– Я попрошу его взять письмо для моей матушки, – подумав, сказала Кейт. – Нужно предупредить ее о том, что я задержусь, и сообщить о замужестве. Разумеется, без подробностей: я все расскажу, когда мы увидимся. – Она вздохнула: – Я бы не вернулась, если бы не наследство отца и не оставшиеся восемь тысяч приданого. У меня сейчас нет ни пенни, зато много планов, требующих вложений.

Мэри не особо прислушивалась к разговору: у нее в планах был только медовый месяц и наслаждение супружеской жизнью. Она понимала, что празднование скоро закончится и доктор Норвуд вновь сосредоточится на работе. Знала, что придется вставать на рассвете, чтобы собственноручно приготовить ему завтрак, и что в течение дня их будут ждать лишь короткие встречи. Но каждая минута, проведенная рядом с мужем, была для нее праздником, а близость с ним превращалась в настоящее торжество. Да и когда Стейн был далеко, думать о нем было невыразимо приятно – даже занимаясь рутинными делами вроде наведения порядка в его рукописях или заточки перьев. Счастье, словно мозаика, складывалось из мелочей, и Мэри старалась не упустить ни одной из них. Нежный взгляд, улыбка, прикосновение, поцелуй на прощание и при встрече, чистый, уютный дом, в который хочется возвращаться, и искреннее признание: «Я так тебя люблю…»

О своих делах она тоже не забывала. Каждый день приезжала в госпиталь и развлекала больных чтением, дважды в неделю устраивала встречи в доме мисс Уэст, продолжая учить юных мисс декламации и актерскому мастерству, ежедневно навещала отца и играла ему на клавикорде. Вместе с Робертом и Кейт выезжала на прогулки верхом или приглашала их в гости и поила чаем прямо на берегу, расставив посуду на покрывале. Иногда, когда Роберт был занят, они вдвоем с Кейт бродили босиком по воде и собирали разноцветные камешки… Словом, жизнь казалась Мэри сказочно безмятежной; и тем сильнее она удивилась, узнав, что для ее возлюбленного в те дни все было иначе.

Стейн ничего не сказал жене об угрозах со стороны Таккера и заявлении Пелисье, чтобы не тревожить ее воображение, но себе постоянно напоминал о том, что предупреждали его не напрасно. Так и вышло: вскоре после свадьбы совет попечителей устроил в госпитале ревизию и затребовал финансовые отчеты за последние два месяца. Несколько дней какие-то люди копались в его бумагах и рыскали по всему заведению, но ничего подозрительного не обнаружили. Затем Берни и Риггз признались, что неизвестные лица обещали им крупные суммы за то, чтобы они нашли изъяны в работе доктора Норвуда и дали показания против него – то есть, попросту оболгали, но получили категоричный отказ. Стейн только посмеялся, но почему-то сразу подумал, что преследователи на этом не остановятся. И оказался прав, вот только предугадать их следующий шаг не смогла бы даже бурная фантазия Мэри.


Однажды поздно вечером, когда мистер и миссис Норвуд уже собирались лечь спать, в дверь их домика постучали. Стейн, понимая, что его услуги могут понадобиться в любое время, взял свечу и пошел открывать, но внезапно дверь распахнулась от пинка и в прихожую, оттолкнув доктора, ввалились двое рослых, плохо одетых мужчин, от которых несло табаком и пивом. Свеча выпала из подсвечника, покатилась по полу, и Мэри, опасаясь пожара, выскочила из спальни, чтобы ее поднять.

– Хватай калеку, – буркнул один из незванных гостей, жадно оглядывая полураздетую молодую женщину. – А я помилуюсь с его женушкой.

Его приятель ринулся к доктору, и Мэри в ужасе отшатнулась, представив, что эти двое могут сделать со Стейном и с ней… Но в следующее мгновение услышала дикие вопли и увидела, на что способен ее муж. Несмотря на увечье, он двигался быстро, нанося противникам точные удары в самые уязвимые места, и вскоре один из них с воем покатился по полу, прикрывая разбитое в кровь лицо, второй, выронив лом, мешком свалился доктору под ноги, а Стейн, невредимый, брезгливо отряхнул руки и повернулся к жене:

– Мэри, – спокойно проговорил он, – на кухне в сундуке лежит моток веревки. Будь добра, принеси его.

Она выполнила просьбу, и только потом, понаблюдав, как умело он стягивает на руках и ногах незнакомцев узлы, которые невозможно развязать, робко спросила:

– Но как… как ты сумел?

– Любовь моя, – усмехнулся доктор, – я джентльмен, фехтованию меня обучали с детства. Кроме того, я полгода пробыл среди пиратов и многое перенял у этих славных ребят. – Он рывком поднял с пола громилу, который находился в сознании, и усадил его на стул. – И потом, я врач и знаю, как сделать боль невыносимой. Принеси-ка из кабинета мои инструменты.

Мэри послушалась. При виде блестящих, остро заточенных хирургических приспособлений незнакомец задергался и завыл еще громче:

– Не надо, прошу, умоляю вас, сэр! Я все расскажу!

– Кто вы такие и что вам здесь нужно? – вертя в руках скальпель, спросил Стейн.

– Я Смит, а он – Броуди, сэр! Нам заплатили… приказ господина Таккера… велели вас проучить… но не до смерти, лишь покалечить!

Стейн коротко ударил, и голова мужчины бессильно повисла. Доктор оттащил обоих нападавших к дверям, проверил, крепко ли держат веревки, и стал одеваться. Мэри с тревожно бьющимся сердцем следила за ним.

– Этельстейн, – прошептала она, – что ты собираешься делать?

– То, что должен, – ответил он, забирая свою трость. – Мэри, тебе придется остаться здесь и ждать прибытия отряда патрульных. Если эти двое очнутся и станут о чем-то просить, ты не должна доверять им. Я могу рассчитывать на твое благоразумие?

Вместо ответа девушка подошла к камину и взяла со стойки тяжелую кочергу.

– Буду сидеть тихо, как мышка, – пообещала она. А потом усмехнулась: – И они тоже.

Глава сорок пятая

Стейн был настолько зол, что не чувствовал боли, быстро шагая по опустевшим улицам. Дворецкий в особняке Таккеров, увидев его перед собой, испуганно засуетился:

– Господина Таккера нет, он на приеме по случаю дня рождения мистера Генри.

Доктор молча развернулся и направился вниз по переулку: дом Таккера-младшего сверкал огнями в самом его конце.

Он не стал размениваться на любезности и ждать представления, а буквально вломился в гостиную, где пили херес джентльмены из всеми уважаемого семейства, и произнес, с холодной яростью глядя на изумленного таким поведением патриарха:

– Я не был против ревизии в госпитале: совет попечителей вправе знать, куда уходят выделенные средства. Не возражал, когда подчиненных просили указать недочеты в моей работе, хотя предложение лгать за большие деньги недостойно порядочного человека, коим вы были в моем понимании. Но подсылать мерзавцев, готовых избить беззащитного доктора и совершить насилие над его женой, это уже слишком, вам не кажется, господин Таккер?

В гостиной повисла тишина. Все присутствующие повернулись к старику, который медленно поднимался из своего кресла – его глаза под густыми бровями гневно сверкали, ноздри раздувались от злости. Но все его негодование разбивалось о непоколебимое спокойствие доктора Норвуда.

– Преступники пойманы, допрошены и переданы патрульным, – жестко проговорил он. – И уже завтра общество Сент-Джорджа будет вытирать ноги о вашу хваленую репутацию.

Еще несколько мгновений Стейн и Гарольд Таккер в упор смотрели друг на друга, а потом самый влиятельный человек в городе неожиданно опустил взгляд, и в голове доктора впервые мелькнула мысль, что, возможно, старик непричастен к произошедшему. Словно подтверждая его догадку, со своего места поднялся бледный, трепещущий Пелисье, пробормотал: «Прошу прощения» – и тенью выскользнул из комнаты.

Лицо господина Таккера побагровело, на лбу выступила испарина. Все так же молча он глянул из-под бровей на двух крепких, широкоплечих мужчин, стоявших у окна, и те, коротко поклонившись, вышли следом за бывшим аптекарем.

– Доктор Норвуд, – наконец, тяжело вздохнув, заговорил глава семейства, – я приношу вам свои извинения и даю слово, что подобного больше не повторится. Возвращайтесь домой и, прошу, в знак нашей дружбы, забудьте об этом инциденте.

Стейн удержался от соблазна высказать что-то еще, сдержанно поклонился и вышел. Дома его встретила взволнованная Мэри, которая сообщила, что нападавших забрали солдаты, с которыми были еще какие-то люди. Она собиралась уведомить о случившемся мистера Айвора, но Стейн убедил ее не делать этого и поставить в известность лишь Роберта. Как ни странно, капитан согласился с ним, пояснив, что не стоит расстраивать отца и еще больше распалять его давнюю вражду с Таккером.

Принятое ими решение оказалось правильным. От ночного происшествия не осталось никаких следов, арестованные Смит и Броуди куда-то исчезли, о Пелисье тоже больше никто ничего не слышал, словно его и не было на острове, а через два дня после этих неприятных событий решением совета попечителей доктор Стейн Норвуд был назначен на должность заведующего госпиталем с правом участия в заседаниях городского управления.


К концу сентября океан успокоился, и в Сент-Джордж стали все чаще приходить корабли, в том числе с Багамских островов. Однако мистер Грэм Спенсер все не появлялся и Кейт начала нервничать: она подозревала, что дядя затеял очередную авантюру и либо уплыл в Англию без нее, либо решил не возвращаться вовсе. Немного подумав, Роберт предложил ей отправиться домой, не дожидаясь мистера Спенсера, или же забыть о наследстве и остаться здесь.

– Я обещала матери, что вернусь, – возразила Кейт. – Без меня нельзя вскрыть завещание. И потом, Роберт, нам очень нужны деньги. Ты собирался купить землю и построить наш собственный дом, а мне предстоит возродить из пепла приют и помогать с мастерской мисс Уотерс. У тебя хорошее жалование, но, боюсь, нам его не хватит.

– Конечно, не хватит, – проворчал Эдвард Айвор. И тут же напомнил: – Между прочим, кто-то хотел привезти фортепиано в подарок сестре.

Вскоре появился еще один повод посетить метрополию92: очередной пакетбот из Плимута привез новость о том, что третьего сентября в Париже были подписаны мирные договоры между Англией, Америкой, Францией и Испанией, ознаменовавшие конец войны за независимость Соединенных Штатов. Британия потеряла тринадцать колоний и три острова, но Бермуды по-прежнему оставались ее коронным владением, и в честь этого, а также за долгую и верную службу, Его Величество жаловал губернатору Эдварду Айвору почетное звание рыцаря-бакалавра93, право именоваться «сэр» и носить соответствующий нагрудный знак на шейной ленте. Весть об этом вмиг разлетелась по городу и вернулась нескончаемым потоком поздравлений в адрес новоиспеченного рыцаря. Даже Гарольд Таккер соизволил прислать письмо, в котором назвал королевскую награду «справедливой и заслуженной», что, несомненно, улучшило его отношения с мистером Айвором. Вот только нагрудный знак и прилагающиеся к нему бумаги нужно было привезти из Лондона, и эту обязанность губернатор, в силу возраста разлюбивший морские путешествия, с легким сердцем передал сыну.