— Какая сейчас разница, Сеня? Не о том нужно думать.

— Вы не находите, что уход Евы, как аналогия… Может, все непросто так. Подстроено изначально. Кровь за кровь.

— Семен! Заткнись уже! Угомонись! Несешь бред вместо того, чтобы дельное что-то предложить.

О несостоявшейся невестке говорить Круглову уж точно не хочется. Ненавистно даже слышать ее имя.

Толстой с Масловым обмениваются нервными взглядами.

— Ладно… — выдавливает первый. — И правда, стоит попробовать поговорить с Титовыми.

— Увы, но без меня. Увольте.


[1] Кабмин — Кабинет Министров.

[2] ОАО «Одесский припортовый завод» — одно из крупнейших предприятий химической отрасли, имеющий прямой выход в море. Специализируется на производстве аммиака, карбамида, жидкого азота, диоксида углерода, жидкого кислорода, сернокислого натрия. За всю историю двадцать два раза выставлялся на продажу, но все еще находится в государственной собственности. Стратегический объект, приносящий в казну страны миллионы.

Глава 27

В памяти Исаевой нет о Титове ни крупинки информации, но каким-то образом он ее волнует. Интенсивность и настойчивость в его взгляде, сила его тела, вырывающиеся из-под одежды татуировки, мощная энергетика — все это вызывает странные вспышки внутри ее груди.

У Адама абсолютно точно есть к ней какие-то чувства. И порой Еве невыносимо любопытно, чувствовала ли она к нему что-то похожее? Не может определить, огорчает ли ее или, напротив, радует то, что Титов практически не бывает в собственном доме.

Испытывает некоторую растерянность, когда он появляется.

Вот, как сегодня. Адам входит в столовую во время ужина, и сердце Исаевой моментально ускоряет ход. Какой механизм у этой реакции? Не помня ничего из прошлого, даже своего имени, она подвержена каким-то немыслимым рефлексам.

Сглатывая, Ева проводит ладонью вдоль шеи. Пробегает пальцами по выпуклым позвонкам сзади. Внутренне зажимается, когда Титов, прислоняясь к спинке ее стула, хватает с плоского деревянного блюда мясной рулет и закидывает его целиком в рот.

— Добрый вечер, — произносит Терентий Дмитриевич и, выдержав небольшую паузу, добавляет: — Может, сядешь за стол?

Пережевывая, Адам ухмыляется.

— Привет, пап. И спасибо за приглашение.

— Которое ты, как я понимаю, не можешь принять сию секунду? Позже будешь есть холодное.

— Ненавижу холодную еду, но, увы…

— Адам… Удели, наконец, нам время.

Только после этих слов парень бросает небрежный взгляд в сторону Евы. Ей вмиг становится дико некомфортно. Щеки опаляет жаром. И теплая кофта кажется лишней. Попросту удушающей, из-за высокого воротника.

— Извини, пап, — говорит парень и выходит.

Исаева растерянно округляет глаза. Недовольно выдыхает, на ходу осознавая, что ее задевает такое отношение. Отдаваясь порыву, поднимается из-за стола и нагоняет Титова в коридоре.

— Кажется странным, что, живя в твоем доме, мне приходится выпрашивать у тебя внимание, — решительно произносит, поражаясь силе и уверенности своего голоса.

По коже проходит приятнейшая дрожь самодовольства. Она однозначно ей знакома. Грудь распирает невероятный духовный подъем. Приходится даже сжать руки в кулаки и вдавить ноги в пол, чтобы удержать себя от более смелых действий.

Только вот дышать ей становится трудно. Словно после физической нагрузки.

Титов медленно оборачивается и выжидающе замирает. А у Евы голова кругом и сердце, как одичавшее животное, в бесцельном надрывном беге.

— Ну, — подталкивает Адам. — Слушаю.

Она теряется под напором его глаз, но ненадолго.

— Я ничего не понимаю. Что я здесь делаю? И кто мы друг другу? — озвучивает свои переживания Ева. — Терентий Дмитриевич каждый день находит для тебя оправдания, но я-то вижу, что ты меня попросту избегаешь. Почему? Я хочу это знать.

А в груди вдруг совсем уж мало места становится. Тесно от другого чувства. Страха. Что Титов оттолкнет сейчас. Скажет, что они друг другу были и есть никто.

В конце концов, что она знает о нем? Может, даже показалось, что он смотрит как-то по-особенному. И вообще, с чего она вдруг решила, что разбирается в подобных чувствах.

Ладошки становятся мокрыми, и ногти неосознанно скользят по ним нервными движениями.

«Господи, пусть скажет, что-то… утешительное…»

Только Адам, словно нарочито молчит.

«Неужели его не нервирует эта затянувшаяся пауза?»

Когда же парень тяжело вздыхает, Ева с отчаянием надеется, что он все-таки тоже взволнован.

Только вот… Секунды идут, а Адам все так же молчит.

— Почему? — ее голос, должно быть, звучит слишком уязвимо. Дай Бог, чтобы не навязчиво. Ну не может она сдержаться. — Скажи же, почему ты меня избегаешь?

Что Титов может ей ответит? Что скучает по запаху ее кожи, по ее губам и тому времени, когда он мог к ней прикасаться?

Ева же чаще всего смотрит на него, как на чужого. А порой, вот прям как сейчас, с опаской.

Небось, подозревает во всех возможных смертных грехах. Да что увиливать, перед собой-то он может признать — и правда, далеко не святой. Но сказать Исаевой, что чувствует к ней — равносильно преступлению. Всплывет и грешный путь, приведший его к этому состоянию. И еще уйма всякого постороннего дерьма! Может, она даже посчитает себя обязанной «полюбить» его в ответ. Мало ли, поймет неправильно и внушит себе…

«Мать вашу…»

Так нельзя. Мозг Евы заблокировал воспоминания не просто по ошибке, это не физическая травма. Он ее оберегает, и Титов не может себе позволить вместить произошедшие события обратно в ее сознание насильственным путем.

— Ева, — выдавливает, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Я не могу ничего тебе ответить. Все неоднозначно. Непросто. У нас были, скажем так, сложные отношения.

— Мы ссорились?

— Да. Постоянно.

— Но почему?

— По разным причинам. Главное, что ты должна знать: я никогда не причиню тебе зла.

«Больше не причиню».

На ее лице отражается неподдельное разочарование. Взгляд тускнеет, и она смещает его практически моментально. Смотрит себе под ноги.

Адаму дико хочется что-то добавить, чтобы растворить печаль в ее глазах. Ноги так и рвутся к движению, вперед. Но, черт возьми… Титов понимает, что нужно держать дистанцию.

Заставляет себя оставаться недвижимым, надеясь, что Ева вернется к ужину. Но она тоже не двигается. Приходится лихорадочно соображать, что еще ей сказать…

— Я получила странные сообщения, — неожиданно тараторит она, избавляя его от необходимости дальнейших объяснений. — И хотела, чтобы ты помог мне разобраться.

Инстинктивно напрягается, готовясь услышать не самые приятные вещи.

— Что за сообщения? От кого?

Ева снова смотрит ему в глаза.

— У меня в контактах она подписана, как Марина Титова.

Глаза Адама мимо его воли слегка расширяются.

— Что именно она тебе написала?

Ева протягивает ему смартфон.

Марина Титова: Когда? Обещанные сроки истекли. Я не могу ждать. Пожалуйста, выполни свою часть сделки.

Марина Титова: Прошу… Выйди, хотя бы, на связь.

— Ты знаешь, кто она, и что ей от меня нужно?

Он молчит.

— Адам?

Сглатывает.

— Неважно. Я сам разберусь.

Возвращает ей телефон и отворачивается, направляясь к выходу. Следующие вопросы летят ему в спину.

— Знаешь, что бы ты ни говорил, я все равно не понимаю… Почему ты мне ничего не рассказываешь? Ты что-то скрываешь?

— Ничего я не скрываю.

Снова сталкиваются взглядами уже в прихожей, пока Титов натягивает на плечи куртку.

— Тогда, что происходит?

Жестко выдыхает, когда Исаева задерживает его, цепляясь за локоть. Подсознательно ждет еще каких-то решительных жестов с ее стороны. Сам не зная, чего конкретно… Ее уверенность набирает обороты, и ему вдруг мерещится прежняя Ева.

Его Эва.

— Есть еще одна странная вещь… Незадолго до этой чертовой амнезии Марина Титова перевела деньги на мой счет. Я порылась и нашла sms-извещение из банка. Речь идет про очень большую суму.

«Бл*дь… Исаева, только не сейчас…»

«Замолчи…»

Но сам же не сдерживается.

— Сколько?

Она заглядывает ему в глаза, словно проверяя готовность к следующей информации.

— Полмиллиона.

И он оказывается абсолютно неготовым.

Прикрывая веки, тяжело вдыхает. Выдыхает. Резко освобождается из ее захвата.

— Куда ты собираешься? Почему так реагируешь? Кто такая Мрина Титова? Я хочу знать…

Игнорирует этот град вопросов. Видеть ее не хочет. Не сейчас.

— Что происходит, Адам?

— Иди в комнату, — не оборачиваясь, цедит.

— Нет. Я с тобой.

«Черта с два!»

Но Исаева снова хватает его за руку, заставляя обернуться и встретиться взглядом.

— Пожалуйста, Адам.

— Я сказал, нет, — жестко выговаривает каждый звук.

Вырывает руку.

Отбрасывая его грубое «я сказал», проявляет настойчивость, выходя следом за ним из квартиры.

— Вернись домой, Ева. Ты не поедешь со мной.

Ей приходится практически бежать, чтобы поспевать за ним. Склонив голову, на ходу пропихивает руки в рукава пуховика.

— Нет, я поеду.

Резко останавливается лишь затем, чтобы грубо осадить ее порыв.

— Ты, что, не слышишь меня, Исаева? Возвращайся домой сейчас же.

— Не называй меня так!

Еве вдруг кажется, что фамилия, которая, как он раньше заметил, принадлежит ей с рождения, является гнусным оскорблением.