Елена Тодорова - Улей

Титов обхватывает ее под животом, помогая удерживать устойчивое положение. Накрывает грудью спину. Прижимается лицом к ее затылку. Ее волосы щекочут ему нос, но по какой-то причине это больше не раздражает его. Он вдыхает особенный запах Евы. Стенки влагалища туго сжимают его член, но из-за обильности ее возбуждения это не затрудняет движения. Ему хочется стонать с каждым совершенным им ритмичным толчком.

— Бл*дь… Ева… Это настолько приятно… — стонет ей в шею.

— Да… Адам-м-м… я просто… сейчас… умираю… Адам-м-м…

— Это потому что ты моя, Эва… Для меня… Моя…

Ее голова запрокидывается вверх, а спина сильнее прогибается. Проникновение непроизвольно становится глубже, и они оба стонут, не в силах больше говорить.

Ева быстро кончает, сжимаясь и истекая соками. И Титов, дождавшись, когда пульсация ее плоти прекратится, забывается в своей эйфории.

[1] Павел Трофимович Морозов — советский школьник, учащийся Герасимовской школы Тавдинского района Уральской области, в советское время получивший известность как пионер-герой, противостоявший кулачеству в лице своего отца и поплатившийся за это жизнью от его руки.

[2] I am very hungry — Я очень голодна.

***

Некоторое время спустя Титов пьет кофе и задумчиво рассматривает застывшую посреди кухни Исаеву. Все еще не знает, как начать серьезный разговор. Не хочет ассоциировать ее с тем человеком, который убил его отца и пытается уничтожить его самого.

Грудь Адама сжимается, препятствуя нормальному функционированию организма, затрудняет дыхание.

Хр*н с тем, что она Исаева!

Его Ева — это просто Эва.

Но ему необходимо внести какую-то ясность в их отношения. Понять, чего она от него хочет.

— Зачем ты приехала, Ева? Что у тебя случилось?

Повисшие вдоль ее тела руки медленно сжимаются в кулаки.

— Я в порядке. У меня все хорошо.

Но он знает, что это ложь. В глубине души она горит.

— Я могу тебе помочь.

Неожиданно. Для них обоих.

— Мне не нужна твоя помощь. По правде говоря, ничья не нужна.

Титов глубоко вдыхает и поджимает губы.

— Тогда сними футболку, Ева. Я хочу тебя осмотреть.

Она приоткрывает рот и замирает. Не спешит выполнять требование. И подозрения, что закрались в его сознание во время секса, когда она упорно не разрешала снять с себя топ, углубляются.

— Я жду, Эва.

— Нет. Я не стану…

Отставив чашку, Титов подходит к ней и хватает край футболки, которую она у него одолжила после ванны. Ева пытается сопротивляться, отчаянно отталкивая его руки. Ее широко открытые глаза таят немую просьбу — остановись.

Но он не отступает. Раздевает ее.

Оставшись в одних лишь трусиках, девушка прекращает движение. Не пытается прикрыться руками, потому что это бесполезно. Замечает, как напрягается лицо Титова. Слышит, как замирает его дыхание, и как срываются ругательства.

Он видит красно-синие пятна вдоль ее ребер. Испытывает резкую боль. Та просто разрывает его грудную клетку. Перекрывает дыхание. Ускоряет сердцебиение. Повышает температуру тела.

Он хочет убить того, кто посмел это сделать.

Без промедления. Без выяснения обстоятельств.

Уничтожить.

Взгляд Титова буквально ослепляет Еву. Внутри нее вспыхивают искры надежды, которых не возникало уже долгое время, и это очень сильно ее пугает.

Она вздрагивает и опускает веки.

— Все хорошо у тебя? Говоришь, нет проблем? Черт возьми, Ева..

— Это не проблема, — останавливает его быстрым хриплым шепотом. — Это случайность. Я просто упала. Со всеми такое бывает.

Когда они снова встречаются взглядами, Адам до крови закусывает губу.

— Перестань врать, Ева. Укажи направление. Я убью этого зверя.

Исаева прилагает усилия, чтобы рассмеяться. Чувствует, как этот смех продирает гортань, а глаза наполняются жгучими слезами.

— Откуда столько участия, Титов? — резко переводит дыхание. — Правда, если ты думаешь, что меня избивают, то это просто смешно.

Но ее голос теряет эластичность, отказываясь проявлять те ноты, что она ему навязывает. Слезы грозятся пролиться в любую секунду. Адам, как назло, не реагирует на издевку в ее голосе. Упрямо смотрит ей в глаза.

Не выдерживая этого взгляда и своих эмоций, она стремительно отворачивается. Титов встает за ее спиной, но больше не касается. Она чувствует лишь тепло, идущее от его тела к ее.

— Ева? Это делает твой отец?

Вопрос, который окончательно взрывает ее равновесие.

Мотает головой, слишком сильно отрицая то, что для Адама уже не является тайной. И все же он ждет, что Ева поделится этим с ним самостоятельно.

Только она не в состоянии ни подтвердить, ни опровергнуть его догадки.

— Скажи мне, Эва.

Такие вещи нельзя озвучивать. Разве он этого не понимает? О таком не говорят. Но Титов продолжает напирать.

— Это делает твой отец?

"Скажи ему…"

"Нет!"

"Что, если после этого станет легче…"

"После этого будет только хуже. Все станет слишком реальным" "А вдруг: вообще ничего не изменится?"

"Не скажешь — никогда не узнаешь"

"Никогда…"

— Да.

Короткое слово, но такое опаляющее. Опустошающее. Выжигающее изнутри.

— Я убью его, Ева.

— Ты не можешь убить моего отца. Ты, — порывисто вздыхает, — в любом случае, не должен никого убивать.

— Убью.

Обернувшись, Исаева отталкивает его и, подняв с пола футболку, прикрывает дрожащее тело.

— To, что ты говоришь… Боже, да все, что мы делаем — это не имеет никакого смысла, — наконец-то, в ее голос возвращаются нужные ей холодные ноты. — Я же намереваюсь уничтожить тебя, Адам. А ты — меня! Я собираюсь наказать тебя за все, что ты совершил! За Захару… Я не прощала тебя, если вдруг показалось… Все, что между нами происходит, начиная с Дальницкого — это не серьезно, — приходя в замешательство, делает паузу.

Понимает, что не должна была этого говорить Титову. Не планировала ничего подобного. Все произошло спонтанно и, что хуже всего, эта тирада произнвсена больше для себя. Чтобы напомнить реальное положение вещей.

Злится. Толкает Адама в грудь.

— И я не должна предупреждать тебя. Ты сам все знаешь.

"Давай…"

"Твой ход, Титов…"

Он смотрит на красные полосы на ее шее, следы своей неосторожной ласки. Заглядывает в ее черные глаза.

Образ Евы его задевает. Но он пока не может этого озвучить, чтобы не испугать ее.

— Эва, Эва… Знаешь, в игре с чужими чувствами все-таки есть одно исключительное правило, — заворачивая язык, прикусывает его. Выдыхает, в попытках сохранить полноценную хладнокровность. — Нужно быть очень осторожным, если вступаешь в игру с нехорошим человеком. Особенно, если ты сам — нехороший. Именно в таких, по закону Мэрфи[1], влюбляются, — Исаева высокомерно задирает нос и следом же за этим взволнованно сглатывает. А Титов усмехается, наслаждаясь тем, что она ловит каждое его слово. — И если уж мы дошли до предупреждений, любимая моя гадина… — его голос непроизвольно становится хриплым. — Я буду тем, кто навсегда уведет тебя из дома отца.

Судорожно выдыхая, Исаева смотрит на него, не в силах отвернуться. В который раз рассматривает покрывающие его рельефное тело черные штрихи татуировок, знаки и символы, косые надписи. Поднимается обратно к его глазам и понимает, что именно его взгляд решает для нее все. Абсолютно все. To, как Титов смотрит на нее. Не важно, что говорит, каждый его взгляд заставляет ее загораться восторгом.

Но сегодня еще и слова Адама имеют необычайную силу. Сердце Евы выходит из строя. Сжимается и нвсется, словно сумасшедшее.

***

Поддевая носками кроссовок мелкие камешки и редкий мусор, Титов медленно бредет к машине. Заставляет себя двигаться против воя зимнего ветра.

Вперед.

Ева настояла на том, чтобы он отвез ее домой до рассвета. Он, черт возьми, не хочет ее там оставлять. Но, что он может сказать ей, если Исаева постоянно его отталкивает?

Сжимая губы, Титов вдыхает через нос холодный воздух и некоторое время, в попытке заглушить странные эмоции, что множатся внутри него, просто прокручивает в голове все, что Ева ему сегодня сказала.

Отключая сигнализацию, забирается в салон.

Тишина оглушает. Именно в ее атмосфере критически учащается сердцебиение и безумно скачет пульс.

Порывается вернуться.

Достает телефон, чтобы написать Исаевой сообщение, когда натыкается взглядом на зачетную книжку, оставленную ею на пассажирском сидении. Из-под обложки выглядывает белый лист бумаги.

Записка. Бл*дь, он знает, что она ему не понравится.

Субъект. Информация. Действие.

Наталья Юрьевна Ломоносова. Зачет по социологии. Добейся не меньше, чем 4 балла.

Резкий вдох поднимает его грудь. Живот стягивает узлом. По венам стремительно разливается огонь.

Играя желваками, набирает для Евы сообщение.

Джокер: Ты хочешь, чтобы я тр*ахнул ее?

Ожидание ответа кромсает нервы Адама на отмирающие нитки.

"Не делай этого, Ева… Бл*бь, только не проси меня об этом…"

Он ведь не отступит. Он ведь так не умеет. Примет ее задание, каким бы оно не было.

Так или иначе, Исаева не оставляет ему выбора.

Аномальная: Если потребуется, Титов. Почему нет?

Он быстро и глубоко вдыхает. Прикрывает веки, контролируя дыхание, пока не приходит еще одно сообщение.