Солдаты получили приказ, и целый день палубы и трапы кораблей скрипели под их сапогами. Но миссис Чэпмен так и не обнаружили.

– Видно, ей правда покровительствует диавол, – горестно вздыхал преподобный, ощущавший себя отчасти виновным в том, что произошло. – Он и свел ее с ума, ведь прежде эта женщина была добра ко всем и кротка, как ангел.

Хупер продолжал сидеть в своей камере. Но теперь по просьбе капитана Айвора его хотя бы начали пристойно кормить.


Кэтрин в эти дни почти не покидала приют. Женщины видели, в каком она состоянии, жалели ее и старались если не поддержать, то, по крайней мере, не огорчать своими поступками. Даже Элис Аттвуд притихла и с большим рвением взялась за работу; два платья были почти готовы, оставалось украсить их кружевом и тесьмой, и, судя по подсчетам, к концу августа должна была появиться первая небольшая прибыль. Впрочем, о прибыли Кейт сейчас думала меньше всего: она скучала по Мэри и все ждала, что подруга приедет ее навестить. Но Мэри не появлялась. Зато в один из вечеров в дверь постучали, и девушка увидела на пороге приюта смущенного Джейсона.

– Ну, как вы? – спросила Кейт, угощая его чаем. – Трудно, наверное, в одночасье из дворецкого превратиться в конюха?

– Господь с вами, мисс Маккейн! – отмахнулся Джейсон. – Вы просто не знаете мистера Айвора. Дня не прошло, как старик поостыл и начал жалеть о своем решении. Без лишних слов мне вернули должность и сделали вид, будто ничего не произошло. И вам не стоило ссориться с ним. Выждали бы чуть-чуть, а потом попросили прощения.

– А что с Мэри? – Девушка внимательно посмотрела на него. – Она до сих пор сидит взаперти?

Мужчина неловко заерзал на стуле.

– Видите ли, мистер Айвор отменил наказание и распорядился выпустить дочь, но мисс отказалась выйти из комнаты и закрылась на ключ изнутри. Губернатор пробовал уговорить ее… мы все пробовали, но она никого не желает слушать. Вот я и подумал… быть может, вы, мисс Маккейн, сумели бы убедить мисс Айвор прекратить бессмысленное затворничество? Она вас послушает, вы же ее лучшая подруга.

– Именно поэтому я и не стану вам помогать, – помолчав, ответила Кейт. – Я уверена, Мэри знает, что делает, и, если она таким способом выражает протест, я готова ее поддержать. К тому же, – она невесело усмехнулась, – я не вернусь туда, откуда меня с позором изгнали. Отныне мой дом здесь.

Джейсону пришлось уехать ни с чем. Однако на следующий день Кейт решила, что пора прекращать сидеть в четырех стенах, отправилась в госпиталь на осмотр и там между делом поделилась своими переживаниями с доктором Норвудом.

– Скверно получилось, – вздохнула девушка. – Бедная Мэри, она мне жизнь спасла, а я ей – испортила. Мистер Айвор отчасти прав, и вы тоже: я плохая подруга, я приношу несчастья всем, кто сближается со мной, из-за своей склонности к авантюрам. И да, я получила по заслугам, но Мэри… она такого не заслужила. Мне хочется чем-нибудь помочь ей, но я не могу! – Кэтрин всплеснула руками, и Стейн заметил слезы в ее глазах. – А кто еще, если не я? На капитана я бы не стала рассчитывать. Мистер Пламмер, несмотря на его чувства к Мэри, всегда будет на стороне губернатора…

Она хотела что-то еще сказать, но закашлялась и замолчала. Стейн протянул ей стакан воды с успокоительными каплями, а потом сдержанно проговорил:

– Вам нельзя нервничать, мисс Маккейн. Возвращайтесь к себе и отдохните. Я попробую что-нибудь сделать для мисс Мэри-Энн.


Мэри лежала на кровати и смотрела в потолок.

Так проходили теперь ее дни. Когда отец вынес ей приговор, не дав оправдаться, Мэри от обиды и отчаяния проплакала до темноты. Да, они с Кейт поступили весьма опрометчиво. Возможно, им следовало поехать не в церковь, а сразу к господину судье и все ему рассказать. Или взять с собой кого-то еще, например, Джейсона. Но смогли бы они тогда вынудить миссис Чэпмен признаться в убийстве? Получили бы нужные доказательства? Вряд ли. Китти играла с огнем, но она хорошо все продумала. Мэри поражалась ее уму и бесстрашию, одновременно удивляясь своей находчивости и дерзости. Впервые она ударила человека, желая его убить. И чем? Библией! Бесценным старинным изданием, хранившимся у алтаря. Сейчас это виделось святотатством, но в тот момент для Мэри существовала только одна настоящая ценность: жизнь ее лучшей подруги. Она бы все это рассказала отцу и потом непременно попросила прощения, но… Эдвард Айвор не пожелал ее слушать. И самое грустное – он поступил как барон Джейкоб Дуглас, запиравший ее за любой проступок: мысль об этом наполнила сердце Мэри мучительной болью. Но когда первые слезы высохли, ее вдруг охватила злость и желание настоять на своем. Показать отцу, что отныне она сама будет распоряжаться своей свободой, – пусть и не так, как от нее ожидают.

Когда Рамла наконец отперла замок и елейным голосом сообщила, что мистер Айвор прощает мисс и позволяет ей выйти, Мэри выхватила у нее из рук ключ, захлопнула дверь перед носом служанки и, закрывшись на все обороты, попросила передать отцу, что она не прощает его. Девушка не отвечала ни на просьбы, ни на угрозы выломать дверь, ни на увещевания, хотя в глубине души ей было жаль отца. Но Мэри прекрасно понимала: если проявить слабость один раз, он, увы, не станет последним. И надеялась, что Кейт сейчас так же упрямо сражается за свое право быть выслушанной, понятой и свободной.

В своем добровольном заточении девушка много думала, а когда засыпала, ей виделись какие-то странные, смутные обрывки снов, которые утром она тщетно пыталась сложить в единое целое. Чувство голода беспокоило ее, но не сильно; чистой воды в кувшине было достаточно, и пила она по чуть-чуть, только чтобы не испытывать жажду. Каждый день к ней кто-нибудь приходил с уговорами: Джейсон, отец, прислуга и даже Чарлз. Слова, которые он говорил ей, были, по сути, правильными, но Мэри все время казалось, что вместо него она явственно слышит отца. Поэтому и отвечала ему, как Эдварду Айвору: нет, не открою, и не смейте меня заставлять.

Возможно, она бы сдалась, если бы ее попросил Роберт. Но брат к ней не приходил – Мэри подозревала, что он вообще не знает, в каком она положении. Скорее всего, капитан занимался поисками убийцы, чтобы Хупера побыстрее выпустили из тюрьмы.

Снова раздался стук, и девушка, повернув голову, негромко спросила, кто там. Она все ждала, что услышит голос Кэтрин, но это опять оказалась Рамла.

– Мисс Айвор, – жалобно протянула она, – умоляю, спуститесь вниз! Вас пришел навестить доктор Норвуд!


Губернатор выглядел нездоровым: лицо посерело, глаза запали, руки то и дело подрагивали. Душевное состояние мистера Айвора находилось в еще большем упадке, и Стейн, посчитав его пульс и послушав сердце, был вынужден прописать ему успокоительную микстуру. Но собственные недуги не волновали старика: он переживал только о дочери.

– Что я наделал, доктор Норвуд! – сокрушался он. – Я так испугался за Мэри, что на какое-то время словно лишился разума! Я кричал на нее и вел себя, как настоящий тиран! Бедная моя девочка, я не должен был с ней так поступать. Лучше бы я отругал одну мисс Маккейн и посадил ее под замок – это стало бы хорошим наказанием и для Мэри. А теперь… моя дочь взаперти уже несколько дней, ничего не ест, и вода у нее, должно быть, закончилась. Что же мне делать, доктор? Я боюсь, что она погубит себя!

– Вы пробовали поговорить с ней?

– Разумеется! Но Мэри не желает со мной разговаривать. Она никого не слушает, даже мистера Пламмера. Уж как он убеждал ее, умолял, ради своей любви…

Стейн едва заметно усмехнулся. А потом предложил:

– Пусть служанка поднимется к мисс Айвор и скажет, что я хотел бы ее увидеть.

Губернатор с сомнением посмотрел на него, однако решил попытаться – вдруг повезет? – и позвал Рамлу. Женщине было велено передать Мэри-Энн, что к ней пришел доктор Норвуд, и служанка ушла, но очень скоро вернулась. Как и ожидал мистер Айвор, одна.

– Прошу прощения, сэр, – печально проговорила она, – но юная мисс ответила, что если вы беспокоитесь о ее телесном здоровье, то не стоит: она чувствует себя хорошо и в услугах врача не нуждается.

– Ну, вот, – вздохнул мистер Айвор, – и так каждый раз. Ступай к себе, Рамла.

– Подождите, – вдруг сказал Стейн. И замолчал, удивившись тому, что собрался сейчас сделать. Это было неожиданно даже для него самого. «Хочу ли я этого? – спросил он себя. – Правильно ли я поступаю по отношению к девушке? Не пожалею ли я о том, что решился на этот шаг?» Что-то внутри него еще сомневалось, приводя различные доводы против, но мудрое сердце на все три вопроса тихо ответило: да.

«Матушка была права: я слишком долго страдал, и теперь хочу попытаться начать все заново, ибо я это заслужил».

– Передайте мисс Мэри-Энн, – наконец произнес он, – что я пришел сюда не просто так, а с намерением предложить ей руку и сердце. И хотел бы сделать это не через дверь, а здесь, в присутствии мистера Айвора, чтобы сразу получить его родительское благословение.

Рамла изумленно округлила глаза. Эдвард Айвор в первый момент растерянно заморгал, а потом нахмурился:

– Не стоит шутить такими вещами, доктор. Возможно, это заставит дочь выйти, но после она возненавидит нас обоих.

– Я не шучу, – спокойно ответил Стейн. – Я действительно хочу предложить ей стать моей женой. – И, увидев выражение лица губернатора, с усмешкой добавил: – Понимаю, вас смущает мое происхождение. Вы надеялись выдать дочь за человека знатного, состоятельного, желательно близкого к вашему кругу… Этельстейн Уильям МакМоран, единственный сын и наследник графа Норвуда вам подойдет?

Мистер Айвор застыл, пораженный услышанным. Рамла опомнилась первой: подобрала юбки и выбежала из гостиной. В наступившей тишине было слышно, как она, громко топая, несется по лестнице, а потом возбужденно и громко что-то говорит. Довольно долго ничего не происходило – за это время Стейн успел рассказать губернатору о своей семье и о том, как попал на Бермуды. Наконец в коридоре раздались шаги и на пороге появилась Мэри – немного бледная, изможденная, но, что порадовало отца, в новом платье и с аккуратно убранными волосами.