Подумаешь, какая-то «Петухова».

Заметив, как я побледнела, Куприянов воспрял духом — даже глаза заблестели. А вот мне стало обидно за себя и жаль, что старшему внуку Матвея Ивановича уже никогда не стать порядочным человеком.

— Уволить меня вы не можете, это право есть только у генерального директора, — сухо напомнила часть своего рабочего договора. — А так как я являюсь его личным секретарем и доверенным лицом, то наши с ним рабочие отношения вас никоим образом не касаются. В этот кабинет могут войти только два человека — ваш уважаемый дед Матвей Иванович и Андрей Игоревич. Извините, но это правило, и оно вам хорошо известно.

Вообще-то, в кабинет могли войти три человека, включая меня, но я ведь сейчас не о буквальной стороне дела сказала, а о принципиальной.

— Конечно, если вы сейчас позвоните Андрею Игоревичу, и он распорядится передать вам ключи, то я с удовольствием это сделаю, — пообещала, стараясь держать лицо. Хотя хотелось облить этого пижона какой-нибудь зловонной гадостью, и желательно липкой! Но под рукой был только графин — на самый крайний случай.

— Я пробовал, но он не отвечает на мои звонки! — вынужденно и с досадой признался Куприянов.

— Это потому, что он занят. Я же сказала, что у него очень важные дела, и передала записку.

— Когда Воронов появится в офисе, немедленно сообщите мне! Сразу же!

— Конечно, Валерий Александрович. Непременно сообщу!

— С каким же удовольствием, Петушок, я тебя уволю, когда придет время, — пообещал мужчина. — И договор не поможет. Никто тебе не поможет! Скатишься у меня на самое дно, где тебе и место!

А вот от этих слов, прозвучавших будто шипение змеи, стало не по себе и откровенно страшно. Я знала, что он на все способен, но виду, что испугалась, не подала. Впилась рукой в стол, а глазами в него, оставаясь максимально натянутой.

Но ничего не ответила, с тем Куприянов и ушел. Какой же мерзкий тип!

Зато повадились другие визитеры, и всем подай Андрея Игоревича. Особенно его заместитель, Юрий Петрович, зачастил. Кабинет Долманского находился в противоположном конце этажа, но он самолично заглядывал к нам каждый час и справлялся о появлении генерального.

— Что, Дарья Николаевна, нет еще Андрея Игоревича?

— Нет, Юрий Петрович. Не приходил.

— И не звонил?

— Пока нет.

— Странно. Какое-то у меня неприятное предчувствие на его счет. Как бы с Андреем ничего плохого не случилось. Что-то на него не похоже — вот так взять и пропасть на три дня.

— Что вы, он непременно появится! Его… его дела срочные отвлекли! Незамедлительные! Но с ним всё хорошо!

— Ну, если что, то я у себя.

— Конечно!

Еле-еле обеда дождалась, чтобы закрыться в кабинете генерального, подальше от чужих глаз и ушей, и позвонить сержанту Лешенко.

Я так боялась, что он не возьмет трубку, но сержант ответил после второго гудка. Сказал в трубку хрипловато и неожиданно весело. Еще один странный тип!

— Приветствую, гражданочка Петушок! Ну, как там ваш муж поживает? Привыкает к семье и обязанностям?

— Очень смешно, товарищ сержант! — насупилась я, и не подумав разделить с полицейским его чувство юмора. — Вот вам весело, а я переживаю! Меня тут Кондратий хватит, пока вы на след киллера выйдете и свое расследование закончите!

— Что у вас стряслось? — сразу же насторожился Лешенко, став серьезным, и я выдала ему всё, как на духу — главным образом обрисовала проблему пропажи генерального с поля зрения сотрудников «Сезама».

— Я чувствую себя похитительницей, понимаете? А что, если меня раскроют? Не могу же я его вечно ото всех скрывать? Его заместитель уже начал что-то подозревать! Говорит, не похоже это на Андрея — пропасть на три дня и не давать о себе знать.

— Без паники, Дарья, иначе нас с вами ждет провал операции, а этого допустить никак нельзя! У вас спецзадание!

— Я это знаю, но что мне им всем говорить?! Предъявить-то нечего!

— А что вам первое приходит на ум?

— Что он, м-м… улетел? В другую страну. Личные обстоятельства? Пломба выпала? Понадобилась срочная примерка костюма или визит к парикмахеру?

— Годится!

— А как быть с рабочими проектами и стройками?

— У него наверняка есть заместители? Вот пусть и подключаются к управлению. Тем более, что у нас с напарником есть одно подозрение…

— Да? — навострила я уши.

— Мы выяснили, что у Куприянова в сообщниках не только Пригожева числится, но и кое-кто посерьезнее!

— Кто?

— Здесь замешано еще одно должностное лицо! И вот ему-то знать, где именно сейчас находится Воронов-младший, никак нельзя! Это чревато для последнего крайне негативными последствиями.

— Да вы что! — я ахнула.

— Все крайне серьезно, Дарья!

От огорчения чуть сама в кресло генерального не села — хорошо, опомнилась сразу. Ну, кто бы мог подумать, что в «Сезаме» столько змей развелось. Хоть террариум открывай! А ведь с виду все приличные, взрослые люди. И вот как тут на фоне серьезного заговора и тайной операции полиции жаловаться на собственные сомнения и неудобства?

Ну, не смешно ли?

Неужели я не смогу какую-то недельку потерпеть в своей семье Воронова? Зато он будет под присмотром. Уж мои-то дети его из внимания теперь точно не выпустят!

Глава 29

В общем, не стала я ничего говорить Лешенко, а попросила сержанта держать меня в курсе дела и побыстрее разоблачить преступников. А еще напомнила, что хорошо бы отправить сообщение матери Воронова от имени ее сына (раз уж документы и телефон остались в полиции). Что написать? «Привет, мам! У меня всё отлично, но очень занят. Решу дела и приеду! Скучаю!» Думаю, так.

Распрощавшись с сержантом, проставила на срочных документах печати, полила цветы и заперла кабинет. Разнесла деловые бумаги по нужным отделам, чтобы не тормозить работу компании. Вернувшись в приемную, перенесла встречи и совещания в журнале на следующую неделю, не забыв сделать соответствующие звонки и разослать уведомления всем заинтересованным лицам. Написала несколько писем, обработала корреспонденцию и, засучив рукава, засела за документацию, поток которой не иссяк, а из-за отсутствия шефа только прибавился.

Я так увлеклась сканированием старых договоров и занесением файлов в компьютер, что не сразу заметила появление в приемной Пригожевой, но брюнетку выдал стук каблуков. На этот раз Куприянов решил действовать не сам, а через свою сообщницу.

Ну, этого стоило ожидать. Рано или поздно, а мы с Людоедочкой должны были столкнуться лицом к лицу, так почему бы не сейчас? Но лично я с ней говорить не горела ни малейшим желанием, поэтому, уткнувшись в экран компьютера, застучала пальцами по клавиатуре, игнорируя ее приближение.

— Петушок? Неужели ты все еще здесь? — черная ехидна и не подумала скрывать своего ко мне отношения. — Какая жалость, а я так надеялась, что тебя уволили.

Дел было выше крыши, к тому же шел рабочий день, поэтому я решила не поддаваться на провокацию брюнетки, а соответствовать своей должности.

— Добрый день, Пригожева. Я вас слушаю.

— Мне нужен Андрей Игоревич.

— Он всем нужен, — холодно отчеканила я. — Конкретно по какому вопросу?

— По личному, который тебя не касается. Как я могу его увидеть?

На этот вопрос у меня имелся готовый ответ.

— Исключительно в приемные дни и в порядке очередности. Сейчас внесу вас в список желающих. Думаю, месяца через два, когда Андрей Игоревич освободится и найдет время для личных вопросов, он вас примет.

Но Людоедочка не была бы собой, если бы не показала акульи зубки.

— Значит, месяца через два?

— Да, или через три. Но никак не раньше.

Тук-тук-тук. Я дальше застучала по клавишам, не обращая внимания на пышущую гневом брюнетку. Говорить мне с ней не хотелось и созерцать ее змеиное личико тоже.

Пригожева обернулась — в приемной кроме нас никого не было, и она осмелела. Подступив к столу ближе, наклонилась, опустив на него ладонь.

— Где Воронов, Петушок? Говори! — потребовала. — Ты должна знать! Что происходит? Почему его нет в офисе?

Я подняла на нее глаза и столкнула руку. Нечего мне тут на важных документах свои отпечатки оставлять!

— Видимо потому, что он не обязан перед вами отчитываться, а я — отвечать. В этой компании у каждого свои обязанности, и у вас тоже. Вот и возвращайтесь непосредственно к своим, товарищ аналитик!

— Мы с Андреем… стали близки! Ты понимаешь, что это значит? Я за него волнуюсь!

— Не понимаю.

— Не прикидывайся!

— Не понимаю, причем тут я. Ваша личная жизнь меня не касается. Возьми и позвони ему сама, раз уж вы с ним «стали близки».

Хотела ответить ровно, а получилось сердито. Я сидела, как на иголках, и брюнетка это сразу заметила. Прошипела, не скрывая свою змеиную сущность:

— Теперь я вижу, почему старик Воронов взял тебя на это место, стерва рыжая! Но как бы ты не старалась, а выше стола тебе не прыгнуть! Не советую вставать на моем пути. Уж я постараюсь, чтобы все в «Сезаме» узнали, чего ты стоишь, и перемыли тебе косточки! Поверь, у меня есть для этого все возможности!

Я верила. И даже мой здравый смысл подсказывал промолчать, как я молчала до сих пор, игнорируя смешки и шепотки за спиной. Но сколько бы сплетен вокруг меня ни ходило, еще никто не бросал мне их вот так в лицо — словно это правда, за которую мне должно быть стыдно. И наступить на горло вскипевшему чувству собственного достоинства и справедливости оказалось не по силам.

— Я тоже, — неожиданно с вызовом пообещала в ответ.

— Что?

— Что слышала, выдра! Я тоже молчать не стану. Не только ты одна умеешь пользоваться жалом, у меня оно тоже есть. Думаю, нашим сплетницам будет интересно узнать, как Воронов тебя отшил! Надо же, саму Пригожеву, вы это слышали?!.. Всё! На апрель тебя запишу на прием, и не раньше!