Елена Тодорова - Улей

— Боже, как же красиво! — поднимая глаза к небу, озвучивает его мысли Ева. — Дождь надвигается. Вот-вот хпынет… — на последнем слове икает.

Укоризненно смотрит на Адама. Его губы подрагивают и сжимаются. Он всеми силами сдерживается, чтобы не рассмеяться.

— Надвигается буря. А это, как говорят у нас в Одессе, две большие разницы, — поправляет ее, легонько щелкая по носу.

Отведя взгляд в сторону, выдает все-таки широкую ухмылку. Открыто смеется, когда Ева повторно икает.

— Титов!

— Что? — крепко целует ее в губы.

— Тебе смешно? — возмущенно отпрянув, изучает его лицо.

Адам качает головой, не переставая улыбаться.

— Пора сворачиваться, — потянув жену за руку, увлекает за собой в сторону дороги.

— Не хочу я домой, — надувает губы Ева и снова икает.

— А мы не домой. Сейчас возьмем из машины воду. И пировать. В ту кафешку пойдем, — кивком указывает на святящуюся в отдалении вывеску.

— Как пировать? Пока мы дойдем до машины, дождь начнется. Лучше испугай меня.

— Испугать? — левая бровь Титов дергается и выгибается. Лицо приобретает двусмысленное выражение. Вопреки здравому смыслу, идея для обоих очень заманчивая. — Как же мне тебя испугать? Дай подумать.

Подталкивая, пропускает ее вперед. Окидывает взглядом сзади. Оборачиваясь, Ева ловит этот его пылающий пристальный взгляд и вдруг смущается.

— Адам, — выдыхает как-то нерешительно и тихо.

— Иди и не оборачивайся, — командует он чересчур серьезным тоном.

— Что?

— Давай.

И ведь доверяет ему больше, чем себе. Но продвигаясь в сумерках, чувствуя его неотступный взгляд и слыша шаги, вдруг испытывает странное нервное волнение. Сглатывает, решая, что именно ожидание усиливает эти ощущения.

Вечер. Пустой пляж за пределами города. Ни души вокруг. Тишина гулкая и обманчивая. В воздухе трещит надвигающаяся непогода, в сухой траве слышится шорох их передвижений. А возможно, и другие земные гады ползают неподалеку.

Духота все еще сдавливает воздух, когда шумный порывистый ветерок проходится по голым плечам Евы холодным потоком. Она ежиться, с удовольствием. Прохлада на теплой коже, как сочетание мяты с шоколадом. Ощущения дразнящие, контрастные, восхитительные.

В очередной раз икнув, Титова невольно ускоряет шаг. Ветер и треск молний на мгновение притихают. И Ева, понимая, что шагов Адама тоже не слышно, собирается обернуться.

Не успевает.

Налетая сзади, он обхватывает ее за талию и отрывает от земли. Ева с визгом роняет на землю сандалии и сумку. А Титов смеется и подбрасывает ее вверх. Подол сарафана разлетается, ветер обдает холодом голые ягодицы и бедра. Может, где-то поблизости и бродят такие же ненормальные люди. В любом случае, Еве наплевать. Ощущая, как сердце колотится в груди, оголтелое от выброса эмоций, смеется на всю округу.

Чувствует себя безмерно счастливой. Раньше такого и вообразить не смогла бы. Как ни старалась, не получилось бы, потому что не понимала этот спектр. Он для нее был закрыт. Затемнен. Недоступен. Титов все вскрыл. Словно тяжелое покрывало сдернул, и морок спал.

— Не хочу в кафе, — заявляет девушка чуть позже, пронзая Адама чувственным взглядом.

— Домой не хочешь, в кафе — тоже. Такая избалованная и наглая у меня жена, не угодишь.

Пальцы Евы скользят за ворот его рубашки, касаются горячей кожи. И взгляд Адама меняется, за полсекунды становится тяжелым и голодным.

— Хочу целоваться, Титов, — срывающимся полушепотом произносит она. — Любить тебя. Сходить с ума! Тут недалеко дача, если можно так выразиться, Дашкиных предков, — без каких-либо намеков вываливает всю необходимую информацию. — Я знаю, как войти.

— Тогда показывай, в каком направлении мне двигаться.

Ева кивает и указывает рукой в противоположную сторону от кафе. Там расположен длинный ряд однотипных трехэтажных коттеджей. Даже высокие ворота, выкрашенные в один цвет, сливаются.

Крупные дождевые капли начинают тарабанить по земле, выстукивая мощный и яростный ритм. И сердце Евы тоже повторяет этот торопливый темп. Задолго до того, как им с Адамом приходится перейти на бег.

На высоких воротах указанного ею владения крепится выгоревшая вывеска "Продается". Подойдя к домофону, девушка вводит код безопасности — это комбинация из цифр Дашкиной даты рождения. Потянув ручку вниз, щелкает засовом и быстрым ходом преодолевает большой заброшенный участок.

— Подожди секунду, — говорит она Адаму, пробираясь в заросли палисадника.

Там, приподнимая фигурку садового гнома, достает плоский длинный ключ.

В доме, хоть и пыльно, витает знакомый Еве с глубокого детства запах. To ли деревянные лестница и полы так пахнут, то ли прикрытая тканью мебель… А может, что-то неосязаемое, но присущее только этому месту.

— Сколько этот дом продается? — спрашивает Титов. — Такое впечатление, что очень долго.

— Лет пять. Может, шесть.

— Почему так?

— Отец Захары цену заломил, — потирая руки от холода, манит мужа на застекленную террасу. — Здесь, кроме нас с Дашкой, давно людей не бывало. Да и мы пару лет не приходили. Раньше частенько… — ее голос как-то неожиданно обрывается, будто ей дыхания не хватает. Она сглатывает и замирает. — На этой террасе впервые алкоголь распивали. Мальчиков обсуждали и всякое такое глупое, девчачье… — улыбается своим воспоминаниям.

Поднимая голову вверх, Адам оглядывает видимое в тусклом свете настенного бра пространство.

— Почему же вы перестали сюда приходить?

— Появились возможности посещать разные места, — с различимой грустью отвечает Ева. — Тогда даже не думала, что захочу снова сюда прийти. Вот Дашка удивится, когда ей расскажу, что мы здесь были!

Открывая нижний ящик трехстворчатого низкого комода, со смехом извлекает розовое с зелеными слониками покрывало. А за ним — желтое, с голубыми медведями.

— Мы оставляли здесь одеяла, чтобы не подниматься каждый раз на второй этаж. Там ночью жутковато, — выдвигает другие ящики один за другим. — О-о-о… Смотри, мой пропавший браслет и Дашкино кольцо. Чьи-то махровые носки… Рассказы Кинга, которые мы тогда читали и боялись после них засыпать. За руки держались и дрожали от всяких странных на наш взгляд скрипов и звуков. А этот свитер Дашка обожала! Я ей подарила его на восьмое марта в восьмом классе.

Ева планирует расстелить одеяла перед панорамными окнами, чтобы наблюдать за бушующей на улице непогодой, как они когда-то это делали с Дашей. Но Титов, шагая к ней, напирает, пока она не упирается спиной в стекло. Неожиданно для них обоих он произносит тот провокационный ряд предложений, который до этой бури не собирался никогда больше повторять.

— Субъект. Информация. Действие.

Дыхание Евы обрывается, когда их возбужденные взгляды скрещиваются и замирают. Время вокруг них застывает, словно кто-то за пределами их мира нажимает на паузу, чтобы заставить их дольше возможного вариться в этом мгновении.

В жилах кровь сворачивается от ощутимого накала. И дыхание вырывается из губ Евы резким шумным выдохом.

Очень быстро оба, Ева и Адам, забывают обо всех предполагаемых негативных последствиях. Стоило бы задуматься о том, что нежелательно им после всего заводить подобные игры.

Но, нет.

Сердце Титова ускоряется, когда он встречает в глазах девушки положительный отклик. И после этого он слишком одурманен ее страстной реакцией, чтобы останавливаться.

Нет.

Они оба желают нарушить установленные правила. А что последует дальше? Что они рассчитывают получить от этой игры?

Они же необычные, чтобы не сказать прямым текстом — ненормальные. Видимо, им все-таки нужна подобная острота ощущений. Там, на пляже, когда Ева сказала "испугай", а Титов охотно включился — оба это прочувствовали.

Не нужно ничего по-настоящему неординарного. Не нужен никто посторонний. Упаси господи, посторонних в пылу эмоций они способны покалечить. Сейчас оба притворяются, словно других людей в принципе не существует.

Только он и она. Адам и Ева.

Им хочется вытворять друг с другом ненормальные для обычных влюбленных вещи. Адам стремится доминировать над Евой, а она — желает ему подчиниться. Эта формула только между ними двумя. Минус на минус, чтобы получить жирный плюс.

Ее губы после тихого выдоха приоткрываются и замирают на мгновение, прежде чем с них сходит четкий уверенный посыл.

— Ева Титова. Второй этаж. Я прячусь — ты ищешь.

Довольная ухмылка появляется на его лице. Приподнимая брови, он выпускает девушку из захвата. Она медленно отслоняется от стекла. Неотступно следит за Адамом взглядом, пока не разворачивается у двери, чтобы скрыться в темноте.

Сердце Титова стучит набатом. В горле и в висках. Заходится в безудержном, попросту сумасшедшем скоростном ритме. Мысленно он требует от себя окликнуть Еву. Остановить. Прекратить эту игру на старте.

Но, нет.

Колючая дрожь возбуждения проходит по его телу. Живот стягивает в горячий узел нетерпения и предвкушения.

Выжидает, давая Еве время, чтобы спрятаться. Но терпение и силы — буквально сразу на пределе. Критически. Сжимая кулаки, Титов вдыхает ощущающийся вдруг густым и тяжелым воздух. Крылья его носа трепещут и расширяются, вдох получается глубоким, но кислорода все равно не хватает, словно в помещении он уже на исходе.

Адам пытается притормозить разгон эмоций. Уговаривает себя не пугать Еву. Сделать эту долбаную игру не слишком дикой. Смягчить свои действия.

Вот только в своих потаенных мыслях он Еву уже доводит до дрожи. До чертового безумного исступления.

Ринувшись вперед, будто невидимая сила подталкивает в спину, Титов выходит в прихожую и направляется прямо к подножью лестницы. Двигаясь в темноте, не испытывает никаких затруднений, связанных с незнакомой обстановкой. Он будто точно знает, куда направилась Ева. Словно она оставила видимые следы за собой. Бесшумно ступая по ковровой дорожке на втором этаже, впервые задумывается, не наградила ли его бабка какими-то дикими потусторонними способностями.