Елена Тодорова - Улей 2

Паника возвращается, когда, вопреки всем усилиям Евы открыть глаза, тело наливается тяжестью. Невидимая сила тянет ее вниз с безумной скоростью. Она чувствует полет, но не ощущает приземления.

Огромная воздушная яма. Звенящая тишина. Темнота.

Все мы родом из детства.

© Маленький принц

День шестьдесят шестой.

— Это Ева Исаева? Боже! Это Ева Исаева!

— Хм-м… Высокомерная штучка.

— Говорите тише…

— Ой, пофиг… Понятное дело, ей нравится внимание. Смотрите, как она нос задирает.

— Ее браслет — это же подлинный Cartier?

— И она носит его просто с джинсами…

— Вот бы жить так, как она.

Холод. Темнота.

Непрерывное равномерное попискивание. Воздух, насыщенный запахами спирта, лекарственных препаратов и крепкого кофе.

Не открывая глаз, Ева концентрируется на расплывчатых голосах.

— …должен сказать, результаты обследования неутешительные… Обезвоживание, истощение, анемия, гипотония, аритмия… При этом в крови концентрация сильнодействующих психотропных препаратов. Ее держали в заточении?

Размазанное восприятие. Подспудное отторжение непонятной информации.

Тишина, которую хочется разрушить пронзительным криком.

— Все нормально. Можешь говорить откровенно. Ничего из сказанного не покинет стен клиники. Мы дорожим своей репутацией. Не сотрудничаем с органами и прессой. Чтобы определиться с лечением…

Голоса утихают, словно кто-то постепенно скручивает звук на минимум. Темноту прорезают ядовито-оранжевые лучи. За ними тянется яркая картинка и… внезапная духота.

Поток горячего воздуха обволакивает оголенную кожу, оседает на губах соленой влагой. Выдвигая кончик языка, Ева облизывает их и восторженно хохочет.

Звук ее смеха для нее же удивительно забавный. Ей хочется смеяться без остановки. Только затем, чтобы ощущать внутри себя эту приятную вибрацию.

Зачерпывая рукой мокрый песок, девочка развеивает его на ветру и восхищенно прослеживает короткий полет песчинок.

— Ева, смотри-ка сюда.

Реагирует на голос мамы беглым поворотом головы. Вспышка фотоаппарата срабатывает, когда она уже отворачивается.

Вокруг столько всего!

Еве хочется трогать, смотреть и пробовать… Она никак не определяется с тем, что ей интереснее всего, хватаясь то за одно, то за другое.

Начинает строить замок и тут же отвлекается на кричащую в небе чайку. Вскакивает и, раскидывая руки, бежит, повторяя на земле траекторию ее воздушного пути.

— Лети! Лети! Лети!

Протяжный гул парохода заставляет ее резко остановиться.

— Вав! — крупные глазки расширяются еще сильнее, а тельце приходит в движение от трепета. — Мамочка! Такой… Очень-очень… Вав!

— Смотри же сюда, Ева… Ева…

Девочка нетерпеливо вертит головой. Тонкие косички взлетают от резкости ее движений.

— Ох, Ева… Замри хоть на полминуты…

Замечает выброшенную на берег медузу. Прежде чем мама успевает остановить, хватает ее в руки. Похожая на прозрачное желе, медуза расплющивается в маленьких детских ручках.

Хочет лизнуть ее языком, чтобы определить: сладкая ли она?

— Боже, Ева, нет! Не делай так…

Но девочка уже высовывает язык и касается прозрачной массы его кончиком. «Желе» оказывается несладким. Оно — соленое и противно пахнет.

— Пффф… Бррр… Гадосчь!

— Я же тебе говорила…

Потеряв интерес к медузе, позволяет Ольге Владимировне забрать ее у себя из рук. И сию минуту срываясь с места, бежит в другую сторону. К большому коричневому псу, которого выгуливает бородатый мужчина.

— Вав… Пешик…

Она никак не может произнести правильно это «вау», но ей нравится пробовать.

— Нет, Ева! Опасно!

— Вав! Мама… Вав!

Женщина успевает поймать ее ладошку до того, как она прикасается к настороженному псу.

— Да, гав.

— Нет! Вав!

— Вав?

— Думаю, она в восторге, — с улыбкой замечает хозяин собаки.

— В восторге?

— Ее «вав» очень похоже на английское «wow».

— Вав! Вав! Вав! — одобряет мужчину девочка.

— О-о… Надо же… Действительно, похоже.

И пока взрослые обмениваются еще какими-то предположениями, Ева все-таки прикасается к собачьей морде. Пес обдает маленькую ручку горячим дыханием и облизывает ее шершавым языком, заставляя девочку смеяться до икоты.

Цвета блекнут, вопреки сопротивлению Евы. Она понимает, что снова возвращается в темноту, слыша учащающийся писк и чувствуя на губах свое собственное горячее дыхание.

«Нет, нет, нет…»

Возобновившиеся голоса стихают до того, как она понимает суть диалога.

— Ева Павловна?

Ей крайне не нравится это обращение.

Чья-то тяжелая ладонь ложится на ее запястье, и дыхание девушки резко стопорится. Она стремится избежать любого прикосновения. Пробует выдернуть свою руку, но та, не подчиняясь сигналам, которые посылает ее мозг, остается неподвижной.

— Эва?

С этим голосом приходит столько мыслей, ощущений и эмоций. Такая безумная путаница. Такой взрыв, что в груди становится больно.

Сильнее. Выше. Громче. Больнее.

— Она просыпается?

— Не факт. Показания датчиков могут изменяться в зависимости от того, что ей снится.

Диалог прерывается. Сознание Евы срывается с застопорившейся отметки. Проясняется с пробуксовкой. Бросается вперед, захлебываясь фрагментами обрывочных воспоминаний.

Пока выброс гормонов не ослабляет организм, требуя возвращения ко сну.

— Держи лодыжки выше, не пытайся нащупать дно. У тебя получится.

Повторяя указания матери, Ева проплывает вперед несколько метров.

— Вау-вау! У меня получается! Смотри-смотри, мамочка!

— Отлично, Ева! Ты большая молодец!

— Папа! Смотри!

— Очень хорошо, дочь.

Бедро сводит судорога. Море расходится, создавая глубокую воронку. Головокружительное стремительное падение заканчивается на твердой поверхности.

В стороне раздается увлеченное цоканье.

— Ты испачкала платье, маленькая проказница.

Приподнимаясь, Ева обращает взгляд в направлении этого порицания. Арина Даниловна сидит в углублении светло-зеленого кресла. Поймав момент, когда она поднимает глаза поверх очков в роговой оправе, девочка гримасничает и показывает ей язык.

— Верх невоспитанности, юная леди.

— Кричащая вульгарность, — передразнивает няню, попадая в ритм ее речи.

Ветер врывается в открытое окно, подхватывая растрепанные хвостики. Кружит по комнате, приглушая строгие наставления женщины.

Расфокусирование зрения. Секундная задержка дыхания.

Смена обстановки и освещения.

— Папа! Папа!

— Ну, что случилось, Ева? — отрываясь от газеты, Павел Алексеевич слегка поворачивается в сторону дочери. — Почему ты вопишь?

— В саду змея!

— Нет здесь змей.

Влезая между столом и кресло отца, требует полноценного внимания.

— Но я же видела, — сдвигает газету ниже, ища глазами глаза отца. — Папочка… Ты же поймаешь ее?

В припадке раздражения Исаеву вдруг хочется смести дочь одним взмахом руки. Просто, чтобы она убралась. Грубо смеется, скрывая за этими звуками злость.

— В нашем саду не бывает змей.

Лицо девочки застывает. В глазах появляется разочарование.

— Ты мне не веришь?

— Нет, Ева. Так что прекращай морочить мне голову.

Кромешная темнота, словно пауза между кадрами кинофильма. Всего несколько секунд… Мрак разрывает яркая белесая вспышка, и слышится раскатистый гром. Дождевые капли холодят открытые плечи и пропитывают влагой ткань платья. Но Ева не спешит искать укрытия, запрокидывая голову, с замиранием ждет следующего порыва непогоды.

— Ева?

— Ева! В дом! Сию же минуту!

— Иду, мама, — ее выкрик заглушает гром.

Стихия рисует на небе кривую и озаряет двор таинственным светом.

— Вау!

— Сейчас же! Ева!

— Ну, бегу… Бегу!

Туфельки утопают в размокшей от влаги земле и с приглушенным чваканьем вырываются из нее, обрызгивая прозрачный капрон и подол платья грязью.

Ева настолько поглощена своими эмоциями, что не замечает этого. С улыбкой проносясь по газону, взбегает вверх по ступенькам.

— Ты это видела, мама? Ты видела?

Встречается с Ольгой Владимировной взглядом. Та не улыбается ей в ответ. Поджимает губы, пристально рассматривая девочку.

— Почему ты злишься, мамочка? Почему ты злишься на меня? — голос дрожит от нахлынувшего волнения.

— Ты испачкала платье, Ева. Кругловы приедут с минуты на минуту, а у тебя вид, как у беспризорника.

— Я быстро переоденусь. Только не сердись…

— Ева-Ева… Я сержусь, потому что ты, как обычно, пропустила мимо ушей мои указания. Носилась по двору, будто угорелая, — наклоняясь, Ольга Владимировна сердито выдыхает. — Ну-ка, стой… — фиксирует плечи девочки руками, не давая ей вертеться. — Господи, что это у тебя в волосах? Болото?