отказалась прикрыть ее перед родителями, когда Маша намылилась на Казантип с друзьями. И надо было Саше именно сегодня сыграть роль ревнивого жениха! Только ведь в субботу вместе ужинали, мало ему, что ли?

- А зачем ты вообще при. - и тут Надю осенило.

Воспоминание ослепило вспышкой: вот Надя проверяет документы в визовый центр, а в наушнике у нее что-то болтает Саша. Мол, опять ты куда-то улетаешь. Опять с ним. Давай я хотя бы отвезу тебя в аэропорт. Конечно, милый. Твою ж! Все из головы вылетело, когда Платон не взял трубку, и пришлось мчаться к нему.

- Малы-ы-ыш, - полувопросительно-полувиновато протянула она.

И как Платон делает это невинное выражение лица, даже когда его поймаешь без штанов? Этот честный-пречестный взгляд, - вот как у него получается?

- Ты забыла, - отрезал Саша. - Ты опять про меня забыла. Я вообще тебе нужен? Хоть немного? - он сделал паузу, давая Наде возможность оправдаться, но не успела она сформулировать правильные извинения, как он нанес следующий удар. - Ты опять у него.

Это был даже не вопрос, и Надя неопределенно склонила голову набок. При желании этот жест можно было принять и за «да», и за «нет, - по желанию вопрошающего. Но Саша уже все для себя решил.

Надя набрала в легкие воздуха, чтобы наплести Саше, почему Платон ну никак не мог обойтись без ее помощи, - что-то про форс-мажор, это всегда звучит солидно. Но Платон в кои-то веки решил повести себя по-дружески. Прийти на выручку товарищу.

- Малыш! - бодро воскликнул он, как Карлсон, подскочил к Наде и весело помахал на камеру. - Честное слово, все невинно! Мы просто собираем мой чемодан. А то я ночью не успел... Не до того было, сам понимаешь. Так что ты Надюшу не ругай, я тебе ее верну в целости и сохранности.

Надя обреченно провела по лицу пятерней. Да, в дружеской помощи лучше тренироваться заранее. Не умеешь - не суйся. И если уж тебе приспичило убедить парня своей подруги, что у тебя с ней ничего нет, попробуй для начала одеться.

Глава 2


- Да ладно, ну сколько можно злиться! - Платон миролюбиво пихнул ее плечом: уже второй час ластился, как котенок. Разве что пузиком кверху еще не падал, демонстрируя полную покорность.

Надя отвернулась к иллюминатору. Обычно в самолете Платон любил занимать место у окна, но сегодня он поблажек не заслужил. Из-за него в тысячах метрах внизу сейчас неистово обижался Саша, и Надя даже не знала, простит он ее, или пора менять статус в соцсетях на «одинокая старая дева». Так ведь трудно сейчас найти себе достойного мужика!

- А я тебе отдам свой десерт, - предатель на соседнем кресле зашуршал оберткой от кекса с изюмом. - Ну? Смотри, какой вкусный. Как ты любишь. - Платон сменил голос на мультяшный писк: - Скушай меня, Надюша.

- По-твоему, так разговаривают углеводы? - она мрачно покосилась на него, но кекс все же отобрала. - И чтоб ты знал, я терпеть ненавижу изюм.

Она не льстила себе: вряд ли Платон расщедрился, чтобы добиться ее прощения. Просто он уже много лет не ел мучного и сладкого и старался любыми способами избавиться от искушения. В том числе, передавая запретные продукты Наде.

Временами ей казалось, что она для него - один из контейнеров для раздельного сбора мусора. Стекло - в зеленый, пластик - в синий, а простые углеводы - Наде. И всякий раз, когда к Платону заявлялась Римма Ильинична, свято уверенная в том, что правильное питание - это то, что приготовлено с любовью, и приволакивала полные сумки домашней выпечки, все пирожки, плюшки и шанежки благополучно кочевали через Надю в семейство Павленко.

- И раз уж мы теперь помирились, я хотел взять билеты в Венскую. - начал было Платон, но запнулся, наткнувшись на свирепый взгляд Нади. - Чего?

- Помирились? - процедила она тем же тоном, которым обычно самые черные ведьмы насылают свои самые черные проклятия. - Меня из-за тебя Саша бросил!

- Ну, он ведь так прямо-то не сказал...

- Ну да, ну да, - она разломила несчастный кекс пополам. - «Больше мне не звони» - это же, считай, на свидание позвал.

Платон с опаской покосился на изничтоженный символ примирения.

- Кекс-то здесь причем? Так же нельзя с едой. Ты когда руки последний раз мыла? В аэропорту? - Платон поморщился, глядя, как она бесцеремонно выковыривает изюмины, кроша и терзая мучную плоть. - Постой, ты же не собираешься его теперь есть?

- А я вообще сегодня руки не мыла, - и Надя со зловредной ухмылкой отправила в рот первый кусочек, отчего Платона передернуло.

Он был брезглив с детства. При всей своей любви к еде, ни за что бы не съел то, что упало на пол или, не приведи Господь, на стол в общепите. Как в одном человеке чистоплюйство сочеталось в абсолютной неразборчивостью в интимных связях, Надя не понимала, но сейчас ей до чертиков хотелось его помучить. Она знала: попади Платон во вражеский плен, нашлось бы всего два способа довести его до исступления, чтобы он сдал все пароли и явки. Первый - сыграть фальшивую ноту. Второй - засунуть палец в его еду. И сейчас Платон смотрел на нее с таким первобытным ужасом, как будто она не кекс поглощала, а добрую порцию опарышей.